За горным туманом (др. перевод) (ЛП)

Когда муж уводил ее с открытого участка, голос кузнеца следовал за ними вместе с жасминовым ароматом, и она удивилась, что ее муж не реагирует на слова. Или он не был собственником, или просто не слышал. А она ясно слышала, как кузнец сказал:

— Женщина, которая считает всех мужчин лишь слабыми котятами, слизывающими сливки, я могу перенести тебя в такие места, о которых ты лишь мечтала.

— Да, в кошмарах, — проворчала она, и услышала позади его негромкий смех.

Ее муж внимательно посмотрел на нее.

— Что такое?

Она тяжело вздохнула.

— Ночные кошмары преследуют меня по пятам. Мне немедленно нужно лечь спать.

Он кивнул.

— А затем мы поговорим.

Конечно. Если я все еще буду в этом богом забытом месте, когда проснусь.

* * *

Сидхок Джеймс Лайон Дуглас потер свой небритый подбородок мозолистой рукой. Гнев? Возможно. Недоверие — это точно. Собственнический инстинкт. Откуда, к дьяволу, он взялся?

Ярость. Да, это она. Холодная, темная ярость грызла его изнутри, и крепкое виски только усиливало боль.

Он стоял и голодными глазами наблюдал за своей новобрачной. Он видел, что она испытывала примитивное и неукротимое влечение к мужчине — и этим мужчиной был не он. Невероятно.

— Продолжай пить в том же духе, и мы ни за что не сможем отправиться утром в Устер, — предупредил его Гримм.

— Я не собираюсь отправляться утром в Устер. А то к тому времени, когда я вернусь, моя жена уже будет беременна.

Гримм ухмыльнулся.

— Знаешь, она в полной ярости из-за тебя.

— Она в ярости из-за меня?

— Ты был слишком пьян, чтобы венчаться, не говоря уже о том, чтобы переспать с ней, а теперь ты волнуешься из-за того, что она с симпатией взглянула на Адама.

— С симпатией? Да она с удовольствием уложила бы его на поднос и пообедала им, облизываясь!

— И что?

— Она моя жена.

— Ох, это становится слишком сложным для меня. Ты говорил, что тебя не волнует, что с ней станет, как только дело будет сделано. Ты поклялся исполнить обещание, и ты это сделал. Так откуда же этот дурацкий гнев, Хок?

— Моя жена не будет наставлять мне рога.

— Я полагал, что мужу можно наставить рога, только если это его беспокоит. А тебе все равно.

— Никто не спрашивал меня, все ли мне равно.

Гримм заморгал, удивленный тем, как ведет себя Хок.

— Все девушки точно так же смотрят на Адама.

— Но она даже не замечала меня. Она хотела Адама. Ад и все дьяволы, кто нанял этого кузнеца, в конце концов?

Гримм задумался над кружкой.

— Разве не Томас был кузнецом?

— Если подумать, то да.

— И куда он делся?

— Я не знаю, Гримм. Вот почему я спрашиваю у тебя.

— Хорошо, кто-то нанял Адама?

— Не ты?

— Нет. Я думал, что это был ты, Хок.

— Нет. Может, он брат Томаса и Томас заболел.

Гримм засмеялся.

— Уродливый Томас его брат? Никаких шансов, что это правда.

— Избавься от него.

— От Адама?

— Да.

Молчание.

Затем:

— Ради всех святых, Хок, ты это несерьезно! Это не похоже не тебя — лишать человека средств к существованию из-за того, как на него смотрит девушка…

— Эта девушка является моей женой.

— Да — и ты не хотел ее.

— Я передумал.

— Кроме того, он весьма удовлетворяет Эсмеральду, Хок…

Сидхок глубоко вздохнул.

— Так и быть.

Он помолчал в течение нескольких мгновений, все еще ревнуя.

— Гримм?

— Хм-м?

— Скажи ему, чтобы он не раздевался во время работы. И это приказ.

Но Хок не мог оставаться спокойным. Он осознал, куда он пришел, только войдя в янтарный круг света от очага под рябиновыми деревьями возле кузницы Адама.

— Добро пожаловать, Лорд Хок из Далкита-на-море.

Хок обернулся кругом и оказался лицом к лицу с блестящим кузнецом, который как-то сумел оказаться у него за спиной. Не многие мужчины могли застать Хока врасплох, и на мгновение Хок был удивлен так же сильно, как и зол на кузнеца.

— Я не нанимал тебя. Кто ты?

— Адам, — спокойно ответил кузнец.

— Адам кто?

Кузнец подумал, затем просиял шаловливой улыбкой:

— Адам Блэк.

— Кто тебя нанял?

— Я слышал, что вам нужен человек, чтобы присматривать за кузницей.

— Держись подальше от моей жены. — Хок поразился, услышав какие он произносит слова. Ради всего святого, он разговаривал как ревнивый муж! Он собирался выяснить вопрос о том, кто нанял кузнеца, но, очевидно, уже он не мог контролировать ни свои слова, ни свои ноги; по крайней мере, не там, где дело касалось его новоиспеченной жены.

Адам дьявольски рассмеялся.

— Я не сделаю ничего, что не захочет от меня леди.

— Ты не сделаешь ничего, что я не захочу, чтобы ты делал.

— Я слышал, леди не хочет тебя.

— Она передумает.

— А если нет?

— Все девушки по мне с ума сходят.

— Забавно. У меня такая же проблема.

— Ты слишком непочтителен для кузнеца. Кто был твоим прежним Лэрдом?

— Я не знаю ни одного человека, достойного называться моим хозяином.

— Забавно, кузнец. У меня такая же проблема.

Мужчины стояли лицом к лицу. Сталь к стали.

— Я могу изгнать тебя с моих земель, — с нажимом сказал Хок.

— Ах, но тогда ты никогда не узнаешь, кого она бы выбрала — тебя или меня, не так ли? И я подозреваю, что глубоко в тебе есть ядро благопристойности, которое взывает к старомодным ценностям, таким как справедливость, галантность, честь и правосудие. И это глупо, Хок. Все рыцари скоро исчезнут так же, как пыль мечтаний уходит с переменчивыми иллюзиями времени.

— Ты обнаглел. И с этого момента ты здесь не работаешь.

— Ты боишься, — изумился кузнец.

— Боюсь? — недоверчиво эхом отозвался Хок. Этот глупый кузнец дерзнул, стоя на его земле, утверждать, что он, легендарный Хок, боится? — Я ничего не боюсь. И уж конечно, не боюсь тебя.

— Да, ты боишься. Ты видел, как твоя жена смотрела на меня. Ты боишься, что ты не сможешь удержать ее вдали от меня.

Горькая, язвительная усмешка искривила губы Хока. Он не был человеком, способным обманывать себя. Он боялся, что не сможет держать жену вдали от кузнеца. Это раздражало его, злило его, и все же кузнец был также прав относительно его внутреннего благородства. Благородство, которое требовало, как подозревал Гримм, не лишать человека средств к существованию из-за собственной неуверенности в своей жене. Это был тот редкий случай, когда Хок почувствовал, что благородство до мозга костей — это досадная помеха. — Кто ты на самом деле?

— Простой кузнец.

Хок изучил его в лунном свете, струящемся сквозь ветви рябин. В нем не было ничего простого. Что-то крутилось в его сознании, проскальзывало в отрывках памяти, но он не мог уловить это.

— Я знаю тебя, не так ли?

— Теперь знаешь. И скоро также и она узнает меня.

— Почему ты провоцируешь меня?

— Сначала ты спровоцировал меня, когда соблазнил мою королеву.

Кузнец выплюнул эти слова, резко отвернувшись.

Хок покопался в памяти, пытаясь вспомнить королеву, которую он соблазнил. На ум не пришло никаких имен, но он никогда не мог их вспомнить. Где-то, когда-то, Хок отбил женщину у этого мужчины. И теперь этот мужчина собирается поиграть в такую же игру с ним. С его женой. Часть Хока пыталась показать, что ему все равно, но с того момента, как он увидел Безумную Джанет сегодня, он понял, что он пропал — впервые в своей жизни. Он увяз глубоко, почти целиком, и если ее сияющие серебристые глаза заманят его в болото, он с готовностью отправится туда.

Что можно сказать мужчине, чью женщину ты соблазнил? Ему нечего было сказать кузнецу.

— Я не хотел нанести оскорбление, — наконец выдавил Хок.

Адам обернулся кругом и его улыбка была слишком широка.

— В любви все средства хороши. Ты все еще хочешь отослать меня отсюда?

Хок долго смотрел на него. Кузнец был прав. Что-то внутри него взывало к справедливости. Честные сражения должны вестись на равных условиях. Если он не сможет удержать девушку, если он уступит ее другому мужчине… Его гордость горячо сопротивлялась этому. Если его жена оставит его, неважно хотел он начать жизнь с ней или нет, и ради такого вот кузнеца, отлично, тогда легенда о Хоке будет спета совершенно в другом духе.