Анжелика и московский звездочет

Обед, состоявшийся после крестин принцессы, продлился долго, отличался пышностью и обилием блюд и напитков. Пожалуй, впервые мадам Аделаида смогла распробовать многочисленные кушанья старорусской кухни. Поданы были: папашник, щучий присол, белужье огниво в ухе, севрюжий варанчук, щи с тешею, звено с хреном, схаб белужий, тельное из рыбы, пироги, расстегаи, кулебяки, раки, всевозможные ботвиньи, черный и красный виноград, апельсины, яблоки… Вино лилось рекой, крепкие водки и настойки разливались морем разливанным…

Царь не любил, когда во время пира гости пренебрегали горячительными напитками.

– Пить всем! – Темные глаза сверкнули огненно.

После такого приказа бокалы, стаканы и рюмки опоражнивались еще скорее, чем прежде. Государь провозглашал тост за тостом.

– Здоровье новорожденной и новокрещеной принцессы Анны Петровны!.. Здоровье государыни царицы Екатерины!.. Здоровье Александра Данилыча Меншикова!.. Здоровье Брюса!.. Здоровье Дивьера!.. Здоровье Апраксина!.. Здоровье Гордона!..

Пили здоровье сподвижников Петра.

Аделаида заметила, что теперь ей нравится пить; ей хотелось забыться, забыться! И она осушала бокал за бокалом. Перед глазами плясали раскрасневшиеся лица опьяневших сподвижников царя Петра. Затем грянула музыка, и тогда заплясали и ноги, ботфорты и туфельки. В окна огромного зала ворвались пушечные громы, давался салют в честь крещения принцессы Анны. Затем гости, стоя у окон, любовались роскошным фейерверком. Но мадам Аделаида не в силах была подняться со стула. Откинувшись на высокую, резную и жесткую спинку, она смотрела прямо перед собой, полузакрыв глаза. Голова кружилась; непонятное веселье, нечто наподобие лихости, охватывало душу…

Аделаида не удивилась, когда мужская рука пожала ее руку. Ей было все равно. Она смотрела, щурясь. Ей показалось, что мимо нее прошел спокойный Чаянов. Затем над ее лицом, словно из тумана, выплыли точеные черты лица Якова Брюса. Мужественный голос произнес негромко:

– Я прошу вас поехать со мной…

Конец фразы растаял в сумраке опьянения. Аделаида ничего не отвечала. Ей было безразлично. Щурясь, она протянула руки навстречу сильным мужским рукам в рукавах темно-зеленого кафтана.

Затем ясно возникло видение Чаянова. Она ощутила, как ее ведут, обхватив крепко за талию. Вот ее подхватили и понесли. Она запрокинула голову. Перед глазами начали свой танец огни свечей и лепные украшения потолка.

Карета, укрепленная на полозьях, покатилась. Странно, но Аделаида была в карете одна. Должно быть, Чаянов и Брюс ехали в другом экипаже или верхом. Вяло шевельнулась в мозгу мысль о возможности бегства. Ведь, в сущности, ее увозят, ее похищают. Карета все же ехала не так уж быстро. Может быть, стоит толкнуть дверцу? Или нет, она слишком пьяна для таких рискованных прыжков…

Ее укачивало в карете, клонило в сон. Она и сама не заметила, как уснула.

Аделаида-Анжелика очнулась на постели и, едва раскрыв глаза, поняла, что она лежит на незнакомом ложе в незнакомой комнате. Нет, она не испугалась. Она множество раз в своей жизни просыпалась в чужих комнатах, на чужих простынях. О, как она устала от всего этого, как она устала от жизни. Если бы сейчас, вот сейчас, закрыть снова глаза и легко-легко перестать дышать. Но нет, вряд ли ей это удастся именно сейчас. Виски ныли. Она приподняла голову, растрепанные волосы были тяжелы ей. На стене она увидела шнурок сонетки – колокольчика для вызова слуг. Аделаида-Анжелика позвонила, дернув шнурок. Раздался тонкий звон. Спустя несколько минут дверь отворилась и в комнату вошла высокая стройная девушка. В окна уже бил солнечный свет белой зимы. Окна выходили не на улицу, а в сад. Можно было видеть облепленные снегом черные ветки деревьев. Аделаида посмотрела на вошедшую девушку. Это действительно было любопытное зрелище, потому что девушка была арапкой, чернокожей. На ней было обычное платье служанки из хорошего дома, но на голове – экзотический тюрбан из пестрой ткани. Молодая арапка улыбнулась, присела в изящном поклоне и, обнажив белоснежные зубы, крепкие и большие, спросила учтиво:

– Что будет угодно госпоже?

Она говорила по-французски.

– Это ты раздела меня? – спросила Аделаида. Она и вправду была раздета до сорочки.

– Я, госпожа, – улыбнувшись, отвечала чернокожая девушка. – Прикажете одеть вас? Теплая вода для умывания готова. Господа ждут вас в столовой пить кофе…

«Господа! – подумала Аделаида. – Господа – это, должно быть, Брюс и Чаянов…» А вслух она сказала, тяжело вздохнув:

– У меня ужасно болит голова! Принеси мне что-нибудь, какое-нибудь снадобье, помогающее от головной боли!

Девушка снова белозубо улыбнулась, снова присела в изящном поклоне и вышла. Мадам Аделаида откинулась на подушки. «Должно быть, я в доме Чаянова, – вяло думала она, – или в доме Брюса… Не все ли равно…»

Дверь снова отворилась, девушка принесла на подносе небольшой кувшин и стакан, а также блюдо с кусками холодной говядины. Легко изогнув стройный стан, она водрузила свою ношу на стол.

Аделаида встала с постели и приблизилась к столу. Арапка предупредительно налила в стакан из кувшина мутноватую жидкость. Аделаида попробовала. Жидкость отдавала острым и пряным. Аделаида поморщилась. Чернокожая девушка заметила это.

– Не бойтесь, госпожа, пейте. Это огуречный рассол – самое верное средство от головной боли! И говядина – тоже!..

– Что – тоже? – полюбопытствовала дама, чуть скривив губы. – Что? Холодная говядина – тоже средство от головной боли?

Чернокожая девушка весело рассмеялась:

– Да, госпожа, от головной боли, вызванной горячительными напитками, простите за откровенность!

– А ты – бойкая особа, – заметила дама.

– Да, госпожа, я – бойкая особа!..

Обе женщины расхохотались.

Аделаида, сидя за столом, заедала огуречный рассол ломтиками холодной говядины. Арапка приготовила все необходимое для умывания.

– Мое платье в порядке? – спросила Аделаида.

И уже спустя полчаса, одетая и причесанная, она входила в столовую, где ее ждали за кофием Брюс и Чаянов. Да, она не ошиблась!..

Царь Петр вернулся поздно в жилые покои своего дворца. Он уже привык к тому, что Катерина ждет его и ни за что не ляжет в постель, покамест он не вернется. Вот и сейчас молодая жена не спала. Он застал ее сидящей в креслах. Акулина, одна из ближних служанок, расчесывала черные, как вороново крыло, волосы царицы. Заслышав шаги мужа, Катерина резко мотнула головой. Он вошел, и она бросилась ему навстречу.

– Матушка! – воскликнула Акулина, опуская частый гребень.

Петр обнял жену, жадно вдыхая запах ее волос, нежный и странно мускусный.

– Что случилось? – Катерина чуть запрокинула голову. Даже когда Петр молчал и притворялся, что все идет хорошо, ему не удавалось обмануть ее! Она всегда угадывала, когда он особенно тревожился. И теперь она тоже угадала.

– Что, что случилось, Петруша? Ты можешь сказать мне?

– Ты не знаешь? – тихо спросил Петр. Катерина замотала головой, совсем по-детски:

– Нет, нет, не знаю…

Катерина бросила быстрый взгляд на служанку, но тотчас поняла, что случившееся является тайной лишь отчасти.

– Как Аннушка? – спросил заботливый отец.

– Здорова, пузыри пускает, – улыбнулась Катерина.

– Слава Богу! А ты не падай духом, беда случилась.

– Акулина, ступай! – быстро распорядилась царица.

Акулина отложила гребень на туалет, перед зеркалом, и, поклонившись, вышла.

– Беда, душа моя, беда! – Петр усадил жену на постель. Он и сам уселся рядом и обнял ее крепко за плечи. – Беда! Мадам Аделаиду убили!

Катерина вздрогнула в его объятиях:

– Кто?.. Как?.. За что?.. Почему?.. Нет!.. – вырвалось у нее невольно.

– Да я и сам ничего еще не пойму! Тело ее нашли в спальном покое ее дома…

– Нашли? Но кто?..

– Одна из служанок. Слуги все уже посажены под крепкий караул. Пытаны будут накрепко, а покамест спрошены.