Фелисия, или Мои проказы. Марго-штопальщица. Фемидор, или История моя и моей любовницы

Между тем Розетта развеселилась и принялась резвиться вовсю. Взобравшись на комод, она пожелала, чтобы я снял ее оттуда, усадив к себе на плечи. Затем она принялась перепрыгивать со стула на стул, изображая из себя канатную плясунью; потом, взобравшись на стул, она приподняла юбки — невысоко, всего лишь до колена — и, выставив на обозрение свою хорошенькую ножку, принялась вертеть ею, приказав мне восторгаться сей очаровательной конечностью. Отбежав подальше, она обнажала грудь, но едва я приближался, как она вновь прикрывала ее и принималась восхвалять то, что было спрятано глубже всего, и весело клясться, что уж этой-то вещицей я не стану обладать никогда. Затем она схватила на руки кота и обратилась к нему с забавной, милой, но совершенно бестолковой речью. Сбегав за поставцом с ликерами, она принялась их пробовать. Некоторые получили ее одобрение, некоторые — нет. Наконец она обняла меня и, усадив подле себя, принялась ласкать, словно малого ребенка. Словом, она безумствовала, однако это было безумство грации. Тем временем постель была разобрана и ожидала нас для законного отдыха. И вот свечи потушены, полог задернут; но, дорогой маркиз, надеюсь, вы не думаете, что я позволил сну умыкнуть меня в свое царство? Петроний [58] оставил нам описание ночи, проведенной в неге и сладострастии; так вот, могу вас заверить, его ночи было далеко до моей. Да и не каждый достойный мужчина может похвастаться подвигами, подобными тем, кои совершил я в ту ночь. Помощниками нашими стали самые изощренные любовные игры, кои предоставила к нашим услугам сама природа. Ни единого препятствия не встало у нас на пути к достижению цели; а если таковое и возникало, мы его устраняли; исключение было сделано только для лепестка розы.

В перерывах мы вели беседы. Разумеется, Розетта взяла с меня обещание быть благоразумным, однако она больше не пыталась уклониться от моих ласк. Но я шел прямо к цели, а ей хотелось заставить меня подольше поблуждать по дорогам сладострастия.

И хотя она была возбуждена не меньше меня, я заметил, что она ни разу не потеряла головы; даже после того, как я шесть раз утолил свою страсть, она отнюдь не испытывала опьянения, а была — коли можно так сказать — всего лишь навеселе. Поэтому я, вкусив радость обладания, не достиг высшей точки наслаждения. Поздравляя себя с победой и достижением цели, я тем не менее не мог тешить себя мыслью, что получил желаемое; однако я был не в силах сердиться на Розетту за то, что она не разделяла моего пыла, а всего лишь играла в страсть: в искусстве любви она была настоящей волшебницей.

Настал день, и Морфею наконец удалось заполучить меня в свое царство. Когда я проснулся, стол был уже накрыт, и я пообедал с большим аппетитом. Ночные труды утомили меня. Обычно мы больше устаем после небольшой прогулки, нежели после долгого путешествия.

Послеобеденное время пролетело быстро — в шутках и забавах. Любовники никогда не скучают, время мчится, страсть разгорается с новой силой.

Меж тем в доме моего отца случился настоящий переполох. В ту ночь в одном из игорных домов с неким молодым человеком из хорошей семьи произошел прескверный случай, и отец мой решил, что и со мной случилось что-либо подобное. До сих пор я не позволял себе проводить ночи вне дома, а посему отсутствие мое всполошило всех. Отец всегда трепещет за сына, особенно если сын никогда не подавал поводов для волнений. Одному из отцовских приятелей, занимавшемуся ремеслом новелиста, а посему бывшему в курсе всех парижских слухов и сплетен, было поручено разузнать, не случилось ли со мной чего-либо неподобающего. Приятель тотчас приступил к работе, тем более, что за нее ему было обещано вознаграждение.

В кафе, мимо которого я тогда проезжал, ему сообщили, что видели, как вечером в фиакре под номером семьдесят один мимо промчался молодой человек, торопившийся, судя по радостному выражению лица, на приятное свидание. И хотя в точности описать внешность молодого человека никто не смог, приятель предположил, что этим юношей вполне мог быть я. Пока он шел к отцу, эта уверенность окончательно окрепла.

Выслушав приятеля, отец, не теряя времени, сел вместе с ним в карету, и они принялись колесить по городу в поисках фиакра с указанным номером; задача оказалась не из легких, ибо фиакр укатил в Сен-Клу и вернулся оттуда только к вечеру. Беда никогда не приходит одна: наткнулся на одно препятствие — жди следующего. Отцу пришлось терпеливо дожидаться возвращения фиакра; дабы ускорить ожидание, он отправился прямо к дому возницы, чей адрес ему сообщили в конторе, ведавшей наемными экипажами.

С раннего утра на поиски мои был послан Лафлер; подозревая, куда я мог отправиться, мошенник нисколько обо мне не волновался: он был уверен, что я нахожусь у своей подружки. На расходы, сопряженные с поисками, слуге был дан целый луидор; но вместо того, чтобы предупредить меня, избавив тем самым отца от волнений, а меня от будущих неприятностей, он решил потрать сей луидор на развлечения. С луидором в кармане он добрался до жилища Розетты, где ему приглянулась служанка моей возлюбленной. Увидев Лафлера, я стал расспрашивать его, как он меня нашел, зачем явился сюда и не обеспокоен ли отец моим отсутствием. Он уверенно ответил на все мои вопросы, заверив, что дома сообщил всем, что я вернулся ровно в четыре часа утра, а уже в десять утра за мной прислали от графини де Морнак, так как графиня пожелала видеть меня на церемонии ее утреннего туалета. Также он сказал, что лакей графини якобы предупредил, что хозяйка его, вероятно, задержит меня у себя на весь день, а вечером увезет ужинать в Отей. Отец мой якобы должен был отправиться на обед к председателю, а после на совет по делу, затрагивающему интересы двора. Я был вполне удовлетворен его рассказом, ибо почитал его слугой неподкупным, и наградил луидором. Затем я приказал ему явиться в пять часов утра к садовой калитке и ждать меня там. Негодяй поблагодарил меня, подал мне несколько советов, а сам отправился к отцу. Как видите, Лафлер не сказал мне ни слова правды, а главное, даже не намекнул, сколь сильно тревожился отец и какие поиски он предпринял.

Я встречал немало плутоватых слуг, наделенных всеми пороками своего сословия и готовых извлекать выгоду из несчастий своих хозяев; но мне даже в голову не приходило, что можно было быть столь зловредным без всякой для себя пользы и выгоды. Прибыв к отцу, Лафлер заявил, что не может точно сказать, где я нахожусь, однако по некоторым сведениям я, скорей всего, пребываю у девицы по имени Розетта, которая, пользуясь моей к ней любовью, разоряет меня. Более того, Лафлер выдумал, будто бы я собираюсь увезти эту девицу за границу и там жениться на ней. Для придания своему рассказу правдоподобия он описал отцу внешность Розетты. Отец тотчас помчался в полицию, где и сообщил об услышанном. Чрезвычайно на меня осердившись, он потребовал выписать ордер на мой арест, дабы меня могли схватить в любом месте, где бы я ни находился, равно как и девицу, покусившуюся на мое состояние. В озлоблении своем отец совершенно позабыл, что до сих пор я был не только его единственным, но и любимым сыном. Теперь он мечтал только о наказании и мести.

Полицейский чиновник был очень удивлен: ему трудно было представить, как столь почтенный и уважаемый человек, каковым был мой отец, может столь легко поддаваться гневу. Он попытался убедить его не поднимать шума, ибо шум может повредит и ему, и мне; напротив, следует замять эту историю, коя, скорей всего, выеденного яйца не стоит, а если начать раздувать ее, дело и впрямь может принять дурной оборот. Необходимо всего лишь отыскать меня и предпринять меры для того, чтобы в дальнейшем я не мог встречаться с вышеуказанной девицей. Подобное суждение — весьма разумное! — чиновник высказал исключительно из уважения к отцу, ибо обязанностью своей почитал оказывать услуги своим согражданам, к лучшей части которых принадлежал мой почтенный батюшка.

Однако отец не воспользовался этим мудрым советом. Тогда начальник полиции исполнил его желание: подписал приказ об аресте Розетты и на всякий случай, ежели я вдруг стану препятствовать задержанию своей подружки, дал ему в сопровождающие офицера. Отец вместе с офицером сели в карету и отправились искать меня и Розетту. Так что у отца было достаточно времени раскаяться в своей горячности: даже самый разумный человек иногда теряет голову.