Проделки купидона

— Тринадцать лет назад, когда мне было десять. Она часто видела вас, и Купидона, и его брата, и их мать, и других обитателей Олимпа. Некоторые ее видения являлись и мне, только она просила меня не рассказывать о них родителям. Правда, очевидно, для папы и мамы это не было тайной, потому что год спустя после ее смерти мама сказала мне, что леди Эль была совершенно сумасшедшая. Поэтому она и твердила об античных богах и богинях, как будто и вправду их видела. Меня это так поразило, что я усомнилась и в собственном душевном здоровье… Но после того, как леди Эль не стало, у меня больше не было видений. Я решила, что все это было какое‑то странное явление, какие бывают иногда у подростков. Я не хотела верить, что страдаю той же болезнью, что леди Эль, поэтому убедила себя, что я только ей в угоду притворялась, будто вижу то же, что и она. Так и шло до недавнего времени.

— Энтерос? — спросила Психея. Легкая складка пролегла между ее бровей.

— Да. — Вздохнув с облегчением, Александра придвинула стул и села у постели. — Понимаете, я всерьез думала, что схожу с ума! Вы не можете себе представить, как я рада узнать, что это не так, что все эти призраки вовсе не призраки, что вы и он реально существуете!

— Вы не можете покинуть Англию, Александра. Очень важно, чтобы вы оставались здесь. Энтеросу просто нельзя позволить взять вас на Олимп. Только теперь, когда я охромела, даже не знаю, как нам его остановить.

— Не понимаю, зачем я ему. — Александра медленно покачала головой, стараясь осмыслить, что же с ней происходит. — И хотя я вовсе не желаю переселиться на Олимп, почему вы утверждаете, что мне очень важно оставаться в Англии?

Психея задумалась:

— Я могу вам только сказать, что говорит оракул: ваше присутствие здесь имеет большое значение для истории. Причины, которые он привел, очень туманны, но ваше исчезновение имело бы разрушительное влияние на все общество.

— У меня будет такое влияние? — спросила озадаченная Александра.

— Знаете, что я думаю? Я прихожу к мысли, что всякий смертный имеет свое место в истории, свою задачу, свою миссию, свою нить, которую он вплетает в ткань общественных отношений. Если Энтерос попытается похитить вас вопреки воле Зевса, это может привести к катастрофе. Могу только уверить вас, что вы — как и всякий смертный — должны исполнить свое предназначение. Я от всей души надеюсь, что вы всеми силами станете сопротивляться Энтеросу и не попадете в расставленные им сети.

К концу этой пылкой речи Александра испытала предчувствие настолько сильное, что в душе убедилась в истинности слов Психеи. Она почувствовала себя преображенной, словно пробудилась от сна, в который уже никогда больше не погрузится.

Внезапно она вспомнила чарующий поцелуй Эн‑тероса и то, как легко он поднял ее в воздух.

— Я готова была отправиться с ним! — воскликнула девушка. — Он только что увлек меня с собой, когда появились вы. Наверное, Энтерос меня просто околдовал, так что я была готова идти с ним, как агнец на заклание.

Психея прикусила губу:

— Ну и дела, как говаривала ваша мать!

— Да уж, хуже некуда.

5

Услышав, как скулят щенки в студии Психеи, Купидон сразу понял, что случилось неладное. Он только что вернулся из мастерской Вулкана с семью новыми стрелами чистого золота и нашел дом темным и пустым.

Над Олимпом спустилась ночь. Вдали кричала сова. В небе загорелись звезды.

В доме было пусто, как‑то странно пусто. Он выглядел заброшенным и сиротливым, словно сами стены оплакивали отсутствие хозяйки. Купидон перебирал в ладони острия стрел, размышляя, прислушиваясь, пытаясь понять собственные ощущения.

Где же Психея? Куда бы она ни отправилась, это, вероятно, произошло внезапно и уже некоторое время назад, потому что даже ее горничные уже удалились в свои покои и щенки остались одни. Войдя в студию, он взглянул на их изображение на холсте и внутренне ахнул. Сколько жизни в ее искусстве! Щенки, смотревшие на него с холста, казались такими же настоящими, как и те, что скулили в корзине.

Он подошел и погладил их, нахмурившись.

— А где же ваша мамочка? — спросил он ласково. Розовый язычок лизнул его пальцы. — Проголодались? Ну, сейчас я вами займусь.

Выпрямившись, он поднял корзину и понес ее вниз. Двое щенков попытались подняться на ноги, но не удержались, так как корзина раскачивалась в руках Купидона.

Последние две тысячи лет он довольно часто не заставал Психею, возвратясь домой. У нее было много друзей и знакомых, с которыми она была очень близка. Одного только слуха о чьих‑то проблемах было достаточно, чтобы его жена бросилась на помощь тем, кто был ей небезразличен. За эту душевную щедрость Купидон и любил ее. Без нее жизнь его была бы пуста, ни солнце, ни звезды не имели бы для него никакой прелести. Хотя Купидон и был богом любви, но ему всегда казалось, что Психея — самое полное и совершенное воплощение любви среди обитателей Олимпа. Она была абсолютно лишена всякого эгоизма, участлива до самоотречения и скорее бы погибла, чем оставила без помощи дорогих ей друзей.

Страх пронзил его сердце. Сам не зная почему, Купидон вдруг почувствовал: он может потерять ту, кого он любил больше всех.

Он уже спускался в кухню, когда услышал шорох сотен крыльев — это были голуби.

— Прекрасно, — сказал Купидон вслух, и щенки насторожили уши. Возможно, мать знает, где сейчас его жена.

Снова поднявшись, он вышел на террасу и сразу же убедился, что прав. Там появилась великолепная колесница, увлекаемая стаей голубей. Терраса выходила в сад, составлявший предмет особой гордости Психеи, полный цветов, водоемов, спускавшихся по склону холма извилистых тропинок. В воздухе царил аромат апельсиновых деревьев, постоянно цветущих на Олимпе.

— Мама, — обратился Купидон к женщине в пышном бальном платье, которая спускалась с колесницы. — Я не ожидал тебя сегодня! Но ты очаровательна! Это у тебя новое платье?

— Да, — прозвучал в ответ мелодичный голос, сливавшийся с легким дуновением ветерка, который сопровождал каждое ее движение.

Слегка наклонив голову набок, Купидон любовался ее красотой и прелестью платья — из прозрачного блестящего тюля поверх плотно облегавшего фигуру золотистого и серебристого шелка. Сверкающие драгоценности в волосах Афродиты словно вторили блеску ее глаз. Уже несколько сот лет Купидон не видел мать такой довольной. Румянец играл на ее лице, глаза возбужденно блестели, и она скорее парила, чем шла.

Поставив корзину, Купидон взял ее за руку.

— Тебе снова удалось овладеть вниманием Ареса, мама? — поддразнил он, пожимая ей руку.

Афродита удивленно приподняла брови.

— О чем ты говоришь? Ты же отлично знаешь, что этого бога я давно уже забыла.

— Если тебе не удалось преуспеть в достижении какой‑то твоей цели, то, по правде говоря, я не могу понять, откуда у тебя такой торжествующий вид! — улыбнулся он.

Мать, казалось, слегка смутилась.

— Я… мне… не понимаю, что ты хочешь сказать, дорогой.

— Я говорю о счастье, которым так и светятся твои прелестные черты. Это согревает мне сердце.

Венера сжала руку сына:

— Ты всегда был славный мальчик, мой любимый Купидон!

— А ты — самая замечательная мать, — отвечал он, очень довольный, что после стольких лет мог со всей искренностью сделать матери такой комплимент.

Последние годы, особенно после приключения Психеи на земле лет двадцать тому назад, когда она позаимствовала у Венеры волшебный пояс и два любовных эликсира, Венера стала добрее к невестке и проявляла больше материнских чувств к сыну. Она даже не пыталась больше обманом заманить Психею в преисподнюю, откуда та, раз перейдя границу царства мертвых, никогда бы не сумела выбраться. Похоже, Афродита наконец приняла жену сына и даже иногда намекала, что, если им суждено иметь потомство, она бы охотно смирилась с ролью бабушки.

Если бы Купидон не был так обеспокоен отсутствием Психеи, он имел бы все основания считать себя вполне счастливым.