Мятеж Рогоносцев (СИ)

— Молитесь, чтобы король действительно готов был ради вас на все, иначе я подберу вам монастырь с самым суровым уставом, мадам. Возможно, там вы по достоинству оцените добродетель, которой вам так не хватает — смирение.

— Почему именно я, дон Алонсо? Почему вам не дают покоя именно мои прегрешения? Вокруг полно женщин, вышедших замуж по расчету, полно жен, изменяющих своим мужьям, полно лицемеров и подлецов, вспомните хотя бы собственного братца, дона Диего. Ответьте мне, почему?!

— Мадам, мне не было дела до вас и ваших интриг, пока вы не решили присвоить мое имя.

— Неправда. Вы прекрасно осведомлены о моей жизни, вы внимательно следили за мной задолго до того, как я стала именоваться графиней Луис эль Горра. Вы ненавидите меня. И я скажу почему. Помните тот вечер в АльмЭлисе, когда я дала вам пощечину? Нет, вы ненавидите меня не из-за того, что я тогда вас ударила. Вы не можете простить мне того, что я вам нравлюсь. Ваши чувства кажутся вам унизительными. Вам оскорбительна сама мысль о том, чтоб сделать меня даже своей любовницей, не говоря уже о том, чтобы жениться на мне.

— С вашей последней фразой я полностью согласен, — усмехнулся дон Алонсо.

— Но вас тянет ко мне, и вы ничего не можете с этим поделать. Вы просто обыкновенный мужчина, который хочет женщину и не может ее получить.

Несколько мгновений он внимательно смотрел на меня, сощурив глаза.

— С учетом того, что я знал о вашей добродетели, я счел себя вправе проверить, верны ли вы дону Педро. Было бы глупо отрицать, вы действительно красивая женщина и умеете этим пользоваться. Но человек тем и отличается от животного, что в состоянии контролировать свои порывы. Не пытайтесь и здесь торговать собой, мадам.

— Браво, дон Алонсо, вы настоящий благородный сеньор — оскорбляете женщину, когда она беззащитна и находится в вашей власти.

— Не я вас оскорбил, назвав вещи своими именами, вы сами оскорбили себя своими поступками.

В конце сентября, когда стало холодать, нас с Жанной перевезли в замок эль Горра. У нас не было с собой теплой одежды, и донна Изабелла передала мне свои старые платья. Некоторые из них я перешила для Жанны. Как всегда, моя дочь очень быстро освоилась в незнакомом месте: через неделю она уже бегала повсюду и, подружившись с Фернандо, придумывала всевозможные игры и забавы, незамедлительно приводимые другими детьми в исполнение. Передвигаться по замку я могла свободно, здесь нас с Жанной не запирали, как в мельничьей башне. Замок оказался таким же небольшим, каким казался издалека. Ров ему заменяла пропасть, толстые стены башен заканчивались тяжелыми островерхими крышами. Повсюду было много разных уступов и косых навесов, как я потом узнала, нужных для того, чтобы зимой все не заваливало снегом.

Я не привыкла сидеть без дела и, понемногу стала помогать укладывать провизию к зиме. Слуги сначала на меня косились, но коль скоро донна Изабелла ни разу не выразила своего неудовольствия, они постепенно привыкли ко мне.

Первое время я оставалась по вечерам в своей комнате с Жанной, заплетала ей косы на ночь и укладывала спать. Потом к нам стал заглядывать Фернандо, и донна Изабелла сказала, что мне лучше приходить вечером в большую залу. Видимо она не хотела, чтобы ее сын проводил со мной много времени.

Она была не многословна, спокойна, говорила тихим голосом. Тем не менее, в замке ее приказания исполнялись беспрекословно. Я ни разу не видела, чтобы она в чем-то перечила мужу, во всяком случае, на людях. Если она и бывала с чем-то не согласна, то об этом можно было лишь догадываться по слегка поджатым губам. Но проходила пара дней или недель, и дон Алонсо все равно делал так, как она хотела. Если между ними и не было большой любви, то уж взаимопонимание было точно.

После того разговора, дон Алонсо меня вообще перестал замечать. Да и мне тоже не хотелось с ним сталкиваться. После того, что я ему высказала, моя злость как-то схлынула. Я словно увидела всю свою жизнь чужими глазами и ужаснулась — неужели все и правда выглядит так? Теперь я ждала, что предпримет король, чтобы развязать узел, который он так мастерски завязал полгода назад.

Так прошла осень. Снег выпал рано, в середине октября. За неделю до этого дон Алонсо уехал с отрядом своих людей. А под рождество они вернулись, привезя с собой связанного по рукам и ногам монаха, того самого, который под присягой клялся, что обвенчал меня с доном Алонсо. Куда его поместили, я не знала, но в том, что, в конце концов, он заговорит, можно было не сомневаться.

Перед рождеством в ворота замка постучались Жак с женой. Они ехали в Луэстра-Чум, и Жак решил попытаться узнать, что со мной. Мне позволили с ними повидаться. Жак рассказал, что отец подал жалобу в церковный суд на дона Алонсо, за то, что тот продолжает сожительствовать с двумя женщинами, несмотря на вынесенное церковью решение. Теперь такая жалоба была только на руку дону Алонсо, но я не стала рассказывать об этом. Что толку? Я спросила, где сейчас король, и по взгляду, которым обменялись брат с невесткой, поняла, что его величество будет встречать Рождество куда как веселее нас и в куда более приятной компании.

После визита Жака нас с Жанной вновь отправили на мельницу. Послужило ли причиной тому, опасение, что теперь точно известно наше местонахождение, или причиной было недовольство донны Изабеллы дружбой между Фернандо и Жанной, или у дона Алонсо были какие-то другие соображения — можно было только догадываться.

Рождественскую ночь мы с Жанной встретили в мельничьей башне. Старик-мельник и его жена были нам рады, присутствие ребенка скрасило им Рождество, а уж я вместе с ними не дала Жанне скучать.

А через пару дней после Рождество на мельнице стало непривычно многолюдно. Большая повозка привезла из замка женщин и детей, тепло укутанных и напуганных. Оказалось, что в замке разразилась красная болезнь — в наших краях ее называли краснянкой, из-за того, что больной весь покрывался красными пятнами и задыхался от сильного жара. Первыми свалились в беспамятстве монах в подвале и один из стражников. Никто не успел понять, что это за болезнь, как следом заболел старик-привратник и его маленький внук. Среди тех, кто заболел, были и донна Изабелла с Фернандо. Я знала об этой болезни не понаслышке. В Ла Курятнике от нее умерло много народу весной за год до того, как я вышла замуж за Филиппа. Испугавшись за Жанну, я запретила ей выходить из комнаты. Но, слава богу, прошло несколько дней, и стало ясно, что в башне все здоровы. Мельник и его жена говорили, что рады компании, но болезнь всех напугала, у многих в замке остались родные, и они не могли не думать о том, что с ними. Когда на мельницу из замка привезли запас провизии, женщины бросились расспрашивать возницу. Тот сказал, что за прошедшие дни умер стражник. Уж и не знаю, как я на такое решилась, но только я попросила женщин присмотреть за Жанной, а сама уговорила возницу взять меня с собой в замок.

Моего появления сначала никто и не заметил, только Хосефа, девушка, ходившая за больными в нижней зале. Она попросила посидеть там, пока она сбегает на кухню и поторопит с обедом. Донья Хуана разрывалась между комнатой, где лежали Фернандо с донной Изабеллой, и нижней залой, куда уложили других больных. Увидев меня, она ничего не сказала. С каждым днем больных становилось больше, и моя помощь была кстати. Фернандо и его мать лежали в жару. Из обрывков разговора между доньей Хуаной и Хосефой я поняла, что дон Алонсо отправился в Ордению за лекарем. Донья Хуана боялась, что по такому снегопаду никому туда не добраться, можно заблудиться или упасть вместе с лавиной в пропасть. И, едва ли найдется лекарь, который решится по такой погоде, рисковать своей жизнью, чтобы пробраться в отдаленный замок.

Умер внук привратника, потом — монах, которого на время болезни положили со всеми. Больных было много, и те, кто помогал их выхаживать, сами заболевали, как Хосефа. Я знала, что в этой болезни наступает кризис, после которого человек начинает выздоравливать, но пока ни один из больных не пережил кризиса. Я пыталась, как могла продлить борьбу, удержать жизнь в теле больного, но силы были не равны, и те, чей организм был слабее, умирали. Самую тяжелую часть работы по уходу за больными взял на себя Бернардо — один из воинов дона Алонсо. Он помогал поднимать их, чтобы сменить постель и одежду, он же с двумя другими мужчинами уносил их уже мертвые тела. Донья Хуана, я и другие женщины днем и ночью не отходили от постелей больных, поили их, кормили, обтирали, как могли, пытались облегчить их мучения. Снег все шел, и беспросветное небо добавляло тревоги.