Цена свободы (СИ)

- Что опять стряслось, сынок?! Давно я тебя таким не видела! На вот, поешь, успокойся и все мне расскажи! – заботливо предложила женщина, протягивая сыну хлеб и молоко.

- Ты разве не слышала, что барин собирается меня женить?! – возмущенно вопрошал Мефодий, раздраженно отмахиваясь от принесенной матерью еды. – Почему вдруг сейчас?! Он даже возможности мне не дал сделать самостоятельный выбор, как это было с большинством крепостных! Велел в семью Федосовых сватов засылать! – сказал, словно выплюнул, Мефодий, сжимая кулаки. – Мол, дочь их Дуняша - в самом соку девка!

Услышав имя девушки и вспомнив ее недомогание да резко изменившееся настроение, Трину вдруг догадка прошибла. Поставив крынку на деревянную лавку, накрыв ее ломтем хлеба, она вцепилась в плечи сына, заставляя смотреть себе в глаза.

- Что у тебя с Дуней?! - стала спрашивать женщина.

- О чем это ты? – вместо ответа, удивленно спросил Мефодий.

- Ты был с ней близок?!

- Нет, - растерянно ответил Трегубов хлопая глазами, все еще не понимая, чего от него мать хочет.

- Не лги мне, сынок! Девки на тебя то и дело сами вешаются! Ты спал с ней?!

- Говорю же тебе, нет! – вновь стал терять терпение Мефодий.

Оставив сына с его невеселыми мыслями, Трина отправилась искать Дуню, желая расспросить девушку более основательно и подтвердить или опровергнуть свои опасения. Спросив челядь с кухни, женщине ответили, что Дуню отправили к ключу воды набрать.

Выбежав за ворота поместья, Трина направилась туда же и, спустя время, застала Федосову возле ключа с коромыслом в руке, собиравшуюся поддеть два полных ведра воды.

- Погоди с водой, потолковать надобно! - махнула рукой женщина, подлетая к Дуне. – Тебе ведомо, что Николай Карпович велел моему сыну Мефодию просить твоей руки и сватов в твой дом засылать?

- Нет, - с долей испуга ответила девушка, вмиг бледнея и начиная озираться по сторонам.

- Ты в тягости?! – с места в карьер спросила Трина.

Дуня задрожала как осиновый лист и, прикусив губу, потупила взор в землю.

- Ответь же мне! Ты ждешь ребенка?! – стала терять терпение женщина, схватив Федосову за подбородок, заставляя смотреть себе в глаза. - Чей он?! От Мефодия?! Отвечай немедля!

- Трина Егоровна, голубушка! - взмолилась девушка, заливаясь долго сдерживаемыми слезами. - Не губите, умоляю! – молила она, падая женщине в ноги. – Николай Карпович с меня живьем шкуру снимет! Не губите!

- Отвечай, от кого затяжелела! – добавив к голосу властные нотки, спрашивала мать Мефодия.

- От Антона Николаевича… - выдавила девушка, разревевшись как белуга.

- Успокойся, - вымолвила женщина спустя время, накрывая и приглаживая трясущейся ладонью русую макушку Дуняши. – Дай Бог, все уладится.

Подняв с земли коромысло, Трина подхватила два полных ведра и заместь девушки понесла их в усадьбу, дав бедолажной выплакаться и привести себя в порядок.

«Сколько же ты, ирод, будешь меня и сына моего мучать?! Чтоб тебе пусто было, антихрист окаянный! - шла и мысленно проклинала барина Трегубова, на чем свет стоит, Трина. - Насколько покойный Кирилл Карпович был строг, но справедлив, настолько этот выродок, его младший брат, был подл и жесток».

Солнце потихоньку уходило в закат, а на улице вечерело. Увидев матушку с двумя полными ведрами, шедшую по двору, Мефодий быстро к ней подскочил, аккуратно перехватив на свое плечо коромысло.

Трина со вздохом облегчения поблагодарила сына за помощь, пряча от него встревоженные глаза.

- Мама, что с тобой?! – забеспокоился Мефодий. – На тебе лица нет! Ты так быстро ушла, не сказав куда!

- Хозяин тебя неспроста за Дуню Федосову сватает, - решилась открыться женщина, - она носит ребенка Антона Николаевича, а ты, как я погляжу, весьма удачная партия, - выдавила Трина сквозь зубы, зло покосившись в сторону барских хором, из которых совершить вечерний променад перед ужином, вышло всё Трегубовское кодло.

- Вот значит как?! – рявкнул Мефодий, бросая коромысло наземь, да так, что ведра раскололись, и ноги обоих водой окатило.

Смачно ругнувшись, Мефодий развернулся и побежал в сторону барского дома.

- Нет, сынок, не надо, не смей! – в ужасе крикнула Трина, осмыслив, что натворила. – Остановись Христа ради, умоляю! - причитала она, пытаясь догнать сына и схватить того за плечо.

Да все без толку. Набирая обороты, словно раздразненный бык на выпасе, Мефодий пёр буром, приближаясь к ненавистной троице.

- Вот значит как, барин?! – выплюнул он в лицо Трегубову. – По доброте душевной женить меня хотели на девке порченой?! И все это, чтобы Антошу своего в очередной раз выгородить?! - не давал слово вставить Мефодий, глядя дерзко прямо в глаза. – Невысокого вы с сынком полета птицы, в отличие от вашего покойного брата! Тот хотя бы имел яйца, - крикнул конюх, хватая себя за причинное место, хуже оскорбления не сыскать, - признать отпрыска нагулянного, а не возлагать его на плечи какого-нибудь крепостного олуха! Так не бывать этому фарсу! Я на это подписываться не стану!

Двор затих. Немая пауза. Что у челяди, что у господ рты нараспашку от такой неслыханной дерзости и открывшейся правды. Николая Карповича нервный тик бить стал, Наталья Дмитриевна пятнами пошла, а Антоша часто сглатывая, не знал, куда глаза девать.

- П-платов! – гаркнул Трегубов, первым опомнившись, подзывая к себе приказчика и нескольких подсобных. – Схватить наглеца и отволочь в конюшню! Всыпать паскуде двадцать пять плетей моей особой нагайкой, а всем смотреть, чтобы неповадно было!

Мефодия схватили двое дюжих прихвостней, заломили ему руки за спину и поволокли на конюшню. Все, кто был во дворе с тихим ропотом, словно послушное стадо, отправились следом.

Первым зайдя на конюшню, Семен Платов смёл с лавки крынку с молоком, дождался, когда приведут упиравшегося и ругавшегося отборным матом наказуемого, разорвал на его спине рубаху и велел парням положить Мефодия ничком.

Кто-то из сердобольных крепостных незаметно всунул конюху кусок толстой кожи, которую он быстро сжал зубами. Схватившись руками за лавку, Трегубов приготовился к очередной публичной экзекуции, в душе надеясь, что Ланской еще долго будет отсутствовать, и ему не придется лицезреть сию неприятную и душераздирающую процедуру.

========== Глава 8 ==========

Трегубов велел Антону отвести Наталью Дмитриевну в хоромы и дать успокоительного. Ни к чему благородной даме глядеть на кровавую расправу, еще, чего доброго, в обморок хлопнется. Проводив сына и супругу холодным взглядом, он незамедлительно отправился следом за всеми на конюшню.

- Николай Карпович, кормилец вы наш, Христом богом вас умоляю, смилуйтесь! – всхлипывала Трина, быстро следуя чуть поодаль от барина. - Погорячился Мефодий сдуру, молод еще! Меня накажите заместь него!

- Твой байстрюк, эта змея подколодная, что я пригрел на своей груди, в который раз дерзнул мне перечить и опозорить перед всей челядью! - зло цедил помещик, останавливаясь у широко открытых ворот конюшни, откуда ему было хорошо видно все место предстоящей экзекуции. – Слава богу, что их милостей здесь нет! Они бы на смех меня подняли, что я на эдакого наглеца управы найти не могу! Этот строптивец получит, что и обещано!

- Вы же его убьете! Двадцать пять плетей! – причитала женщина, бросаясь Николаю Карповичу в ноги. - Велите мне дать половину, умоляю! Это я заставила Дуню во всем сознаться!

- Дура ты, дура, - шипел Трегубов, упиваясь очередным унижением братовой девки, - поступил бы твой ублюдок как велено, не стал бы ерепениться и перед чернью меня срамить, женился бы по-тихому, а в качестве свадебного подарка получил бы от меня вольную. Да и тебе бы обломилось, будь ты посговорчивей, - добавил Николай Карпович, окатив Трину похотливым взглядом.

- Он сделает как велено, барин! Я смогу его убедить, богом клянусь! Он послушает! – заливалась слезами Трина, силясь оттянуть час расплаты, взывая к черной душе Трегубова, пытаясь там найти хоть каплю жалости, надеясь на чудо.