Цветок на камне

Лора Бекитт

Цветок на камне

Пролог

Асмик навсегда запомнила день, когда в последний раз видела своего отца и братьев живыми.

Девушка родилась в армянском квартале персидского города Исфахан, расположенного в плодородной долине реки Зайенде-Руд. Город окружала высоченная зубчатая стена с двенадцатью железными воротами, а на его центральной площади могла разместиться целая деревня. Исфахан был наводнен искусными ремесленниками и приезжими купцами, потому на рынках не было недостатка ни в заморских тканях, ни в диковинных украшениях.

Единственная дочь и младший ребенок в зажиточной, знатной семье, Асмик с детства была окружена нежной любовью и ни в чем не знала отказа. Шестеро братьев души не чаяли в девушке, так же как отец, благородный Тигран Агбалян, и мать, гордая красавица Сусанна, на которую Асмик всегда хотела быть похожей.

Отношения матери и отца напоминали некую возвышенную игру; родители были преданы друг другу настолько, насколько один человек может быть предан другому: девушке казалось, что мир не знал более сильной и прекрасной любви.

В тот роковой день Асмик проснулась раньше обычного; надев платье, девушка вышла на каменный балкон.

В предрассветных сумерках раскинулся огромный город. В воздухе разливался тонкий аромат цветущих абрикосовых деревьев. В небе сияли созвездия, похожие на созревшие гроздья винограда. На горизонте виднелись призрачные, бледные, напоминающие сновидение очертания гор. Глядя на них, Асмик погрузилась в мечты.

Вот уже много раз она встречала на улицах Исфахана незнакомца, который поначалу только смотрел на нее, потом стал коротко кивать, а однажды позволил себе улыбнуться. Он был молод, красив, хорошо одет; завидев его, Асмик была готова бежать прочь, и вместе с тем ее будто околдовывали какие-то чары. Как правило, она выходила за покупками в одно и то же время, и юноша поджидал ее на повороте дороги, ведущей к рынку.

Вскоре Асмик и незнакомец вступили в безмолвный разговор, заключавшийся в тайном обмене взглядами. Иногда девушку сопровождала мать, чаще — служанка, а порой и та и другая; Асмик научилась отвлекать их в тот миг, когда ее глаза посылали молодому человеку робкий, стыдливый, нежный привет. На это уходило несколько секунд, а все остальное время она мечтала о том, что наступит новый день и маленькая запретная игра повторится снова.

Пожалуй, в этом не заключалось ничего предосудительного, если б не одно обстоятельство: юноша был иноверцем, арабом, проявлять интерес к которому было не только нелепо, но даже преступно. На протяжении двух недель Асмик удивлялась и радовалась тому, что мать не замечает ее тайного увлечения.

Как всякая девушка, Асмик грезила о бессмертной любви, о счастливом браке, похожем на брак ее родителей, о богатом прекрасными событиями будущем. В последние годы в их среде было много разговоров об арабском владычестве [1], о гонении на живущих в Персии христиан, но Асмик не придавала значения тревожным слухам.

Девушка стояла на балконе до тех пор, пока небо из темно-синего не сделалось серым, на улицах города не начали зажигаться огни, а птицы не завели свою звонкую песнь.

Тогда она спустилась вниз, в парадный зал, где застала отца, мать и всех своих братьев.

В очаге пылал яркий огонь. Ночные тени отступили, спрятавшись в щелях массивных каменных стен. Мужчина и юноши держали в руках оправленные в серебро кубки. Сусанна смотрела на мужа и сыновей со скрытым волнением. Асмик вошла в зал в тот момент, когда мать сказала:

— Стоит ли доверять арабским псам, чьи души черны, а сердца гнилы и презренны?

— Долг велит нам присутствовать на переговорах с наместником, — ответил Тигран. — Мы надеемся, что нам удастся добиться смягчения податей, разрешения свободно торговать, а главное — совершать службы в нашей церкви.

Когда он произнес эти слова, Асмик невольно залюбовалась отцом. Высокий и статный, он был красив горделивой, величественной, покоряющей сердца красотой. Жизненная сила била в нем через край, хотя временами ему была свойственна притягательная задумчивость, отрешенность.

Тигран не выносил малодушия и бездействия и вместе с тем полагал, что честность и храброе сердце помогут одержать верх над злом. Такими были и его сыновья, от младшего, Вазгена, до старшего, Авета.

— Минувшей ночью я видела дурной сон, — тревожно произнесла Сусанна.

— Это предрассудки, жена.

Женщина покачала головой.

— Не знаю. Моя мать говорила, что на крыльях снов прилетает истина.

Сусанна по очереди поцеловала и перекрестила мужа и сыновей и промолвила:

— Возвращайтесь скорее!

— Отец! — Видя, что Тигран и братья собираются уходить, Асмик бросилась навстречу. — Разве вы не хотите со мной проститься?

— Мы не хотели тебя будить, мой нежный белый цветок! [2] — с непривычным смущением произнес отец, раскрывая объятия. — Но я рад, что мы увиделись перед нашим отъездом.

Высокие, черноволосые, ясноглазые братья приветливо улыбались младшей сестре.

Сусанна и Асмик вышли на широкое крыльцо. В отличие от матери девушка провожала родных с легким сердцем. Ей всегда была мила мысль о дороге, ведь даже горы тянулись не столько вверх, сколько вдаль, туда, где простирается степь, текут светлые моря, где можно сесть на корабль и плыть бее дальше и дальше!

И все-таки в тот день Асмик была рассеянна и грустна и не пошла на «свидание». Юноша напрасно прождал ее больше часа, а потом побрел обратно.

Идя по оживленным улицам Исфахана, он вспоминал о прекрасной незнакомке, чье лицо, в отличие от лиц дочерей Востока, оставалось открытым, чья улыбка ослепляла, как солнце. Юноша думал о ее длинных ресницах, огромных глазах, украшенных жемчугом волосах, при взгляде на которые рождались мысли о ночном небе и ярких звездах. О вышитом золотом зеленом платье, платье цвета весны и надежды, цвета Корана.

А еще молодой араб размышлял о том, что между ним и армянской девушкой стоят такие преграды, которые не способны разрушить ни обстоятельства жизни, ни время.

Часть I

Глава 1

Прошло несколько дней, полных взволнованного ожидания и скрытой тревоги, а потом к ним приехал брат Сусанны, Григор Манавазян.

— Будет лучше, если ты сядешь, сестра, — тяжело вздохнув, сказал он, — я принес дурную весть.

Женщина осталась стоять, лишь прижала руки к груди, словно пытаясь унять бешеный стук сердца.

— Говори, — глухо произнесла Сусанна.

— Все случилось иначе, чем предполагали благородные люди нашей общины. Во время переговоров с наместником вспыхнула кровавая ссора. Твой муж, сыновья и другие мужчины были схвачены и убиты.

Сусанна пошатнулась и едва заметно помотала головой. В ее темных глазах полыхнуло пламя.

— Нет, не может быть!

— Это правда, — мрачно произнес Григор и сказал, слегка повысив голос: — Я предупреждал Тиграна, что из этих переговоров не выйдет ничего хорошего, но он меня не послушал.

Асмик бессильно прислонилась к дверному косяку, вцепилась в него онемевшими пальцами. Девушка боялась подойти к матери; она надеялась, что дядя скажет, что это ужасная шутка или жестокая ошибка.

Григор присел к столу, налил себе вина и залпом выпил.

— Наши дела плохи, Сусанна, — устало продолжил он. — Завтра я и другие знатные люди нашей общины, оставшиеся в живых, уезжаем в Византию. Надо сделать это сейчас, пока путь открыт. Собери вещи, золото, оставь при себе самых надежных слуг и жди, я заеду за тобой. Все должно быть готово к утру.

— Когда-то мои предки покинули свою страну, спасаясь от мусульманских завоевателей. Исфахан стал их пристанищем и второй родиной. Я не желаю превращаться в скиталицу, гонимую отовсюду, куда протянется их рука, — с неожиданным спокойствием и суровостью произнесла женщина.