Секвенция (СИ)

========== 1-10 ==========

Секвенция (музык. термин) –

повторение мотива или фразы на другом высотном уровне.

Жизнь - как фортепиано. Белые клавиши - это любовь и счастье. Черные - горе и печаль. Чтобы услышать настоящую музыку жизни, мы должны коснуться и тех, и тех… (с)

1

Отпустить прошлое – все равно что открыть клетку. Прошлое взвивается к необъятному небу подобно истомившейся птице, и клетка остаётся пустой. И ты стоишь и прислушиваешься, ожидая привычных шорохов и звуков, но их нет. Не слышно абсолютно ничего. Отпустить прошлое – значит не оставить себе ничего, кроме пустоты.

Александр стоял у раскрытого окна и курил. Холодный воздух октябрьского вечера касался рук, лица и незащищённой шеи, но Александр не обращал на это внимания. Уже почти совсем стемнело. Александр ждал, когда вернется из института его дочь.

Его взгляд был обращён к огням далёких высоток, и, казалось, эти огни отражались в его глазах. На подоконнике перед ним лежала стопка запылённых клавиров и нотных тетрадей. Александр думал, что он почти решил, что с ними делать, наконец-то решил, и он говорил себе, что завтра же отнесёт их в театр и отдаст какому-нибудь знакомому концертмейстеру. Оксане, например, или Виктору. Он уже представлял себе их вопрошающие лица: «А тебе самому они разве не нужны?». Не нужны. Не нужны. Больше.

Он думал, что решил.

Он думал, что у него хватит сил так поступить, даже если взамен не останется ничего кроме пустоты.

Александр затушил сигарету и закрыл окно. Какое-то время он тупо смотрел на эту зловещую стопку нотной бумаги, а потом резко задвинул штору, словно отсекая клавиры от себя.

Вот так. Вот и всё. Так будет правильно. Не видеть их до завтрашнего вечера, а потом убрать в полосатый пакет с кричащей эмблемой какого-то магазина и унести из дома прочь.

Но оставалось ещё кое-что. Оставалось пианино. Оно по-прежнему стояло в углу комнаты, возвышаясь чёрной скалой, и его нельзя было так просто отпустить, это уж точно. Александр посмотрел на пианино “Petrof”, купленное когда-то его женой, и зажмурился, открыл глаза и зажмурился снова. Он словно надеялся, что это заставит неподвижную махину исчезнуть.

Время беспощадно. И почему-то это пришло Александру в голову только сейчас, когда ему исполнилось сорок девять, и когда он провел ладонью по крышке пианино и заметил на пальцах сероватый налет пыли. Именно сейчас, а не когда Кристина пошла в школу и даже не когда он увидел кровь на ее постели. Александр осознавал, что его дочь растёт, но неумолимость времени заметил только сейчас, когда понял, что это пианино только зря занимает столько места в их и без того не большой квартире, потому что Кристина всё равно не будет на нём играть. После смерти жены Александр ещё медлил с продажей, хотя деньги были необходимы катастрофически, но он всё же подумывал о том, что Кристине мог передаться талант матери. Да и как память это пианино тоже было очень дорого. А сейчас оно смотрелось как инородное тело в этой комнате, где было столько новых вещей, никак не связанных с прошлым. Это было всего лишь старое пианино, и если когда-то Маша и извлекала из него чудесные звуки, то сейчас при нажатии на клавиши из него вырывался не то хрип не то стон, и, конечно, оно уже не напоминало о ней. Оно вообще ни о чем не напоминало. Разве что о том, что ему явно нужен настройщик. А еще лучше, покупатель.

Кристина часто его спрашивала: «Пап, а почему ты сам не играешь на нём? Тебе не кажется странным, что такой известный пианист как ты никогда не пользуется собственным пианино?».

И часто Александр не знал, что на это ответить. Он и сам себе не мог этого объяснить.

«Просто в этом инструменте живут древние духи, и я боюсь пробудить их. Только твоя мама умела укрощать этих духов, а я не умею. Боюсь, что они просто съедят меня!» - отшучивался Александр, и когда Кристина была маленькой, эта сказка шла на ура.

«Пап, а ласскажи ещё пло пианинных духов!», - просила она.

Но дочка росла, и обманывать её становилось всё труднее.

А в конечном счете ты просто обманываешь сам себя.

- Пап? Ты чего делаешь?

Он вздрогнул и только сейчас заметил, что сидит на табурете перед открытым пианино, положив пальцы на клавиши.

Он не заметил, как вернулась Кристина и теперь смотрела на него своими огромными глазами. На её щеках алел румянец, а под мышкой она держала какую-то толстую книжицу.

Александр невольно улыбнулся. Ему казалось в тот момент, что комната осветилась, и тёплые лучи коснулись его кожи. В тот момент он подумал, что, быть может, отпустить прошлое – не так уж страшно. Быть может, он ошибся насчет всеобъемлющей пустоты. В тот момент, когда его дочь вошла в комнату, Александр подумал, что там, где по его мнению, осталась одна пустота, было ещё кое-что. Что-то невесомоё и тёплое.

Любовь.

2

Когда Крис вошла в прихожую, первое, что она отметила – это непривычная тишина в квартире. Она подумала, было, что отца нет дома, но потом заметила в зале свет. Крис разулась, положила на тумбочку торт, перевязанный красной лентой, невольно улыбнувшись при воспоминании о смешной заботливой продавщице, которая просила обязательно, ну вот прямо обязательно (большой восклицательный знак) передать поздравления её отцу.

- Пап! – позвала девушка.

Нет ответа. Крис заглянула в комнату и увидела отца склонившимся над старым пианино её матери. Сразу что-то внутри неприятно похолодело и сжалось.

- Пап? Ты чего делаешь?

Отец поднял на неё удивлённые глаза, словно меньше всего ожидал увидеть дочь в их квартире, и вдруг улыбнулся.

- Папа? Ау?

- Ах… Я и не заметил, как ты вошла… Ты что-то спросила, дочка?

- Ну… просто мне любопытно, почему ты сидишь перед открытым пианино с лицом индийского йога, который только что вошел в контакт с высшим разумом.

- О? Я правда похож на йога?

- Очень похож. А я купила торт, здорово?

- Чудесно! Можем начинать праздновать! В нашей маленькой семейной компании, - отец тепло улыбнулся, и Кристина немного успокоилась, решив, что отец просто снова задумался о прошлом. А если это так, то её задача сегодня – растормошить его и ни в коем случае не позволить грустить в его собственный День рождения.

- Мне попалась такая весёлая продавщица! – быстро заговорила она, на ходу снимая шарф и плащ. – Всё просила, чтобы я обязательно поздравила тебя и пожелала здоровья! Говорит, что всегда ходила на твои концерты, а её дочка, оказывается, обучалась у тебя музыке, представляешь? А ещё она перевязала торт красивой красной лентой просто так, от себя. И сделала скидку! Это так мило, да?

- Наверное, это мама моей Насти, которая закончила в прошлом году. Помнишь, я рассказывал тебе, что она работает продавщицей в кондитерской? Очень добрая женщина.

- Да, кажется, припоминаю! Ты как-то принёс домой пирожные, которые достались тебе бесплатно!

- Ага. У самой этой женщины совсем нет слуха, и она боготворит всех, кто связан с музыкой. Надо будет зайти на днях в кондитерскую, поблагодарить за поздравления.

Крис в этот момент достала из холодильника заранее приготовленные салаты и блинчики.

- Может быть, приготовить что-нибудь ещё? – озадаченно спросила она, заправляя за ухо выбившуюся прядь тёмных вьющихся волос. – Я вчера успела только это, а сегодня…

- Ну что ты! – быстро одёрнул её Александр. – Наедимся тем, что есть! Не стоит так хлопотать из-за своего старика!

- Ну какой же ты старик? – Крис рассмеялась и обняла отца. Он легко и ласково провел широкой ладонью по её волосам, вдохнув сладкий запах её шампуня и уличной свежести.

- Тебе исполнилось только сорок девять! Это даже ещё не пятьдесят!

Александр усмехнулся. В уголках его глаз заиграли морщинки.

- Интересно, а что ты скажешь на следующий год?

Она хихикнула, и в глазах её зажглись искорки, те самые, за которые Александр когда-то полюбил её мать.