Проделки купидона

— Что там у тебя? — спросила мать, отпуская его руку и указывая на корзину, где щенки снова подняли голодный вой.

Он улыбнулся, глядя на маленькие беленькие мордочки. Крохи не сводили с него глаз, ожидая пищи.

— Психее давно хотелось завести собак, поэтому три недели назад я побывал в Англии, разумеется, с разрешения Зевса, и нашел для нее щенят. Она была в восторге от такого подарка.

— Да, конечно. Припоминаю теперь, что недели две назад она упоминала о щенках, хотя я не поняла тогда, что ты достал живых собак. Я думала, речь идет о каких‑то фарфоровых статуэтках из Японии. Подумать только!

— Нет, это настоящие.

Афродита явно не одобряла этого увлечения невестки. Приподняв брови, она пожала плечами.

— Ты ведь знаешь, я не интересуюсь собаками, хотя Артемида, наверно, захочет на них взглянуть, ведь она как‑никак охотница. Полагаю, в конце концов ты захочешь от них избавиться.

— Почему бы это? — удивился Купидон. — Щенки не мои, а Психеи. Я бы и не подумал отдавать их.

— Разумеется, нет, — сказала она поспешно. — Не знаю, с чего это мне пришло в голову? А приехала я сегодня в надежде, что ты сможешь покинуть на один вечер свой домашний очаг и свою жену и проводить меня во дворец Юпитера. Он дает бал в мою честь — да, мы с отцом наконец‑то помирились, и я надеялась…

— Я бы охотно исполнил твое желание, но сегодня что‑то случилось, и я не знаю, что мне делать. Видишь ли, Психея исчезла.

— Твоя жена исчезла? — спросила Афродита, широко открывая глаза и хлопая ресницами в нарочитом, как ему показалось, удивлении.

Купидон нахмурился, подумав, не имела ли мать какого‑то отношения к отсутствию Психеи. Впрочем, это казалось маловероятным — последнее время она относилась к невестке вполне миролюбиво.

— Когда я совсем недавно вернулся домой, в доме было темно, щенки скулили, а Психеи нигде не было видно. Судя по тому, как голодны собаки, ее нет уже давно.

Венера снова взглянула на корзину, и ноздри ее чуть заметно раздулись.

— Быть может, ты и прав. Ну и что? Она, вероятно, отправилась к Меркурию или еще куда‑нибудь. Мне никогда не понять, чем ей так мил этот проныра. Во всяком случае, я уверена, что она вернется, пока ты одеваешься. Прошу тебя, мой милый мальчик, поедем со мной! Пожалуйста! Это так много для меня значит. А что касается Психеи — ты делаешь из мухи слона. Я в этом абсолютно уверена!

Подойдя к сыну поближе, богиня похлопала его по щеке.

— Я так по тебе соскучилась! Поедем в моей колеснице и по дороге вспомним прошлое, когда ты был ребенком и Энтерос гонялся за тобой по саду с палкой.

Эрос взглянул в ее молящие прекрасные глаза, менявшие цвет в зависимости от ее настроения, солнечного света или сияния звезд. Он очень ее любил и всегда будет любить. Ведь она его мать.

— А кроме того, — настаивала Афродита, — очень возможно, что кто‑нибудь из гостей на бале знает, где она.

Купидон признал, что это, во всяком случае, может быть правдой. Праздники у Зевса всегда были многолюдны, и, если за исчезновением Психеи что‑то кроется, он сможет выяснить это, когда вино Вакха развяжет гостям языки, поэтому он согласился поехать с матерью.

Захлопав в ладоши, Венера стала торопить его. Купидон поспешно отнес щенков вниз. Накормив их, он проследил за тем, как они уютно устроились в корзине. У большой печи он оставил кухарке записку на пергаменте с просьбой позаботиться о щенках, пока он сам или Психея не вернутся.

Полчаса спустя Купидон сидел с матерью в колеснице, отделанной жемчужного и пурпурного цвета бархатом, которую голубки несли все выше и выше. Взглядывая на мать, он снова и снова убеждался, что никогда не видел ее такой довольной. Он мог бы приписать ее состояние новому роману или возобновлению старого, отчего и упомянул в шутку о Марсе. Однако Эросу обычно было известно о таких событиях еще раньше, чем они становились всеобщим достоянием. На этот раз он не слышал никаких сплетен, и у него самого не было никакого предчувствия.

— Значит, я ничего не смогу поделать? — спросила Александра, стиснув руки в коленях. Она сидела в кресле у постели, озабоченно глядя на нахмурившуюся Психею. Весь последний час они обсуждали очень сложную проблему — каким образом Александре избежать сетей, коварно расставляемых Энтеросом.

— Вы думаете, ему удастся завладеть моим сердцем?

Психея покачала головой:

— Если бы я только прихватила с собой какой‑нибудь эликсир моей свекрови — нечто вроде противоядия от любви, — тогда мы могли бы и не думать о его происках.

— Эликсир? — переспросила Александра.

— Да, это масло, изготовленное по особому рецепту из трав и цветов. У Афродиты есть и другое средство, которое вызывает любовь. Оно, по‑моему, готовится на розовом масле.

Александра ахнула и прижала руку к губам.

— Оно пахнет розами? — спросила она.

— Да, но неужели… не говорите только, что…

Александра кивнула.

Психея поджала губы.

— Так я и знала. Они в заговоре, и я наконец начинаю понимать их истинные намерения. — Она глубоко вздохнула, и Александре показалось, что ее новая подруга сейчас расплачется. — Я думала иногда, что все было слишком хорошо, чтобы оказаться правдой, — все эти изъявления любви со стороны Афродиты — да и Энтероса тоже. Они были так добры ко мне… — У Психеи задрожали губы. — Понимаете, они меня ненавидят — Венера и Энтерос. Полагаю, из ревности к Купидону. Ах, какая же я была дура! Я думала, мне удалось расположить их к себе!

Две слезы упали с длинных густых ресниц Психеи и покатились по щекам. Александра не удержалась и, наклонившись к Психее, погладила ее по руке.

— Не плачьте, — сказала она.

— Не буду. Я не должна плакать, — отвечала Психея, утирая слезы тыльной стороной ладони. — У нас и без этого хватает трудностей. Мы должны найти способ защитить вас от Энтероса. — Она помолчала немного. — Я знаю, что, несмотря на все эликсиры, лучшее средство от любви напускной — настоящая любовь. Вы кого‑нибудь любите, Александра?

Девушка открыла было рот, но тут же его закрыла и призадумалась. Она знала, что никогда не была по‑настоящему влюблена, хотя ей одно время очень нравился Майлор Грэмпаунд, с которым они были дружны с ее первого появления в свете.

— Не стану притворяться, что я любила, но есть один человек, который занимает особое место в моей жизни.

— Лорд Лонстон, — заявила Психея твердо. Озабоченность на лице ее сменилась улыбкой. — Вам не нужно ничего рассказывать, оракул уже сообщил мне… Что с вами? Что вас ужаснуло?

— Во‑первых… во‑первых, меня удивило, что оракулу известно обо мне и о Лонстоне, а во‑вторых — я вовсе его не люблю. На самом деле я его презираю! Это гнусный тип!

Александра перевела дух и уставилась на пылинку, приставшую к алому бархату покрывала.

Подумать только, Психея вообразила, что она влюблена в лорда Лонстона!

Можно ли придумать большую нелепость!

Александра не могла даже вынести такой мысли… но в памяти ее тут же возникла улица в Ситвелле, Лонстон, стиснувший ее руку, его горящие глаза. По всему ее телу разлилась теплота, непонятное возбуждение охватило ее. Ей показалось тогда, что Лонстон хотел поцеловать ее — в наказание, быть может, — и одно мгновение Александра даже сама того желала.

Ей пришли на ум его насмешливые слова: «Хотелось бы мне хоть раз увидеть вас настоящей женщиной, с добрым сердцем и мягкой речью!» — и Александра вспомнила, почему так презирает его.

Как же Лонстон заблуждается на ее счет! Ведь она и есть такая, и ошибка Лонстона в том, что он считает себя достойным доброты и нежности. Как бы не так! Жестокий и бессердечный, он играл сердцами неопытных женщин ради удовлетворения собственного тщеславия.

Но почему одно упоминание его имени так расстроило Александру? Почему память о его поцелуях неотвязно преследует ее? Почему присутствие его в Лондоне нарушило ее безмятежный покой? И почему оракул — сам оракул! — соединил их имена?