Преступления любви, или Безумства страстей

Гадая о возможности такого несчастья, Герман спрашивал себя: в силах ли Эрнестина отказаться стать супругой одного из самых знатных сеньоров Швеции? И не родит ли это роковое стечение обстоятельств союз таких могущественных людей, как вдова Шольтц и Окстьерн, направленный против Германа и Эрнестины? Как же было Герману не думать о возможных бедах для себя? Сможет Ли он, слабый и несчастный, отразить удар, направленный против хрупкого его существа столь могущественными врагами?

Он поделился размышлениями своими с возлюбленной. Честная девушка, нежная и чувствительная, готова была пожертвовать суетными удовольствиями ради чувства, ее сжигающего, и заявила Герману, что не пойдет на бал к госпоже Шольтц. Молодой человек был того же мнения. Но так как в их тесном кругу ничего не делали, не спросив мнения Сандерса, то влюбленные отправились к нему за советом. Полковник же не согласился с ними. Он сказал, что отказ неминуемо повлечет за собой разрыв с вдовой Шольтц и коварная эта женщина в скором времени откроет причину его. Для них же в подобных обстоятельствах весьма важно наилучшим образом ублажать ее, а поступок сей, несомненно, вызвал бы сильнейшее ее раздражение.

Затем Эрнестина осмелилась спросить своего возлюбленного, чего он, собственно, опасался, не скрыв от него, что подобные подозрения причинили ей боль.

— О друг мой! — воскликнула прелестная девушка, сжимая руки Германа. — Даже если самые могущественные люди Европы соберутся на сем балу, разве должны они непременно воспылать страстью к твоей дорогой Эрнестине и разве поклонники эти делают честь той, коей отдано предпочтение? Ах, Герман, не бойся ничего: плененная тобой уже не сможет воспылать страстью к другому. Я лучше буду жить с тобой в рабстве, нежели без тебя поднимусь на трон. Разве объятия любимого не дороже всех благ мира?.. Так будь же справедлив ко мне, Герман, у тебя нет оснований опасаться, что на этом балу я увижу того смертного, кто вытеснит образ твой из моего сердца. Дай мне спокойно любить тебя, друг мой, ибо ты всегда будешь для меня столь же любезен, сколь и любим.

Тысячей поцелуев покрыл Герман руки возлюбленной своей. Он поборол опасения свои, однако полностью от них не избавился. В сердце влюбленного всегда гнездятся некие предчувствия, которые редко его обманывают, а Герман испытывал именно их.

Прекрасная Эрнестина появилась среди приглашенных госпожи Шольтц, словно роза среди полевых цветов. На ней был скифский костюм, который в далеком прошлом носили женщины ее родины. Благородные и гордые черты ее как нельзя лучше соответствовали сему убранству. Тонкая и гибкая фигура необычайно выгодно была подчеркнута облегающим, без единой складки платьем, обрисовывающим дивные формы. Прекрасные волосы, скрывающие колчан со стрелами, лук, что держала она в руке, — все это делало ее похожей на Амура, переодевшегося Беллоной. Можно было с уверенностью сказать, что каждая из стрел, выпущенных небесным этим созданием, тотчас же повергала жертву к изящным ножкам Эрнестины.

Если несчастный Герман смотрел на входящую Эрнестину со страхом, то граф Окстьерн, увидев ее, был охвачен таким живейшим волнением, что на несколько минут даже потерял дар речи. Вы сами видели Окстьерна, он необычайно красивый мужчина, но что за душа скрывалась под сей привлекательной оболочкой! Граф, несметно богатый и с недавнего времени полновластный хозяин состояния своего, не знал удержу в своих страстях. Ни доводы разума, ни препятствия не останавливали его, но лишь распаляли буйный его нрав. Не имея ни принципов, ни добродетелей, однако же преисполненный предрассудков, горделивый без меры, готовый бросить вызов самому государю, Окстьерн был уверен, что ничто в мире не может воспрепятствовать его страстям. Таким образом, все те, кто имел несчастье стать предметом любви его, тут же подвергались самым яростным преследованиям. Чувство это для души благородной почти что равно добродетели, для души же развращенной, подобной душе Окстьерна, оно становится источником многих преступлений.

Как только опасный сей человек увидел нашу прекрасную Эрнестину, так сразу же возымел коварный замысел соблазнить ее. Он много танцевал с ней, сел подле нее за ужином и столь явно выказывал свои чувства, что никто в городе более не сомневался, что она скоро станет либо женой, либо любовницей Окстьерна.

Трудно описать состояние Германа во время событий сих. Он был на балу, но, видя возлюбленную свою под опекой столь знатного вельможи, разве имел он возможность хоть на миг приблизиться к ней? Несомненно, Эрнестина ничуть не изменилась по отношению к Герману, однако может ли юная девушка сопротивляться гордыне своей? Может ли она хоть на миг не опьяниться воздаваемыми ей прилюдно почестями? Поклонение это, столь для нее лестное, лишь подтверждает славу о красоте ее — так разве вспомнит она о том, что еще совсем недавно жаждала вызывать восхищение только у одного мужчины? Эрнестина видела, что Герман был взволнован, но Окстьерн был в ударе, все собравшиеся восхваляли красоту ее, и горделивая Эрнестина забыла о том, какое горе причиняет поведение ее несчастному возлюбленному.

Не забыт был и полковник. Граф долго говорил с ним и, предложив свои услуги в Стокгольме, убедил полковника, что тот еще слишком молод, чтобы прозябать в отставке и не стремиться к повышению в чине, на которое он по рождению и талантам своим вполне мог рассчитывать. Граф мог бы поспособствовать ему в этом, как, впрочем, и во всем остальном, оказав протекцию при дворе. Окстьерн умолял полковника не пренебрегать его предложением, ибо услуга эта доставит ему лишь величайшую радость, а столь достойный человек, коим является полковник, непременно сможет отплатить ему тем же.

Бал закончился поздно ночью, все разошлись.

На другой день сенатор попросил госпожу Шольтц в мельчайших подробностях рассказать ему о юной скифской красавице, чей образ не покидал его с той самой минуты, как только он увидел ее.

— Это самая красивая девушка в Нордкопинге, — ответила негоциантка в восторге от того, что граф, покусившись на возлюбленную Германа, может быть, вернет ей сердце молодого человека. — Поистине, сенатор, во всем краю нет девушки, которая могла бы сравниться с ней по красоте.

— Во всей стране? — возмутился граф. — Во всей Европе, сударыня!.. А чем она занимается? Каков ее образ мыслей? Что любит она? Кто возлюбленный этого небесного создания? Кто может оспаривать у меня обладание этим сокровищем?

— Не буду говорить вам о рождении ее, вам известно, что она дочь полковника Сандерса, человека заслуженного и благородного. Однако вы, вероятно, не знаете, и известие это может вас огорчить, ибо чувство ваше по отношению к ней вполне определенно, что она в ближайшее время собирается выйти замуж за одного молодого служащего из моего торгового дома. Она влюблена в него до безумия, и он отвечает ей взаимностью.

— Такой союз для Эрнестины? — воскликнул сенатор. — Сей ангел — и станет женой простого клерка!.. Этому не бывать, сударыня, не бывать! Вы должны помочь мне, чтобы смехотворный брак сей не был заключен. Эрнестина создана, чтобы блистать при дворе, и я хочу, чтобы она появилась там под моим именем.

— Но как можно, граф!.. Дочь бедного дворянина… наемника!..

— Она — дочь богов, — вскричал разъяренный Окстьерн, — и должна пребывать в святилище их.

— Ах, сенатор! Молодой человек, о котором я вам говорила, будет в отчаянии: редко встретишь чувства столь нежные… столь искренние.

— Сударыня, менее всего меня волнуют подобные соперники. Существо, стоящее столь низко, — разве может он помешать мне? Вы найдете средство удалить молодого человека, а если он не согласится добровольно… Предоставьте действовать мне, госпожа Шольтц, предоставьте дело мне, и мы избавимся от этого мужлана.

Коварная Шольтц обрадовалась и, вовсе не собираясь охлаждать пыл графа, представила ему препятствие, стоящее на пути любви его, весьма легко преодолимым.

Но пока у вдовы Шольтц происходил этот разговор, Герман пребывал у ног своей возлюбленной.