Где танцуют тени

– А потом?

– Через час-другой после отъезда женщины по лестнице поднялся мужчина в вечернем наряде.

– Как он прибыл?

– Пешком. Но о нем расспрашивать бесполезно, поскольку я и вправду ничего не смогу сообщить. Шляпа визитера была низко надвинута, воротник накидки поднят, а голову он старательно держал опущенной.

– Один из россовских «опасных субъектов»? – улыбнулся Себастьян.

– Именно.

– Как долго он оставался?

– Дольше, чем женщина. Примерно час, может, больше. По-моему, время близилось к девяти или даже к десяти, когда он ушел.

– И вы ничего не можете о нем сказать?

– Почти ничего. Ни высокий, ни низкий, ни плотный, ни худощавый. Одет, как джентльмен: шелковые чулки, панталоны. Да, еще была тросточка.

У виконта тоже имелась элегантная прогулочная трость эбенового дерева. Под ее искусно изукрашенным серебряным набалдашником прятался стилет.

– А мистер Росс в тот вечер не покидал дом?

– Если и покидал, я этого не видела.

– В здании имеется другой выход?

– Есть дверь во двор, но там тупик, – мадам Шампань отпила кофе и добавила: – Той ночью у Росса побывал еще один гость.

– Да?

Хозяйка кивнула:

– Незадолго до того, как я сама ушла отдыхать, наверх поднялся еще один джентльмен. Однако почти сразу же спустился обратно.

– Будто обнаружил, что хозяина нет дома?

– Или будто тот был уже мертв.

ГЛАВА 11

Себастьян пытливо всмотрелся в тонкие черты и полуприкрытый веком глаз собеседницы.

– А как был одет второй джентльмен?

– Почти так же, как и первый. Вечерняя накидка и панталоны.

– Мог это быть один и тот же человек?

Хозяйка нахмурилась, словно взвешивая подобную возможность, затем покачала головой:

– Не думаю. Они двигались по-разному. По крайней мере, у меня тогда создалось такое впечатление, поскольку мне и в голову не пришло, что это может оказаться тот же мужчина.

– А вы не видели, эти визитеры приходили к Россу раньше?

– Эти или похожие.

– Однако понятия не имеете, кто они такие?

Француженка открыла было рот, но заколебалась.

– Да? – вопросительно глянул виконт.

Мадам Шампань подалась вперед.

– Люди могут прятать лицо, но при этом забывают, что их произношение говорит само за себя… тому, кто умеет слушать.

– И какие же акценты вы сумели расслышать?

– В основном, русский. Но также шведский и турецкий. И, конечно же, иногда французский, – собеседница не сводила глаз с лица Девлина. – Вы недоумеваете, как я могу различить, да?

Себастьян криво усмехнулся:

– Сомневаюсь, что мне удалось бы распознать шведский или русский акцент. Или отличить турка, скажем, от грека.

– Когда я была ребенком, мой отец служил в Версале. Я росла в окружении людей, говоривших на всех языках Европы, и не только. Мы с братом даже придумали такую игру – подражать произношению иностранцев.

Он заметил, как дрогнули в быстром вдохе ноздри собеседницы, и понял без разъяснений, что брат мадам Шампань, как и ее супруг, мертв.

– Никто из гостей Росса не был вам знаком?

– Я узнала одного из русских – полковника из посольства по имени Дмитрий Чернышев. Насколько я понимаю, они с Александром дружили со времен его службы в России.

Это имя ничего не говорило виконту.

– И больше никого?

– Ну, еще Антуана де Ла Рока, – состроила гримаску мадам.

– А кто это?

– Бывший священник. Покинул Францию более двадцати лет назад с первой волной эмиграции. Пользуется репутацией собирателя старинных, редких книг. Часть его коллекции выставлена на обозрение публики – разумеется, платежеспособной публики, хотя де Ла Рок и утверждает, что плата взимается исключительно для отсеивания уличного сброда.

– И где же эта выставка?

– На Грейт-Рассел-стрит, возле музея. А самого коллекционера частенько можно найти рыскающим по книжным лавкам в Вестминстер-Холле.

– Мог де Ла Рок быть одним из увиденных вами в тот вечер мужчин?

– Он наведывался к Россу регулярно. Но приходил ли в тот вечер? – снова загадочная улыбка. – Как знать…

Виконт заподозрил, что хозяйке кофейни известно гораздо больше, нежели она желает сообщить, но сказал только:

– Второй визитер – тот, кто, по вашим словам, поднялся и очень быстро спустился, – в котором часу явился?

– Примерно в полпервого, незадолго до того, как я отправилась спать. У меня квартира неподалеку, на Райдер-стрит, в другом принадлежащем мне доме, – объяснила мадам Шампань. – Так что вполне возможно, что кто-то посетил мсье Росса после того, как я ушла, или же он сам мог выйти. Этого я бы не узнала.

Девлин поднялся:

– Благодарю, мадам, вы очень помогли.

Собеседница задумчиво посмотрела на него.

– Но ведь вам любопытно, почему, понимая, с какой целью задаются эти вопросы, я назвала имя одного из соотечественников – своего же собрата-эмигранта. Да?

Себастьяна это обстоятельство и впрямь заинтересовало.

От улыбки возле уцелевшего глаза хозяйки собрались морщинки.

– Вот уже некоторое время французское эмигрантское сообщество подозревает, что в наших рядах завелся предатель. Который заявляет, что презирает Наполеона, и в то же время тайно снабжает сведениями Париж.

До Девлина доходили такие слухи.

– По-вашему, двурушником может оказаться де Ла Рок?

Мадам Шампань поджала губы и повела плечом:

– Он утверждает, что бежал из страны, как отказавшийся принимать присягу священник. – Десятки тысяч священнослужителей покинули революционную Францию, чтобы не принимать антипапскую присягу. Тех, кто остался, либо предали смерти, либо сослали на каторгу. – Но при этом смеется и рассказывает, что утратил веру в Бога в десятилетнем возрасте. Одновременно и то, и другое не может быть правдой.

– Это несообразность еще не делает де Ла Рока предателем, – заметил Себастьян.

– Не делает, зато свидетельствует, что он лгун. Помните об этом, когда будете с ним беседовать.

* * * * *

Геро Джарвис расположилась за массивным дубовым столом в библиотеке городского особняка Джарвисов на Беркли-сквер. В руке баронская дочь держала перо, вокруг лежали развернутые карты и громоздились стопки книг. Она намеревалась посвятить вечер исследовательской работе по малочисленным сохранившимся следам исчезнувших лондонских монастырей. Но чернила на пере давно высохли, а Геро все сидела, невидяще уставившись на садик за высокими окнами комнаты.

Признаваясь лорду Девлину, что намеревалась никогда не выходить замуж, она говорила правду. Мисс Джарвис могла прилагать титанические усилия, чтобы изменить драконовские законы Британии о браке и власти, даруемой мужьям в отношении собственных жен, однако была достаточно здравомысляща, чтобы понимать – до действительных изменений еще не одно поколение. Поэтому ту энергию, которую женщины ее возраста отдавали семье, она изливала на исследования, статьи и проекты законодательных актов. Геро также заявила виконту, что собирается продолжать свои занятия, и в этом тоже не лукавила. Однако, не будучи глупой, баронская дочь догадывалась, что ее жизнь вскоре так кардинально переменится, как она даже не могла – да и не хотела – себе представить.

Еще один вопрос состоял в том, кто примет из рук мисс Джарвис бразды правления огромным отцовским особняком на Беркли-сквер. Бабушка, вдовствующая леди Джарвис, давным-давно удалилась в свои покои на третьем этаже и редко отваживалась на большее, нежели жалобы или критика. Мать Геро, Аннабель, была настолько слаба как телом, так и душой, что одной мысли о необходимости составить меню или договориться с торговцами было достаточно, чтобы баронесса с нюхательной солью в руке заковыляла к кушетке.

Требовалось подыскать матери компаньонку, которая сможет и присматривать за ведением хозяйства, и защищать ее милость от злобных выпадов супруга. Лорд Джарвис на дух не переносил глупцов, а психическая устойчивость баронессы всегда была, в лучшем случае, шаткой. Геро перебирала в уме возможных кандидаток, когда в библиотеке появился дворецкий с запечатанной запиской на серебряном подносе.