Земля надежды

Джон безропотно кивнул:

— Все равно король.

— Если он пришлет за тобой, ты пойдешь?

— Если он пришлет за мной, мне придется идти. Я буду связан честью и долгом, если он пришлет лично за мной.

— А меня возьмешь?

Джон на мгновение замешкался.

— Это бремя, которое я не хотел бы возлагать на тебя, сын мой. Если он не сохраняет за собой обладание садами в королевских дворцах, тебе нет нужды называть его господином.

В карих глазах Джонни сверкала категорическая убежденность.

— Но я мечтаю назвать его своим господином, — сказал он. — Если бы я был там, когда он поднял знамя войны, я бы никогда его не покинул. Я ужасно боюсь, что все закончится до того, как я смогу пойти служить ему, и я все пропущу.

Джон хрипло и отрывисто рассмеялся:

— Вот ужас-то будет, если ты все пропустишь.

В тот вечер Джон просунул голову в дверь спальни Эстер и увидел жену, преклонившую колени в ногах кровати. Он молча ждал, пока она поднимется и заметит его, стоявшего в дверях.

— Я пришел спросить, можно ли мне спать здесь.

Она легла в постель и с самым серьезным видом приподняла для него одеяло.

— Конечно, — сказала она. — Я — твоя жена.

Джон стащил с головы ночной колпак и вошел в комнату.

— Я не хочу, чтобы ты пустила меня к себе в постель только из чувства долга, — осторожно выговорил он.

— Хорошо.

— Я бы хотел, чтобы между нами были тепло и нежность.

— Хорошо.

— Я хочу, чтобы ты простила меня за то, что я уехал и бросил тебя здесь одну, без защиты, и за то, что я был с другой женщиной.

Она помедлила с ответом.

— Ты оставил ее по своей воле?

Джон не мог найти простой ответ.

— Она спасла мне жизнь, — сказал он. — Я умирал от голода в лесу, она взяла меня к повхатанам, и они согласились принять меня только из-за нее.

Эстер кивнула.

— Но ты оставил ее по своей доброй воле? Ты сам решил оставить ее и вернуться домой, ко мне?

— Да, — сказал Джон. — Да.

Наглая ложь, как камень, упала в лужицу света свечи у постели.

Джон забрался в постель рядом с Эстер и взял ее руку. После бронзовой кожи Сакаханны рука казалась очень белой. Рука Эстер была мозолистой от работы, которую она делала в его саду и в его доме. Тыльная сторона была исцарапана, она подвязывала ползучие розы. Джон поднес ее руку к губам и поцеловал.

С чувством облегчения он ощутил, как медленно нарастает желание. По крайней мере, он сможет выполнить чисто физический акт, даже если его сердце не будет задействовано целиком и полностью. Он повернул ее руку ладонью вверх и поцеловал в самую серединку.

Эстер положила руку ему на плечо и погладила коротко стриженные волоски на затылке.

— Ты все еще любишь ее?

Он быстро взглянул на лицо Эстер. Она смотрела на него сосредоточенно и серьезно. Она не выглядела разгневанной, хотя имела на это полное право. Он рискнул сказать правду.

— Не так, как тебя. Но это правда. Я в самом деле люблю ее.

— Ты никогда не любил меня, — уверенно сказала она. — Ты женился на мне, потому что тебе нужно было как-то устроить свою жизнь. Я думаю, иногда ты испытывал ко мне благодарность и симпатию. Но наш брак никогда не был браком по любви, и я никогда не притворялась, что это так.

Ее честность встревожила его.

— Эстер…

— Я не хочу, чтобы мы притворялись, — сказала она. — Я предпочитаю знать правду, а не жить в мире притворства.

— Ты хочешь, чтобы я оставил тебя?

— Нет! — быстро сказала она. — Я вовсе не это хотела сказать.

— Но ты сказала…

Она вздохнула.

— Я сказала, ты женился на мне ради собственного удобства, чтобы я заботилась о твоих детях, присматривала за редкостями и за садом. Но ведь и я вышла за тебя, потому что мне нужно было где-то жить, нужно было имя, и, кроме того…

Она улыбнулась ему робкой дружеской улыбкой.

— Я любила тебя, Джон. С того самого момента, когда ты вошел в дом, а я спустилась по лестнице и увидела тебя.

Он взял ее за подбородок и повернул лицо к себе. Ее щеки разрумянились от смущения, но она решительно смотрела ему в глаза своим прямым темным взглядом.

— И ты прощаешь меня?

Она слегка повела плечами:

— Конечно. Ты же вернулся ко мне.

— И все еще любишь меня?

— Разумеется. С чего это мне меняться?

— Потому что я причинил тебе зло.

— Ты собираешься остаться дома? — спросила она со своей обычной практической прямотой.

— Да, я остаюсь.

— Тогда я прощаю тебя.

Он помолчал.

— Как ты думаешь, мы можем еще раз начать сначала? — спросил он. — С твоей любовью ко мне и моим желанием научиться любить тебя?

Румянец на ее щеках разгорался все ярче. Он заметил, что маленький беленький бантик на воротнике ночной рубахи задрожал от ее ускорившегося дыхания.

— Думаешь, у тебя получится полюбить меня?

Джон выпустил ее руку, прижался губами к шее и потом нежно развязал трепещущий бантик.

— Точно знаю, что смогу, — ответил он.

Он знал, по крайней мере, что может на это надеяться.

В конце апреля Александр Норман прислал в Ковчег записку.

Джон пошел к Эстер и положил записку на чертежный стол, за которым она занималась счетами по домашнему хозяйству, сидя в эркере перед венецианским окном в зале с редкостями.

— Что ж, наконец для него все закончилось, — сказал Джон.

Она быстро взглянула на мужа.

— Ты должен радоваться, что все кончено. Только подумай, страна снова вернется к нормальной жизни.

— К нормальной? — воскликнул он. — Кто будет королем, пока он в изгнании? Кто будет руководить страной?

— Парламент! — нетерпеливо ответила она. — Я полагала, что именно за это он и боролся!

— Не могу не думать о короле. Совсем один, без королевы, скачет куда-то, зная, что все потерял.

— Не он один, многие все потеряли, — мрачно заметила Эстер. — И сыновей, и братьев, и мужей. Еще пару лет, и Джонни тоже пришлось бы идти. С самого начала войны он просто рвался погибнуть на королевской службе.

Джон кивнул и повернулся к дверям.

— Просто я думаю о нем, — сказал он. — Как он скачет там совсем один. Очень надеюсь, что с ним есть кто-то, кто знает дорогу на Дувр.

— Ньюарк! [27] — воскликнул Джон и посмотрел на Александра Нормана, не веря своим ушам. — Какого черта ему надо в Ньюарке? Я думал, он собирается во Францию!

— Он просто прогулялся по окрестностям, — сказал Александр. — Нельзя не восхищаться, как красиво он это сделал. Он приблизился к Лондону на час верховой езды и явно подумывал, а почему бы не заехать туда, проверить, что думают люди.

Джон ахнул в ужасе.

— А потом он поехал по направлению к Кингс-Линн, а уж потом на север, в Ньюарк.

— Что, черт побери, он вытворяет?

— Думаю, он просто не знал, что делать, — ответил Александр. — Думаю, он скакал и надеялся — вдруг что-нибудь произойдет, вдруг ему повезет, появится французская армия, или придут ирландцы, или вдруг парламент поведет себя по-другому. Думаю, он просто тянул время, прежде чем сдаться.

Джон покачал головой.

— Шотландцам? — безрадостно спросил он.

Александр кивнул.

— Шотландской армии в Ньюарке.

— Он думает, они будут обращаться с ним лучше, чем его собственный народ? — с напором в голосе спросил Джон. — Он так плохо думает об англичанах, что идет к шотландцам, которые первыми выступили против епископов и молитвенников? Он забыл, что его собственный отец покинул Шотландию, отправился на юг и никогда не возвращался туда по собственной воле? Его отец говорил: «Нет епископов, нет и короля!» А у шотландцев никогда не было епископов.