Белинда

Примерно через три недели после начала сезона я вдруг поняла, что не оставалась с Марти наедине со дня премьеры. И вот как-то я проснулась рано утром и увидела Марти, который стоял в ногах моей кровати.

— Запри дверь, — прошептала я, так как прекрасно знала, что мама может проснуться и начать бродить по дому, из-за воздействия лекарств не соображая, что к чему.

— Уже запер, — ответил Марти.

Он почему-то так и остался стоять в халате поверх пижамы и почему-то не стал ложиться в кровать. Думаю, даже несмотря на темноту, я увидела, что с ним что-то неладно. А потом он присел на кровать рядом со мной и включил лампу. Лицо у него было растерянным, страдальческим и слегка безумным.

— Это ведь мама. Правда? Ты с ней переспал?

Губы у Марти как-то странно кривились, и он не мог выдавить из себя ни слова. А потом он сказал звенящим от напряжения голосом, что если такая женщина, как она, приглашает разделить с ней постель, то ей нельзя сказать «нет».

— О чем, черт возьми, ты говоришь?! — вскинулась я.

— Солнышко, я не мог ей отказать. Ни один мужчина в моем положении не смог бы. Ну как ты не можешь понять?

Я сидела, тупо уставившись на него. Слова словно застряли у меня в горле. У меня вдруг пропал голос. И тут я увидела, что он заплакал.

— Белинда, я не просто тебя люблю. Ты нужна мне, — давясь слезами, произнес он, а потом обнял и начал целовать.

Но мне сейчас было не до секса. Даже думать об этом не хотелось. Выбравшись из кровати, я постаралась отойти от него подальше. Но он меня догнал и снова стал осыпать поцелуями, и я незаметно для себя начала ему отвечать. И тут снова сработала та самая химия, а скорее всего, не химия, а любовь, настоящая любовь, которая сильнее любой химии.

Я сопротивлялась как могла и говорила «нет», но опять оказалась в кровати, и он рядом со мной, ну а дальше все понятно, потом я долго плакала, пока не уснула.

И когда я проснулась, он, естественно, уже ушел. Он опять был возле мамы. И никто даже не заметил, как я собрала вещи и ушла из дому.

Я добралась до Сансет-Стрип, сняла бунгало в «Шато Мармон», затем сделала парочку звонков. Я сказала Триш, чтобы та заплатила по моему счету, а еще, что пока побуду здесь, и попросила не спрашивать меня почему.

— Я знаю почему, — вздохнула Триш. — Я это предвидела. Береги себя, Белинда, очень тебя прошу.

Триш позвонила в «Шато» и оплатила счета. В тот же вечер она оставила мне сообщение, что уладила с мамой все вопросы и та положила кругленькую сумму на мой банковский счет.

Вот так оно и было. Я сидела на краешке кровати в «Шато», с Марти все было кончено, Сьюзен уехала в Европу, где снимала телефильм, а маму, как обычно, не слишком волновало, что я уехала из дома.

Итак, я совсем слетела с катушек и пустилась во все тяжкие. По ночам я шаталась по Сансет-Стрип, вступая в разговоры с байкерами, всякими придурками и, как и я, убежавшими из дома. Я обзвонила всех своих приятелей по Беверли-Хиллз, с которыми успела познакомиться после переезда. Я ездила к ним в гости, на вечеринки, а как-то даже поехала вместе с ними в Тихуану. Иногда я приходила во двор Голливудской средней школы, когда там не было занятий. Я ездила на экскурсии по городу и киностудиям, была в Диснейленде и луна-парке «Нотберри фарм». Я обегала все вокруг. На самом деле меня тяготило одиночество, и мне хотелось быть подальше от телефона. Хотя по крайней мере раз в день я звонила Триш, чтобы узнать, как дела. И Триш всегда отвечала, что у мамы все хорошо, просто прекрасно.

Думаю, мама и не заметила моего отсутствия. А я просто с ума сходила, стараясь не думать о Марти, убеждая себя, что с ним все кончено и мне надо решить, как жить дальше.

Теперь, оглядываясь назад, я думаю, почему же тогда не позвонила в Нью-Йорк Джи-Джи. Маму, вероятно, не слишком огорчил бы тот факт, что я уехала к Джи-Джи в Нью-Йорк. Сейчас она уже не нуждалась во мне, как когда-то. Но правда состояла в том, что я боялась даже подумать о том, что могу потерять Марти. Мне было больно, ужасно больно.

И поэтому я бегала по городу. Кроме того, выяснилось еще кое-что, крайне неприятное для меня. Я столкнулась с тем, что по закону я еще несовершеннолетняя.

Так, я с двенадцати лет вожу машину, но получить в Калифорнии водительское удостоверение не могу, поскольку мне еще нет шестнадцати. Я не могла посещать заведения, где подавали алкогольные напитки, даже если я всего-навсего хотела посидеть за столиком со стаканом кока-колы и посмотреть выступление комических артистов. И я, естественно, не могла открыть душу ребятам, с которыми встречалась, так как не могла рассказать им о связи с Марти.

И вообще я сильно отличалась от тех ребят, которые, с одной стороны, были вполне взрослыми, а с другой — сущими детьми. Это было выше моего понимания.

С кем я дружила в прошлом? С Триш, Джилл, Блэром Саквеллом, папой. И никогда с другими детьми.

Моя жизнь сейчас была какой-то поверхностной, если не сказать искусственной.

Ну и конечно, Марти не заставил себя долго ждать и заявился в «Шато Мармон».

Если бы он этого не сделал, то я, наверное, полностью разочаровалась бы в людях. Я хочу сказать: ведь должен же он был хоть раз навестить меня, чтобы проверить, все ли со мной в порядке. Я и сама толком не знала, чего от него хотела. Может быть, просто увидеть его и сообщить ему, что не собираюсь заниматься с ним любовью, пока он спит с моей матерью. Но, откровенно говоря, я не была готова к той сцене, что устроил мне Марти.

Это был первый акт итальянской оперы, который разыграл передо мной Марти.

Было уже далеко за полночь, когда Марти вошел в дверь моего бунгало. Причем вошел явно на взводе.

Прямо с порога он весьма требовательно спросил, что же у меня за семья-то такая. Интересно, неужели их не волнует, что я живу здесь, на бульваре Сансет, в таком месте, как «Шато», и никто за мной не присматривает. Снова его любимое слово. Мне даже стало смешно.

— Марти, что ты мне лапшу на уши вешаешь! — возмутилась я. — Нечего меня будить только для того, чтобы сказать, что моей семье насрать, где я болтаюсь. Я знала это не хуже тебя еще в двухлетнем возрасте.

— А как насчет школы? — спросил Марти. — Неужели всем в твоей семье наплевать, что ты не ходишь в школу?!

— Только попробуй напомнить им о школе! Я тебя сразу убью! — разозлилась я. — А теперь выметайся из моей комнаты и оставь меня в покое!

Потом он очень смущенно, чуть ли не со слезами на глазах, сообщил, что Бонни интересуется, где я. Почему меня давно не видно?

— И ты смеешь мне это говорить! — чувствуя, что вот-вот разрыдаюсь, сказала я и тут же оказалась у него в объятиях.

Конечно, я упорно твердила «нет», хотя в душе говорила «да», и Марти это прекрасно знал. И мы вдруг оказались в кровати, и все было как всегда. А может быть, даже лучше, так как привкус горечи сделал наши объятия еще более сладкими. А потом Марти обессиленно лежал рядом со мной и пытался объяснить, через какой ад ему пришлось пройти.

— Знаешь, любимая, я даже вспомнил старую пословицу: «Будь осторожнее со своими желаниями — они могут исполниться». Вот так и со мной. Я хотел получить Бонни, хотел сделать первоклассное шоу. И я получил и то и другое, моя любимая, но никогда в жизни еще не был так несчастен.

Я не смогла ему ответить. Я плакала в подушку. Мне в голову лезли самые безумные мысли типа того, чтобы сбежать в Тихуану и там тайком пожениться, а потом вернуться и всем сообщить, что мы женаты. Интересно, что тогда будет? Но я знала, что этому никогда не бывать, и чувствовала, как во мне закипает гнев и сжигает все слова, готовые сорваться с языка.

А Марти тем временем все говорил и говорил. Он сказал мне, что я нужна ему, что он не может жить без меня и что он не справится с сериалом при таком положении дел.

— Ты должна вернуться, Белинда. Ты просто обязана. Ты должна посмотреть на все с другой стороны.

— Ты что, смеешься? Неужели ты думаешь, что я могу вернуться туда, где ты спишь с моей мамой, а она и не догадывается, что ты спишь не только с ней, но и со мной?