Экзамен для мужа

Элоиза подняла голову и увидела, как блеснули глаза подруги под тяжелой войлочной попоной, которую они натянули над головами для зашиты от дождя. Мэри-Клематис была из тех, кто способен увидеть хорошее даже в самой плохой ситуации. А их положение незавидное. Даже можно сказать, жалкое. Они скрючились около дорожных сундуков, тщетно пытаясь уснуть после целого дня тряски, от которой ломило все тело.

До побережья они добрались только на закате. Хотя моря из-за густого тумана видно не было, но острый привкус соли в воздухе и глухой шум волн со всей очевидностью говорили о том, что оно где-то рядом.

— Прилив мы уже пропустили, — сообщил граф, вытирая мокрое лицо и сердито заглядывая в их относительно сухое гнездышко. — Мы переночуем здесь и на рассвете переправимся в Англию. — Он бросил взгляд на ожидавших его приказа воинов. — Я еду в деревню, чтобы договориться о переправе и провизии.

— Мы поедем с вами. — Элоиза, откинув попону, повернулась к графу. — Нам не помешало бы размять ноги. Возможно, там даже есть часовня, и мы сможем отслужить вечерню.

Граф загородил ей выход своим конем.

— Ваши молитвы сможет выслушать и отец Бассет.

Проследив за его взглядом, Элоиза увидела священника, который торопливо направлялся к ним, придерживая двумя руками мокрую сутану, чтобы она не волочилась по грязи. Когда Элоиза снова повернулась к графу, тот уже скакал прочь, а воины следовали за ним.

— Любезные сестры, если вы немного потерпите… — отец Бассет поморщился, осуждая грубые манеры хозяина, — солдаты разведут костер. А после того как вы обсохнете, согреетесь, насытитесь и взбодритесь, мы сможем вместе почитать Псалтырь.

Увы, не было ни костра, ни вечерни. Через несколько минут небеса опять разверзлись, и вновь на землю обрушился проливной дождь. Элоиза и Мэри-Клематис, которым едва хватило времени, чтобы слегка поразмяться и справить нужду, опрометью кинулись в повозку. Остаток вечера они провели, съежившись и дрожа, под мокрой попоной.

— Ужасный человек, — ворчала Элоиза. — Тащит нас куда-то, не удосужившись даже прибавить «с вашего разрешения». Представляю, какая была бы с ним жизнь. «Оставайся в повозке, женщина. Читай свои молитвы сама, женщина. Где мой ужин, женщина?» Не потребуется и месяца, чтобы узнать, что жизнь с ним может оказаться самым настоящим адом.

— Я вижу, он произвел на тебя плохое впечатление. Но может быть, у него есть и хорошие качества, — предположила Мэри-Клематис.

— Какие, например? — Элоиза раздраженно сложила руки на коленях и хмуро взглянула на подругу.

— Он очень сильный. И его люди охотно ему подчиняются. У него… э… хорошие зубы. — Смех подруги заставил Мэри-Клематис замолчать.

— Сомневаюсь, что зубы есть в списке требований к мужьям. Я должна оценить его характер: честность, милосердие, рассудительность, внимание, уважение. А до сих пор он… Скажи, что тебе сейчас приходится делать, глядя на его зубы, Мэри-Клематис?

Элоиза гневно ударила кулаком по свернутому плащу, который подстелила на жесткий деревянный пол повозки, и попыталась выбросить из головы мысли о превосходных зубах графа, худых загорелых щеках… серых глазах… широких плечах, весь день притягивающих ее взгляд, когда он упрямо скакал вперед, равнодушный и к ее взглядам, и к их с Мэри-Клематис неудобствам.

Высокомерный нахал!

Но слова Клемми что-то затронули в ее душе. Она не должна торопиться с оценкой… Надо дать графу шанс… У него наверняка есть и хорошие качества… Это займет месяц, возможно, два… или три…

Должно быть, она заснула, потому что, открыв глаза, обнаружила, что повозка слегка покачивается и слышатся мужские голоса. Спросонья Элоиза не могла разобрать, плывут они или едут.

С колотящимся сердцем Элоиза встала на колени и подняла попону, которую тут же начал трепать ветер. Вцепившись в борт повозки, она, громко окликнув подругу, свернувшуюся калачиком на дне их подпрыгивающего средства передвижения, выглянула наружу и в серой мгле рассвета впервые за девять лет увидела море.

Зрелище это вселяло ужас. Ветер гнал к берегу огромные волны, и они серой блестящей стеной обрушивались на скалы, разлетаясь сверкающими брызгами. Однако новые громады волн с неумолимой последовательностью сразу же занимали место тех, что только что разбились о берег.

Дождь больше не лил, но низкие клубящиеся облака продолжали висеть над землей, когда их повозка с грохотом катилась по крутому склону к морю. Элоиза разглядела домики из неотесанного камня, сараи и коровники, жавшиеся к скале, возвышавшейся над берегом. Лишь вдали виднелась узкая песчаная полоска, где качались на воде рыбачьи лодки. В открытом море среди пенных бурунов тяжело переваливались с боку на бок два больших корабля, а маленький баркас, прилагая героические усилия, пытался до них добраться.

— Что они там делают? — спросила Элоиза солдата, державшего вожжи.

— Грузятся, — ответил он, не глядя на нее.

— Сейчас? В такую погоду?

Конечно, это пока не шторм, скорее ужасной силы ветер, но грозный вид неба свидетельствовал о том, что дождь может хлынуть в любой момент.

Она вспомнила свое последнее путешествие через Ла-Манш: рев стихии, носящийся по волнам корабль, отчаянные молитвы старого дяди, везущего ее в монастырь, и ощущение, что она почти умерла…

Борясь с паникой, Элоиза отыскала взглядом графа, стоявшего по колени в воде. Как только повозка достигла берега, она выскочила и побежала к нему по мокрому песку.

— Ваше сиятельство! — Он не услышал или сделал вид, что не слышит. — Уитмор! — изо всех сил завопила она, и граф наконец обернулся. — Вы понимаете, что делаете?

Подняв юбку своего нового одеяния, Элоиза отскочила назад, чтобы ее не накрыло волной, и он зашлепал к ней по воде.

— Готовлюсь к посадке на корабли, чтобы пересечь Ла-Манш и вернуться в свое поместье. — Голос суровый, мрачный взгляд в прорезях шлема.

— При таком водовороте? — Элоиза выпрямилась, чувствуя, что если сейчас дрогнет, то ее авторитету будет положен конец. — Мы должны подождать, пока закончится шторм.

— У нас на это нет времени. — Граф уперся кулаками в бока, и его широкие плечи, кажется, стали еще шире. — Сейчас весна, и может пройти целая неделя, пока море успокоится. Капитаны горят желанием побыстрее отплыть, большая часть воинов и лошадей уже на борту.

Испуганное ржание заставило ее посмотреть на море. Она увидела, как из вспененной пучины тянут с помощью каната и поднимают на корабль лошадь. Потом она заметила в воде еще двух лошадей, которые плыли к берегу, спасая свою жизнь. Должно быть, на ее лице отразился ужас.

— Не беспокойтесь, сестра, — произнес граф с намеком на ехидную улыбку, — вам плыть не придется.

Прежде чем она успела дать волю негодованию, он подхватил ее на руки и побрел по воде к баркасу.

— Уи… Уитмор! — задохнулась Элоиза, молотя кулаками по его бронированной груди. — Как вы смеете дотрагиваться до сестры Ордена…

— Прекратите, или я вас сейчас брошу.

— Вы не посмеете!

Но он посмел. Бросив ее на мокрую деревянную скамейку баркаса, граф вернулся задрожавшей в повозке Мэри-Клематис. Наученная опытом подруги, она смиренно приняла его помощь и без возражений позволила ему отнести себя в лодку.

Он усадил Мэри-Клематис рядом с Элоизой и, положив мокрые руки на борт, произнес:

— Я поклялся оберегать ваши особы от всевозможных опасностей. А я всегда держу слово.

Осталось выяснить, так ли это на самом деле, размышляла Элоиза, вцепившись окоченевшими пальцами в занозистую скамейку, пока баркас с трудом прокладывал себе путь в море.

К тому времени как Элоизу втащили наверх, ударяя о борт всякий раз, как судно поднималось на гребень очередной волны, она была совершенно уверена, что клятва Уитмора «оберегать ее персону» заключалась в сохранении ее бедного трупа целым и невредимым.

К счастью, как им с Мэри-Клематис все же посчастливилось уцелеть, здоровенный матрос отвел их в дальний конец главной палубы, усадил на связанные бочки и посоветовал не двигаться с места. Капитан, следя за работой матросов, взглянул в их сторону и тоже приказал не двигаться. Вскоре появился граф, проверил, как разместились его воины и лошади, затем подошел к ним, и они услышали все тот же приказ: «Не двигаться!»