Больше, чем любовница

– Похоже, Рейке, я повредился в уме от боли. Вы можете поверить, что я терпел такое целый день, не пытаясь положить этому конец?

Доктор Рейке в смущении повернулся к Джейн:

– Уверяю вас, мисс, его светлость вовсе не должен передо мной извиняться. Он просто расстроился, что в его положении вполне естественно.

Но Джейн, хотя и понимала, что поступает опрометчиво, не могла удержаться от нравоучений.

– Не может бьггь прощения тому, кто сквернословит, заявила она, глядя на герцога.

Трешем с усмешкой проговорил:

– Рейке, я, возможно, и смог бы опуститься на больное колено, чтобы загладить свою вину, но ведь вы не позволите мне это сделать, не так ли?

– Конечно, нет, ваша светлость, – ответил доктор, с беспокойством поглядывая на девушку.

Джейн невольно вздохнула. Ну вот, опять она оказалась виноватой. Видимо, здесь в Дадли-Хаусе, царили иные порядки, не такие, как в доме ее родителей в Корнуолле. Там считалось, что со слугами надо обходиться вежливо, уважая их чувство собственного достоинства. Так что ей придется прикусить язык, если она хочет получить свое трехнедельное жалованье.

Герцог Трешем позволил перенести себя вниз, но сначала отпустил Джейн – велел ей удалиться и не появляться ему на глаза, пока он ее снова не позовет. Через полчаса герцог прислал за ней. На сей раз Трешем расположился в гостиной на диване.

– Мисс Инглби, голова у меня сегодня почти не болит, – сообщил он. – Поэтому вам не придется использовать весь ваш богатый арсенал, чтобы развлекать меня. Сегодня я дал указание Хокинсу пускать ко мне всех посетителей, разумеется, за исключением помощниц модисток и им подобных.

Напуганная перспективой оказаться в поле зрения гостей, Джейн даже не обиделась.

– Как только кто-то зайдет, я исчезну, ваша светлость, – сказала она.

– Неужели? Но зачем вам исчезать? – прищурившись, спросил герцог.

– Полагаю, мое присутствие смутило бы ваших гостей. В любом случае без меня вам будет проще с ними беседовать.

Джоселин улыбнулся и тут же помолодел, превратившись в веселого и обаятельного юношу.

– Мисс Инглби, да вы ханжа…

– Вы правы, ваша светлость. – охотно согласилась Джейн.

– Принесите подушку из библиотеки и подложите мне под ногу, – распорядился герцог.

– Могли бы хоть иногда добавлять «пожалуйста», – заметила Джейн, направляясь к двери.

– Да, мог бы, – кивнул герцог. – Но могу и не добавлять. Ведь я здесь хозяин. К чему делать вид, что мои приказания – всего лишь просьбы?

– Хотя бы ради уважения к чувствам других людей. Как правило, просьбы выполняют с большим желанием, нежели приказы.

– И все же вы отправились выполнять мое распоряжение, мисс Инглби, – заметил герцог.

– Да, я повинуюсь, но с тяжелым сердцем, – сказала Джейн, уже покидая комнату.

Через несколько минут девушка вернулась с подушкой в руках и, не говоря ни слова, подложила ее под ногу герцога. Она заметила, что опухоль спала. Однако Трешем, судя по всему, по-прежнему страдал от боли. Стиснув зубы, он похлопывал себя по бедру.

– Если бы вы не поджали губы, мисс Инглби, я мог бы даже подумать, что вы сочувствуете мне. Знаете, я был почти уверен, что вы дернете за ногу изо всех сил – это вполне соответствовало бы вашему темпераменту. Но, увы, вы лишили меня возможности выступить с обвинительной речью…

– Вы наняли меня в качестве сиделки, ваша светлость, – заметила Джейн. – Я здесь для того, чтобы помогать вам и выполнять ваши просьбы. Если же мне что-то не понравится, я сумею сказать о своем отношении к происходящему, – мне нет нужды причинять вам боль.

Джейн в смущении потупилась; она знала, что все-таки причинила герцогу боль, когда приподнимала его ногу.

– Мисс Инглби, спасибо, что принесли подушку, – сказал Трешем.

Отлично – ей нечем крыть!

– Просто мне хотелось увидеть вашу улыбку, – продолжал герцог. – Кстати, вы когда-нибудь улыбаетесь?

– Когда мне весело и я чувствую себя счастливой, ваша светлость.

– Боюсь, в моем обществе ни то ни другое вам не грозит. Должно быть, я стал скучным. А ведь раньше я умел развлекать женщин. По крайней мере, мне так казалось.

Джейн и до этого прекрасно понимала: герцог умеет нравиться женщинам. Но всю силу его мужского обаяния она почувствовала лишь сейчас, когда он посмотрел на нее, чуть прищурившись. С ней вдруг стало твориться что-то странное… Что-то странное происходило с ее грудью… и со всем телом.

– Не сомневаюсь в ваших способностях, – сказала Джейн. – Однако должна заметить, что вы уже растратили месячный запас своего обаяния, когда соблазняли леди Оливер.

– Ах, Джейн… – пробормотал герцог. – Со стороны может показаться, что вы ревнуете. Пойдите, найдите Куинси. Пусть он принесет утреннюю почту. Пожалуйста, – добавил он, когда девушка направилась к выходу.

Джейн обернулась и улыбнулась ему. В следующее мгновение она вышла из комнаты.

Глава 5

В этот день снова заезжала леди Хейуорд, на сей раз в сопровождении мужа. Фердинанд появился еще до их ухода, но в отличие от лорда Хейуорда не расспрашивал герцога о его самочувствии, а пустился в разговоры о собственной персоне. Фердинанд заключил пари, что его экипаж быстрее домчится до Брайтона, чем коляска лорда Берриуэтера, хотя последний славился своим умением править лошадьми и уступал в этом искусстве лишь Джоселину.

– Фердинанд, вы проиграете, – без обиняков заявил Хейуорд.

– Ты свернешь себе шею, Ферди? – сказала Ангелина. – А ведь моя нервная система и так расстроена из-за истории с Трешемом. Но зато как замечательно ты будешь выглядеть с развевающимися волосами – почти как греческий бог на колеснице! Ты намерен заказать по этому случаю новый фрак?

– Секрет в том, чтобы давать лошадям свободу всякий раз, как выезжаешь на ровный участок дороги, – объяснял Джоселин. – И не терять голову. Не стоит рисковать сверх меры на крутых поворотах, словно ты циркач какой-нибудь. Ты способен совладать с собой, а повадки своих лошадей ты прекрасно знаешь. Придется тебе выигрывать, раз уж заклюил пари. Вот тебе еше один совет: не уверен – не спорь. А ты, сказать по правде, просто прихвастнул.

– Я надеялся, что ты одолжишь мне свою новую коляску, Трешем, – как бы невзначай заметил Фердинанд.

– Нет, исключено. Не понимаю, зачем ты вообще заговорил о ней. Наверное, решил, что дырка в ноге сделала меня слабоумным.

– Ты ведь мой брат, Трешем, – с упреком в голосе заметил Фердинанд.

– Брат, который по сей день находится в здравом уме. Твоя коляска, Фердинанд, вполне подходит для езды. К тому же дело не в коляске, а в том, кто ею правит. Поверь мне, все зависит от возницы. Так когда же гонки?

– Через две недели.

«Черт! Через две недели я еще не смогу присутствовать на гонках», – подумал Джоселин. Но кто сказал, что он обязан слепо выполнять распоряжения этого костоправа Рейкса? Оберегая ногу, можно лишиться рассудка! Две недели быть прикованным к постели – кто такое выдержит?

Джейн Инглби стояла в сторонке, но, как показалось Джоселину, видела его насквозь. Он бросил взгляд в сторону сиделки и увидел, что губы ее вытянулись в тонкую линию. Что она задумала? Собирается ежедневно привязывать его к дивану?

Трешем не отпустил сиделку, когда приехали родственники. Он не разрешил ей покинуть комнату и тогда, когда стали появляться другие визитеры. В промежутках между визитами герцог занимался разбором корреспонденции, и Джейн помогала ему. В соответствии с его указаниями она складывала послания в три стопки: в одной оказывались приглашения, на которые следовало ответить отказом, в другой – те, что надо было принять, а в третьей – письма, ответы на которые Джоселин намеревался продиктовать секретарю.

Большинство приглашений, разумеется, приходилось отклонять – принимались только те, которые были отправлены задолго до события.

– Может, я все-таки покину вас, ваша светлость? – сказала Джейн, поднимаясь со стула, после того как Хокинс доложил о приезде сразу нескольких друзей Трешема.