Дуэль сердец (Зловещая тайна)

Каролина немного помолчала, а затем спросила тихим, едва слышным голосом:

— А как узнать, что ты полюбил?

Лорд Валкен встал, взглянул на нее, взял ее за подбородок и повернул к себе.

— Слушай, Каролина, — промолвил он, — я скажу тебе, как узнать, что полюбила. Ты почувствуешь, что ради этого человека готова на любые жертвы, пойдешь на любой риск; ты будешь готова умереть за него. Ты сделаешь все, чтобы он был счастливым. Это и есть любовь.

Каролина бесстрашно встретила взгляд отца, а когда он отпустил ее, повернулась к морю. Солнце, льющееся сквозь окна, ярко вспыхнуло в ее сияющих волосах. Внезапно улыбка преобразила ее лицо.

— Это и есть любовь, — мягко повторила Каролина и, повернувшись, выбежала из комнаты.

ГЛАВА 3

Достопочтенная миссис Эджмонт перечитала письмо, которое держала в руках, сложила его и, опустив лорнетку, отправилась на поиски Каролины. Она нашла ее у клавикордов, в комнате рядом с Серебряной гостиной. Увидев кузину, Каролина вскочила и подбежала к ней.

— У вас письмо от моей крестной? — спросила она. — Я видела его, когда прибыла почта. Что она пишет?

— Именно об этом я и хочу поговорить с тобой, Каролина, — мрачно сказала миссис Эджмонт.

Каролина вздохнула.

— Кузина Дебби, когда вы разговариваете со мной таким тоном, я знаю: что-то не так. Говорите же скорее.

Миссис Эджмонт выглядела взволнованной. Это была маленькая женщина с седеющими волосами. С четверть века назад она вышла замуж, но всего через несколько месяцев ее пожилой муж умер из-за слабых легких. Краткий период замужества оставил после себя незначительный след, и она казалась типичной старой девой.

Она была тиха, аккуратна и прекрасно знала все, что полагалось знать леди о хороших манерах. В то же время она обладала природной мягкостью и добротой, которые вызывали искреннюю привязанность к ней со стороны молодого поколения. Она приходилась маркизу Валкену дальней родственницей, была благородного происхождения, имела примерный характер и, как никто другой подходила для роли компаньонки его дочери.

Кроме того, миссис Эджмонт была стеснена в средствах, и деньги, которые платил ей маркиз, вновь позволили ей жить благополучно. В то же время она страшно боялась, что не справится со своими обязанностями. Каролина обладала пылким нравом и временами была слишком озорной, поэтому миссис Эджмонт жила в постоянном страхе, что еще может выкинуть ее подопечная.

Вот и теперь у нее дрожали руки, когда она разворачивала письмо графини Буллингем.

— Дорогая, — сказала она Каролине, — твоя крестная мать очень сердита.

— Из-за того, что я уехала из Лондона? — спросила Каролина.

— Ты же понимаешь, это было очень невежливо.

— Да, понимаю, — согласилась Каролина, — но я написала ей длинное письмо с извинениями и объяснила, что, узнав о намерении родителей ехать в Европу, я поспешила к ним в почтовой карете, ни о чем не думая и не теряя времени на сборы.

— Но это было не совсем так, — укоризненно сказала миссис Эджмонт.

— Кузина Дебби, вы же знаете: это единственное объяснение, которое моя крестная сочтет уважительным. Если она сердится, то за этим кроется что-то еще.

— Это действительно так, Каролина, но я мало, что поняла из ее письма.

— Так расскажите же мне, что она пишет, — нетерпеливо ответила Каролина.

Миссис Эджмонт зашелестела листами почтовой бумаги, исписанными небрежным почерком.

— Леди Буллингем пишет о слухах, — сказала она, наконец, через лорнетку близоруко вглядываясь в написанное.

— О слухах? О каких слухах? — спросила Каролина.

— Она пишет: «Ходят слухи о неподобающем поведении Каролины. Юной леди, особенно столь высокого положения в обществе, как Каролина, не приличествует так вести себя».

— Продолжайте, — сказала Каролина. — Что она пишет дальше?

— Она упоминает о некоей личности, о которой она неоднократно предостерегала тебя, и чье имя никоим образом не должно связываться с твоим именем. Она выражает сожаление, что твои родители уезжают, иначе она доставила бы себе удовольствие нанести им визит и обсудить с ними этот вопрос.

Из уст Каролины вырвалось нетерпеливое восклицание.

— Именно этого я и боялась, — проговорила она и оглянулась, словно проверяя, не слышит ли ее кто-нибудь. — Слава Богу, папа и мама завтра уезжают, и крестная не успеет с ними встретиться. Только бы ей не пришло в голову написать им — тогда мама расстроится, а, как вы помните, папа сказал, что этого нельзя допустить ни в коем случае.

— Да, да, я помню. В то же время я не знаю, как мне быть. Получив такое письмо, мне следовало бы немедленно отправиться к твоей матери.

— Кузина Дебби, милая, дорогая кузина Дебби, вы же этого не сделаете, правда? Маме нельзя волноваться… а если вы обратитесь к моему отцу, — продолжала Каролина, догадываясь, что миссис Эджмонт уже подумывала об этом, — он только рассердится, и мама поймет, в чем дело, — вы знаете это не хуже меня. Они слишком преданы друг другу, и ни один из них ничего не может скрыть от другого.

— Это верно, — согласилась миссис Эджмонт. — Но что же имела в виду твоя крестная мать?

— Не знаю и знать не хочу! — заявила Каролина. — Впрочем, не терзайте себя понапрасну, кузина Дебби, потому что в Лондон я не вернусь.

— Не вернешься в Лондон? — в изумлении повторила миссис Эджмонт. — Каролина, ты сама не знаешь, что говоришь. Ты — первая красавица сезона; да у тебя столько приглашений на балы — на несколько месяцев вперед! Как ты можешь говорить, что не вернешься в Лондон?

— Что бы там ни было, а я не вернусь. Ну, во всяком случае, в ближайшее время, — ответила Каролина. — Кузина Дебби, мы останемся здесь, тогда слухи обо мне затихнут. Люди посудачат день-другой, пока не случится что-нибудь поинтереснее, и тогда они забудут обо мне.

— Но о чем же они говорят? — в недоумении спросила миссис Эджмонт. — Каролина, я считаю, что ты должна откровенно мне все рассказать. Что произошло в тот вечер, когда ты оставила мне записку, что будешь у леди Роэн? Почему ты не вернулась в Валкен-хаус и как ты добралась до Мандрейка — одна, без сопровождающих?

— Кузина Дебби, не думайте вы об этом. Это длинная история, и я не хочу утомлять вас. Вы поступили замечательно, ничего не рассказав маме. Забудьте об этом глупом письме от крестной до их завтрашнего отъезда, а потом мы с вами решим, что делать дальше.

— Ах, Каролина, Каролина! Я не в силах тебя понять! — воскликнула миссис Эджмонт. — Ты должна вернуться в Лондон. Что скажет леди Буллингем, если ты останешься здесь после отъезда родителей, и что случится со всеми твоими поклонниками? Каролина, им будет очень тебя не хватать, но, что еще хуже, — они могут даже… забыть тебя!

— Все они мне совершенно безразличны, — ответила Каролина.

— Но это же глупо, — запротестовала миссис Эджмонт. — Как подумаю об этом милом молодом человеке, лорде…

— Если вы только упомянете лорда Глосфорда, — перебила ее Каролина, — я закричу. Вы прекрасно знаете, что и вам, и моей крестной он нравится только тем, что он — будущий герцог. У него куриные мозги, и человека скучнее я в жизни не встречала. Честное слово, уже через пять минут пребывания в его обществе меня одолевает зевота. Пусть его считают хоть самой блестящей партией. Мне он не нужен.

— Пойми меня… — начала миссис Эджмонт, но Каролина уже не слушала. До нее донесся шум подъезжающего экипажа, стук лошадиных копыт. Каролина бросилась к окну посмотреть, кто приехал.

Ее глазам предстала великолепная кавалькада. К дому подъезжала синяя с серебром карета. Кучер и лакей были в ливреях того же цвета. Карету везла четверка прекрасно подобранных серых лошадей; сопровождавшие карету всадники также были на серых лошадях. Какое-то мгновение Каролина внимательно всматривалась, а затем восторженно закричала:

— Милорд Милборн! Как замечательно! Должно быть, он приехал попрощаться с моими родителями.