Познание французского языка (СИ)

И если, поначалу на меня только с любопытством поглядывали и с одобрением, то потом уже с иными взглядами. А о их намерениях, я только догадывалась…

Началось невинно, с подарков малышу и мне. Ему пустышку замысловатую, а мне… Эх и чего только мне не дарили! Но поначалу все подарки нейтральные: тапочки, кружку фарфоровую, набор расчесок, средства личной гигиены, а потом пошли подарки со смыслом.

По мере того, как я отъедалась и превращалась в красивую молодую женщину, мне все притязательней шли подарки: теплый халат, сразу несколько лифчиков различного назначения и фасонов, комплект, вовсе не нужного мне белья и тому подобное…

Вскоре и взгляд на меня стали меняться в моем окружении.

А таковыми были: их отец, мать, сын, несколько горничных, кто мне помогали, садовник, когда я с коляской гуляла и даже охрана. А потом крестины ребенка. Оказывается я и не заметила за однообразными днями, что ребеночек-то вскормленный мною уже становится…

Крестины праздновали шумно и пышно и я, впервые за многие месяцы и годы, наверное, почувствовала себя, нужным и значимым человеком.

Со мной считались, ко мне обращались, на меня смотрели и мужчины и женщины, только, одни с пониманием моего предназначением, а вторые, для иных потреблений, как употреблений меня в качестве молодой и сексуальной женщины. И надо сказать, что я уже, видимо всем своим видом такой и была. Кроме того, я уже ручками снова себя стала трогать…

Да, что же это такое, возмутится публика, читая. Как, можно, о таком писать, путая святое и беспутное. Но, дамы и господа, жизнь такова, какова она есть, а не такая праведная всегда или удобная, для нашего понимания.

Вот и я, такой была, и, несмотря на выполнение своих обязанностей кормящей заменительницы матери, я не удержавшись однажды, потом уже не могла сдержаться и сорвалась…

Такой простой мой помощник, приборчик — молокоотсос стал для меня первым серьезным испытанием, с которым я тут же не справилась. И, как-то, после ночного кормления, сидела и сдаивала себя с помощью ручного молоко отсоса и так увлеклась, что уже вовсе не для молока сдавливала сосок, а, для того чтобы себя удовлетворить. Малыш спал, мной в очередной раз досыта накормленный, а я? А я, испытав, в очередной раз такие сексуальные ощущения от его насасывания груди, теперь сама, сидела и отсасывала свои соски…

Затем руки разошлись по груди, сжали их. Сначала осторожно и нежно, затем все сильней и сильней. И вот, тогда у меня возникло желание применить тот же отсос, и я с напряжением приложила его к опустошенной груди и принялась нажимать на резиновую грушу, ощущая возрастающее возбуждение…Так увлеклась, что…

— А зачем, вы так делаете? — внезапно услышала у самой двери.

Оказывается, я сидела в пол оборота и не заметила, что приоткрылась дверь в мою комнату, вошел его отец. Он так же не спал и вышел по делу, привлеченный полоской света. Подошел к двери и…

— Ну, понимаете, молоко надо… — и запнулась, не зная, что пояснить, как оправдаться самой.

А он подошел ко мне и…

Я была в ночной рубашке, сидела около кровати. Руки были заняты: в одной руке держу бутылочку сцеженного молока, а в другой, этот злополучный прибор.

Его руки неожиданно легли мне на груди, я замерла, затаив дыхание и не смея, почему-то ему сказать, отказать, так и сидела, не ожидая ничего доброго от старика.

— По — моему, такую грудь не надо сдаивать, так?

— Нет надо, — довольно громко прошептала, пытаясь, освободиться от его наглого захвата.

— Ну, тогда я помогу тебе!

— Нет, не надо, что вы?

— Не кричи, а то разбудишь малыша!

Когда он только вошел в меня, я тут же кончила, истосковавшись и будучи заведенная так, что его испугала, наверное.

— Ты что? Что с тобой? Тебе, не хорошо?

— Глупый, сделай еще, я прошу тебя, ну же, еще?

Он делает, а я ему:

— Ладно, я знаю, что ты хочешь и боишься спросить, возьми, пососи…

— А как же малыш?

— Моего молока хватит всем, и ему, и тебе, и…

— Нет, только ты сына сюда… Смотри мне, а то удавлю! Поняла, ты?

— Поняла, поняла, ну же, соси!

С того дня, я уже обходилась без прибора.

У меня появился свой молокоотсос, который ко мне зачастил и кончал в меня каждый раз, зная, что я, пока кормлю грудью, я не залетаю…

Потом у меня появились иные подарки, от моего пожилого помощника. Сначала колечко, потом ожерелье из полудрагоценных камушков и еще по мелочам то, чем он так меня баловал, за то, что я такое вытворяла для него, что чуть, уже не забывала про нашего малыша.

Думала, что я так и останусь, между ними разрываясь, между малышом и стариком. Ан, нет! У него дела и он уехал в загранкомандировку. Вместо себя он оставил своего сына, всем заведовать и управлять.

И вскоре его сын уже подо мной лежит, а я управляю им и нам так хорошо с ним, не то, что с его отцом, стариком.

— Ну, как? — спрашиваю его. — Ты хорошо прочувствовал меня? Почувствовал, как я направляю и управляю им? Тебе хорошо?

— О, да! А ты, можешь меня покормить?

— Нет! Теперь ты покормишь меня! Дай, его мне и я…

Через некоторое время я ему говорю, сидя у него в ногах.

— Уж кто из нас лучший кормилиц, так я и не знаю сама? Так ты или я? А? Как ты считаешь?

Вот так я стала одновременно и кормилицей всего мужского в их роде и сама кормилась у них! Но скоро про это узнала хозяйка дома.

В последнее время она все чаще стала ко мне заходить и подолгу сидела, молчала, ни о чем меня не расспрашивая. Этим она, как мне кажется, пыталась дать мне понять о недозволительных поступках и одновременно искала во мне причину для отказа в дальнейшем пребывании у них. А так как ее малыш рос и не о чем не догадывался, то у нее стояла проблема, как, не отрывая меня от него, оградить от контактов с ними, ее мужчинами.

Кстати, она была намного моложе своего мужа, была второй женой и видимо, в их семье, это тщательно скрывали, к тому же, как я поняла, и сын был не ее, вообще, в этом доме было множество тайн, о которых не знали посторонние, но я уже знала о них кое — что. И вот она приходила и молчала, не зная, как поступить со мной.

Наконец и видимо, после очередного отказа мужа ее ублажить, она примчалась ко мне и…

— Значит так! Что хочешь делай, и с кем хочешь, но только, чтобы ты больше ни с кем из моих мужчин… — и, задыхаясь от ярости, выскочила из комнаты.

Вот и нажила себе врага! Я прекрасно теперь понимала, что она меня вышвырнет скоро из дома и если бы не мои кормления грудью… На следующий день она заявила, что малыша постепенно начинаем приучать к детскому питанию.

— Пора, — сказала она, — особенно твердо, чтобы я все поняла.

А я и так все знала наперед, что рано или поздно, а мне дадут от ворот поворот. Но вот, когда и куда я пойду? Вот в чем вопрос!

За это время, что я прожила у них, я полностью себя восстановила. Я поправилась и даже стала с излишком, я материально укрепилась, за счет подарков моих мужчин и… А вот, куда мне идти и к кому? Не возвращаться же мне под землю опять?

Все решил ее муж. Он мне по секрету сообщил, что жена меня собирается вытурить в ближайшие дни, а ему все время о моем не достойном к ней уважении постоянно напоминала она. Потому он, не желая, как он говорил, такую желанную женщину потерять, предложил мне перейти на квартиру, которую он втихаря от жены, снял для меня. И я его за это особенно горячо благодарила, все ему в тот вечер в себе разрешила и даже то, о чем он так долго мечтал. И вот, когда он меня так взял, то я, лежа под ним, приколотая его мягкой булавочкой, говорю…

— Мне надо на кого-то выучиться, хотя бы, на медицинскую сестру. А то я так, без вашего внимания и вынимания, помру с голоду. Помоги мне, господин и ценитель моих вкусных булочек!

И он помог. Правда, на медицинскую сестру я никак не могла претендовать, а вот изучить массаж и получить свидетельство, я смогла. К тому же, он заявил жене, что молока все меньше становиться и мне надо делать массаж.