Ульфхеднар (СИ)

Как только все и собрались, Турин взялся растолковывать, что дальше будет.

— С раганой речь поведёте. Она позвала, она и скажет, что надобно. Как решите дело, так и за стол позовут, а там на ночлег устроят. Утром уж пойдём в Цвик, как и надумали.

— А воеводе весть послать? — нахмурился Лейф Поединщик. — Задержка всяко выходит.

— Незачем. Воевода всегда всё знает, — рубанув ладонью воздух, отрезал Турин. — Рагану опасаться не стоит. Ей тут все почёт оказывают. Да и помочь она может. Сама Рога княгиня совета у неё просит, как тут случается.

Так вот и вступили они под своды большого дома. Изукрашенные опорные столбы держали лавки, на стенах висели щиты бело-алые, клети огородили шкурами, а посерёдке дома — под разобранным сводом — в выложенном камнями круге потрескивал огонь. Турин и вёл их прямиком к огню, где по ту сторону завесы из пляшущих язычков пламени сидела рагана.

Сидела рагана на медвежьей шкуре и левым локтем опиралась на войлочный валик. Плечи её укрывал олений плащ, а голову — колпак, украшенный маленькими рожками. Из-под колпака на грудь сбегали длинные белые пряди — вековая седина, в которой и одного тёмного волоска не найти. Но лицо у раганы оказалось молодым и чистым, без единой морщинки, только выглядело застывшим таким, суровым, как маска, и тотчас ясно становилось — эта жена далеко не так юна, как можно было подумать. Раскосыми и чёрными, как ночь, глазами она неотрывно глядела на подходивших гостей, а пальцами правой руки перебирала цветные камешки на бусах, спадавших до самого пояса.

У огня Турин остановился и поклонился с почтением, что все остальные и повторили за ним следом. Рагана молча наклонила голову в ответ, помедлила, затем устремила взгляд на Лейфа хёвдинга. Облачком по её точёному лицу скользнуло разочарование, и она перевела взгляд на Бранда. Оглядывала каждого, пока не выхватила взором Сэхунна. У Сэхунна тут же внутри всё оборвалось и заполошно застучало в пятках. Как кипятком окатили с головы до ног.

Выпростав правую руку, рагана поманила его пальцем.

— Подойди, солнечный.

Сэхунн помедлил, беспомощно бросил взгляд на отца, а после переставлял ноги как чужие, приближаясь к огню. Рагана глаз с него не сводила. И не дрогнула даже, когда из полумрака за её спиной соткался чёрный волк, шумно облизнулся и уселся чуть позади. Рагана просто повела рукой и запустила пальцы в густой волчий мех, погладила. Волк зажмурился довольно и подставил голову под ладонь.

Сэхунн слышал, как за спиной у него зашушукались хирдманы — встретить ведьму с волком к беде, но так было дома. Тут же правили чужие боги да по чужим законам. Не то чтобы Сэхунн испугался — волк ничего дурного ему не сделал, разве что сапоги пометил — эка мелочь. Только было Сэхунну странно под внимательным взглядом раганы.

— Сними. — Рагана твёрдо указала на узкий мешочек, висевший у Сэхунна на груди. — Дай.

За спиной у Сэхунна тихо зароптали. В мешочках на груди носили рунные заклятия, а дать ведьме прикоснуться к такому… неслыханно. Но Сэхунн дрожащей рукой мешочек снял и покорно протянул рагане с глазами как ночь. Она будто держала Сэхунна в руках одними глазами, позволяла ощутить силу, разлитую вокруг, могущественную силу, что сомнёт и скомкает, переломав все кости, коль что не так.

Приняв мешочек, рагана без колебаний достала оттуда дощечку с рунами и вытряхнула на ладонь смарагд, не отпихнула волка, что любопытно посунулся носом и обнюхал сэхунново богатство, будто прежде не видел.

Рагана оглядела руны, неловко вырезанные Сэхунном, сжала в ладони и дощечку, и смарагд, стремительным движением поднялась и выпрямилась. Рожками на колпаке рагана едва дотягивала до плеча Сэхунна — такая маленькая. Вскинув голову, она пытливо всматривалась в лицо Сэхунна, будто искала руны и там. А волк крутился у них под ногами, пихал боком то рагану, то Сэхунна, словно поторапливал. Дескать, всё верно, ну же, чего встали?

Наконец рагана коснулась левой руки Сэхунна, сжала крепко и заставила Сэхунна повернуться. Они вместе сделали три шага и остановились у широкой лавки. Там лежали меховые длинные свёртки. Сэхунн даже посчитал — их было как пальцев на обеих руках.

— Есть то, что предначертано, юный штурман. Как те капли морской соли, что оставлены на лице твоём. — Рагана невесомо коснулась кончиками пальцев скулы Сэхунна. И говорила она чисто на его языке, словно прожила в самом Халогалане всю жизнь. — Теперь же ты пришёл туда, куда должен был прийти. Тот ты или нет, мне неведомо. Но ты один из тех, кого я видела прежде в отражениях сна. Твой народ верит, что Великий давно сплёл нить каждой жизни. Мой народ верит, что свою нить каждый плетёт сам. Ты мог дойти сюда, а мог и не дойти. Ты мог заплатить жизнью или рукой. Куда идти и чем платить, выбирал ты сам. Теперь ты снова должен выбрать. Сам. Потому выбирай. Сплети нить своей жизни собственной рукой — это величайшая милость, дарованная каждому человеку.

Рагана отступила на шаг от Сэхунна и с лёгким усилием переломила дощечку с рунами. Резко развернувшись, подошла к огню и бросила в него обломки. Смарагд она спрятала в кошель на поясе и снова развернулась. Долго смотрела на Сэхунна, после повела рукой в сторону лавки со свёртками.

— Выбирай сам, солнечный. Помни лишь — выбрать ты можешь только раз. — Вот теперь её голос заполнил всё под сводом, заставил вздрогнуть всех. — Но берегись, воин. Твой выбор может стоить дорого тебе. Прислушайся к себе и следуй за своей волей. Выбирай.

Волк бесшумно прыгнул к рагане и замер у её ноги — тоже глядел на Сэхунна и ждал. Отец и хирдманы с недоумением переглядывались и косились на Турина вопросительно, но Турин молчал, держась обеими руками за воинский пояс.

Сэхунн неловко повернулся к лавке и глупо уставился на меховые свёртки. Что там пряталось под кусками шкур, Сэхунн знать не знал. И не понимал, зачем ему выбирать что-то неведомое. Почему не мог выбрать кто-то другой? Он же чужак, а все вокруг — местные — смотрели и ждали.

— Себя слушай, воин, — будто вплывал в самые уши шёпот раганы, хотя Сэхунн мог поклясться на молоте Тора — рагана стояла у огня с плотно сжатыми губами. Зеленью поблёскивали глаза волка, что оставался подле раганы. А Сэхунн опять глазел на свёртки и пытался угадать, что же внутри.

Мех свернули свободно, поэтому под ним могло прятаться что угодно от палки до короткой доски. А ещё у Сэхунна жалобно ныли и болели ноги, да покалеченную руку слегка дёргало.

Он тяжко вздохнул, обвёл взглядом свёртки заново. Часть из них укутали в мех пятнистый, часть — в бурый, но волчьего меха не было. Куски меха наперво казались одинаковыми, да и разложили их ровно. Сэхунн прошёлся вдоль лавки в одну сторону, потом в другую, остановился на том же месте — посерёдке. За спиной назойливо потрескивали поленья в огне, а все молчали.

Сэхунн снова вздохнул, придвинулся к лавке ближе. Тени и отблески от огня забавными пятнами скользили по дереву и меху. Сэхунн так загляделся, что одна из теней примерещилась ему волком. Он потянулся к ней левой рукой и уронил ладонь в густой мех, сжал пальцами невольно, потянул. Мех сдвинулся, показав тёмную рукоять. Затаив дыхание, Сэхунн сдёрнул мех совсем и уставился на странный меч: клинок заточили только с одной стороны, зато остриё сделали необычно острым, словно собирались мечом не только рубить, но и колоть. В Халогалане мечи затачивали с двух сторон, а кончик оставляли закруглённым.

Медленно, словно во сне, Сэхунн тронул рукоять пальцами, сжал. Подняв меч перед собой, разглядывал узор, впитанный в металл. Меч был легче родного, заточен острее, рукоять же у него была такая, что и одной рукой можно ухватить, и двумя. А ещё от гарды поверх клинка приладили широкую полосу стали. С одной стороны на этой полосе золотился диск с волчьей головой. Вместо глаз волку поставили смарагды. Диск гляделся на мече чужим, не к месту, но когда Сэхунн повернул меч немного, то убедился, что диск в полосе металла как будто «утопили». К месту или нет, а диск явно вплавили с умыслом.