Плачь обо мне, небо (СИ)

– Боюсь, Мария Павловна встанет грудью за старую систему, что породит новый конфликт, — не сдержал острого замечания цесаревич, чем вызвал легкую улыбку на лице матери, не забывшей о причине, по которой Ушинский был удален из Смольного. Начальница института порой могла быть крайне воинственной дамой.

– Полагаю, развитие мыслей о народном воспитании не простят ему закостенелые консерваторы: народ еще не готов к этому.

Если бы Николай не сидел лицом к двери, вряд ли бы он заметил, что она приоткрылась – за столиком матери шла неспешная, но живая беседа между самой Императрицей и Анной Тютчевой, на диванчиках у стены щебетали фрейлины, вернувшиеся с прогулки, где сопровождали государыню. До обеда они не имели особо важных дел и потому просто присутствовали здесь в ожидании, не имеющие права разойтись, да и вряд ли этого желающие – нет особой разницы, где пересказывать последние сплетни: у Императрицы или в саду. А иных забот у них и не было. Вся дворцовая жизнь для барышни – утомляющие дежурства в порядке очереди и безделье между ними, перемежающееся редкими распоряжениями. Разве что балы еще скуку разгоняли, да только какие балы здесь, вдали от столицы, летом?

– Катрин? Вы вовремя, — приподнявшись со своего места, дабы поприветствовать вошедшую, цесаревич коротко поклонился ей. — У меня приятные новости для Вас.

Мария Александровна, принявшая из рук фрейлины письмо, легким жестом показала той, что не имеет пока для нее поручений. Николай, благодарно улыбнувшись матери, тотчас же подал руку Катерине, приглашая ее немного отойти: информация, которая появилась у него не так давно, пока что не должна была достигнуть даже слуха государыни. И уже тем более – готовых всегда к новой сплетне дам, коих пусть и было не так много в кабинете, но любопытство каждой из них стоило бы разделить на десяток таких же барышень.

И без того тихие шаги тонули в мягкости французского ковра, шорох тяжелой алой портьеры, скрывшей их фигуры, едва ли был слышен за негромким гулом голосов. Впрочем, зеркала на стенах едва ли позволяли схорониться от чужих глаз полностью, но все же цесаревичу хотелось создать хотя бы иллюзию уединения.

– Какие же новости оказались столь важны, что Вы решились заговорить об этом здесь? – осведомилась Катерина, понизив голос. Николай, еще раз окинув взглядом собравшихся в кабинете, помедлил, прежде чем ответить.

– Мне стало известно, кто именно причастен к отравлению mademoiselle Жуковской и последующему покушению на Вас.

Как бы ни хотела Катерина оставаться спокойной при этих словах, она все же не сдержала изумленного вздоха. Едва приоткрыв губы, она во все глаза смотрела на цесаревича, не зная, стоит ли ей задать вопрос или же он сам все объяснит. Как оказалось, Николай не нуждался в сторонних просьбах:

– Вы помните, при каких обстоятельствах советовались с Мари Мещерской?

– Вы полагаете?.. – встретив напряженный взгляд цесаревича, она оборвала речь на полуслове и кивнула. — Мы беседовали днем, находясь при государыне.

Она ни за что бы не подумала на Мари, и отнюдь не потому, что та была дружна с Великим князем, а он вряд ли бы удостоил своего расположения человека дурного. Просто Мари ничуть не производила впечатления особы, имевшей подобные намерения за душой, да и зачем бы это ей? Между ними не падало яблоко раздора, Мари не входила ни в один из фрейлинских кружков, который бы мог задумать недоброе против Катерины. Логически ее внезапный сговор с преступником полностью исключался. Если только случайность?..

– Кто был еще там, конечно же, Вы не упомните?

– Mademoiselles Волконская, Бобринская, Ланская, Розен, фон Вассерман,.. – едва ли она могла упомнить всех, даже при том, что к седьмому месяцу своего служения при Дворе познакомилась со большинством придворных, а уж штатских фрейлин Императрицы точно узнавала не только в лицо, но и со спины. Однако при каждом визите обращать внимания на тех, кто также присутствовал при государыне, обычно не было никакой надобности. Сейчас, увы, это сыграло злую шутку.

Николай, внимательно слушающий перечисление фамилий, хмурил брови: ответ на загадку Гостиного Двора он уже получил и теперь старался сопоставить имя этого злоумышленника с тем, кто навлек на Катерину новую беду с подлогом драгоценностей. Наверняка это было одно и то же лицо, даже если за ним стояли разные люди: взять в толк, зачем князю Трубецкому понадобилось вдруг оклеветать племянницу, не получалось. Он бы скорее предпринял новую попытку устранить ее, но не отлучить от Двора – в том ему выгоды не было.

– Ваше Высочество?.. – осторожно позвала его Катерина, коснувшись напряженного плеча. Цесаревич перевел на нее тяжелый взгляд, правда, тут же чуть прояснившийся – смотреть на это обеспокоенное и уже ставшее родным лицо без улыбки не выходило.

– Ваш разговор с mademoiselle Мещерской был подслушан баронессой фон Вассерман. Именно она в тот же вечер, отлучившись по просьбе государыни, встретилась с графом Перовским и раскрыла ему Ваши планы.

– Но к чему это ей? Да и… если бы я все же отказалась от этой мысли? Как она могла знать, что я действительно последую совету Мари?

– По всей видимости, она уповала на то, что Ваши намерения не переменятся. Саму mademoiselle фон Вассерман я еще не имел чести допросить: информацию предоставил граф Перовский – как оказалось, готовый сотрудничать с законом, – цесаревич усмехнулся.

Зелень парка, раскинувшегося перед дворцом, сейчас резала глаз, но ни на что другое Катерина смотреть не могла: только сливающиеся в единое пятно кусты и деревья с едва набухшими почками, готовыми вот-вот выстрелить, помогали собрать мысли воедино. Для чего баронессе потребовалось идти на сделку со злоумышленниками и устранять Катерину? Причем, не отлучить от Двора, а умертвить. Или же она не знала, для чего графу Перовскому нужно встретиться с ней? Впрочем, даже если так, если в мыслях у баронессы не было ее смерти, к чему эти интриги? Они ведь даже не вступали в открытую конфронтацию и едва ли пару раз перебрасывались несколькими фразами, да и те касались поручений государыни. Конкуренция? В это слабо верилось – баронесса не испытывала тяги к юношам младше себя, даже если над ними парила корона Российской Империи. Враждовать за внимание Императрицы? Пустое.

Как ни крути, а мотивов незнакомой ей дамы Катерина понять не могла.

– Могло ли статься, что драгоценности – тоже ее рук дело? – вернув внимание цесаревичу, устало осведомилась княжна. Она не ждала точного ответа и моментального вынесения приговора – всего лишь желала услышать его мнение. Потому что если с кем и могла посоветоваться, то лишь с ним.

– Не стану скрывать – я допускаю такую мысль, – кивнул Николай, отходя от окна и оглядываясь на фрейлин: никто из барышень, вроде бы, не пытался подслушать их беседы, но все же осторожность в дворцовых стенах никогда не вредила и порой ее всегда было недостаточно.

Помедлив с мгновение, цесаревич подал руку Катерине, предлагая покинуть кабинет Императрицы. Порой ему казалось, что даже письма, которые доставлялись доверенным лицом, могли быть прочтены в любой момент, и как сделать так, чтобы хоть часть мыслей и догадок оставалась никем не узнанной, кроме тех, с кем стоило ими поделиться, он не знал.

За спиной остались не только белые высокие двери Зеркального кабинета, но и тяжелые двустворчатые двери парадного входа, а лакированные полы, выложенные наборным паркетом, сменились сухим песком, смешанным с галькой, покрывавшей дорожку, ведущую в парк. Теплый майский ветер и поразительно яркое солнце, сиянию которого не грозилось помешать ни одно облачко, ласкали уставшие от сухости воздуха в помещении лица. Тишина, царившая в Александровском парке, как нельзя лучше подходила для уединенных бесед – придворные предпочитали гулять в Екатерининском, а если кто из охраны подумает прислушаться к этим разговорам, то вряд ли станет докладывать о них царской чете или же, того пуще, фрейлинам.

Неспешно проходя мимо мощных деревьев, чьи густо сошедшиеся в вышине кроны мешали проникновению света и тепла на дорожки, Катерина даже не удивлялась тому, что идут они прямиком к Детскому домику, пусть и находившемуся в паре тысяч шагов от дворца: цесаревич бессознательно следовал туда, где всегда находил защиту и отдохновение.