Несколько дней в осенней тундре [СИ]

Она уже барабанила кулаками по мне, я пыталась ловить ее руки, потом схватила в

охапку и прижала к себе, лишив возможности двигаться.

— Я люблю тебя! Я люблю тебя! И не говори, что я не нравлюсь тебе! — прокричала она мне в лицо.

Я смотрела в эти холодные, темно-серые глаза и мне было бесконечно грустно.

— Мила, это стресс. Это пройдет. Потом ты пожалеешь об этом.

— И не смей так разговаривать со мной, не смей решать за меня!

Весь остаток дня мы молчали. В молчании проводили съемку, перебрасываясь сугубо

деловыми фразами, в молчании возвращались домой. В баню я с ней не пошли,

придумала себе массу дел на весь вечер. Людмила не дождавшись, а может быть и не

дожидаясь меня, вымылась одна. Сама я мылась уже в потемках, в практически холодной бане.

Мой вагон встретил меня светом керосиновой лампы и теплом растопленной печи. Все-таки она очень теплолюбивый человек, отметила я про себя. Людмила сидела у стола и разбирала свои записи. Поставив в угол черенок лопаты, который стащила у

мастеров, повесив на вешалке пакет с банными принадлежностями, я сняла куртку, скинула сапоги и прошлепала в кресло. Минут пять мы сидели в тишине. Решимость возникла спонтанно. Не успев осмыслить, что происходит, я скомандовала:

— Подойди ко мне! — потом, опомнившись, добавила, — Пожалуйста, подойди ко мне.

Людмила сначала повернула голову, посмотрела на меня долгим и внимательным взглядом, бросила карандаш на бумаги, поднялась и встала передо мной. Я села в кресле, не касаясь его спинки, глядя ей в глаза, притянула ее за свитер ближе к себе, вынудив сделать шаг, поставила между своих раздвинутых ног. Не отводя глаз, я спокойно и уверенно, словно знаю что делаю, задрала ее длинный свитер на животе и стала расстегивать ремень, потом пуговицу на поясе, потом молнию ее джинсов… Она стояла совершенно спокойно и молча наблюдала за моими действиями. Я остановилась.

— Забыла спросить, — голос почему-то был сиплым, я прокашлялась и продолжила,

мучительно подбирая слова, — Для тебя ведь не новость… то… что иногда происходит

между двумя женщинами?..

— Не новость, — спокойно ответила она, продолжая с холодной внимательностью смотреть на меня.

Я скользнула ладонями ей за пояс в эту тесноту трусиков и брюк. Продолжая скользить по бедрам дальше, я спустила с нее брюки вместе с нижним бельем. Я не представляла, что столько чувств можно испытывать, просто скользя ладонью то теплой бархатистой коже. Людмила положила мне руки на плечи, когда я снимала с нее кроссовки и высвобождала ее ноги из штанин окончательно. Не отрывая рук от ее тела, я медленно двинулась наверх. Узкие, лодыжки, твердые мышцы голени, бёдра. Здесь я решила задержаться подольше, потом нерешительно скользнула на ее ягодицы. Я уже была ни в чем не уверенна, боялась поднять голову и посмотреть в эти холодные внимательные глаза. Но и остановиться я не могла, руки сами мяли эти упругие мышцы, и в душе разливалась какое-то ликование. Поглощенная переживанием этих новых для себя ощущений я пропустила момент, когда ее руки начали сжимать мои плечи все сильнее и сильнее. Я подняла голову. От холодности и рассудочности в ее лице не осталось и следа. Расширившиеся зрачки, закушенная нижняя губа. По-прежнему, не отрывая ладоней, я поднялась выше, забираясь дальше под свитер.

— Значит не новость, — пробормотала я, — на что же мне надеяться, чем удивить тебя?

— Не надо удивлять… Просто люби меня… Будь моею.

— Так, еще не начали, а уже мелкособственнические интересы прорезаются, — я молола чепуху, поднимая одежду и целуя ее в живот.

Одним движение Людмила сняла с себя свитер и футболку, и принялась расстегивать

рубашку на мне.

— Э нет, — я остановила ее руки, — вот это потом.

Я поднялась, подхватив ее за бедра сзади, подсадила на себя. Она обняла меня за шею, обвила ногами. Смешно потыкавшись носами, мы слились в долгом нежном поцелуе. Она была очень легкой, или я была в этот вечер очень сильной… В несколько шагов я донесла ее до кровати и постаралась как можно аккуратнее опустить в постель.

Мила постоянно порывалась расстегнуть на мне одежду, но я неизменно перехватывала ее руки.

— Не сейчас, потом, — все твердила я, и видела, что это ее заводит.

Она выгибалась в попытке потереться сосками о грубую ткань моей рубашки. Заметив это, я поднялась над ней на вытянутых руках, с улыбкой наблюдая на ее лице выражение досады.

— Что ты делаешь со мной, — с легким стоном выдохнула она, поняв мою игру.

— Любовь заказывали? Распишитесь в получении.

— Так ведь любовь, не пытку.

Она обвила меня руками, притягивая к себе:

— Наконец-то, если бы ты знала, как долго я тебя ждала.

Я продолжила захватывающий поход по неисследованной местности. Теперь я изучала

неведомые рельефы не только руками, но и губами, проверяя не только на ощупь, но и на вкус упругость сосков, шелковистую мягкость груди, пульсирующие жилки на шее, смешно подергивающиеся, как от щекотки, мягкие мышцы живота, ямку пупка, тепло и потрясающий запах подмышечных впадин. От одних только прикосновений, по-детски беззащитно, выпирающим косточкам ключиц захватывало дух. Я уж не говорю о ее губах и о том, что мы вытворяли нашими языками.

Дыхание у нас становилось все более учащенным. Внезапно меня словно молния пронзила, я подскочила и рванула к выходу. Черенок лопаты плотно зашел за ручку. Вот так-то оно спокойнее. Я вернулась в комнату, присела на кровати. Глаза Людмилы мерцали в сумерках.

— Что случилось?

— Ничего, просто забыла запереть дверь.

— Это было так важно для тебя сейчас?

— Это будет важно для нас потом, радость моя.

Глядя в эти мерцающие глаза, я просунула ладони ей между ног и мягко, осторожно надавила, раздвигая ноги. Она медленно их развела. Я встала на колени у нее между ног, и развела их еще чуть шире. Рассматривая этот пушистый треугольник и то, что открывалось ниже, я словно открывала двери в иной мир. Когда ее тело начало содрогаться от волн оргазма, я легла рядом с ней,

практически накрыв собой, осторожно целовала ее закрытые глаза, стирала ладонями пот со лба, расчесывала пальцами спутавшиеся пряди. Тихий протяжный стон, тело,

вздрагивающее подо мной… Это было еще одно неведомое доселе ощущение, еще одна

грань счастья. Господи, да сколько же там этих граней. Я счастливо улыбалась. Постепенно Людмила затихла, мне показалось, что она дремлет. Я встала, подняла одеяло, сброшенное на пол, и накрыла ее.

— Ну и что все это значит? — спросила она, не открывая глаз.

— Спи, оставим разбор полетов на завтра.

— Нет, просто чисто спортивный интерес… Почему ты не захотела раздеться? — она говорила, сонно растягивая слова.

— Помнишь, я спросила — новость ли для тебя женские ласки?

— Ну.

— Так вот, для меня это была новость.

До нее дошло не сразу, с некоторой задержкой.

— Не может быть! — ее голова взлетела над подушкой, глаза были черные и круглые в сумерках спальни.

— Тем не менее.

— Но ты… Ты была такой опытной… Такой знающей…

— Ну, я, в общем-то, девочка образованная, скажем так, осведомленная, в разных областях… И не только геологических, — засмеялась я.

— Не может быть, — ошеломленно повторяла Людмила,

— Может. Я просто боялась, что, приняв твои ласки, я не справлюсь с собой.

— Так ты… Ты это в первый раз…

— И надеюсь не последний.

— Иди ко мне, — выдохнула она.

— Ну, нет, радость моя, отдыхай. Да и я спать хочу.

Я взяла из шкафа подушку, ушла в кабинет и, погасив лампу, прилегла на диване. Покрутилась, пытаясь удобнее пристроить ноги. Я лгала, мне не хотелось спать. Я лгала, я не боялась не справиться с собой, я боялась, что не с чем будет справляться. Нестерпимо хотелось курить. Не выдержав, я тихо встала и, открыв форточку, закурила. В голове, как кадры кинохроники крутились события давних лет.

Я была из тех старомодных дур, что берегут свое девичество до замужества, и расплатилась за эту глупость сполна. После первой, легендарной, всеми воспетой, брачной ночи, когда мой супруг, сделав со мной и во мне все, что счел нужным, весело похрапывал, я уговаривала себя, глядя в потолок — это шок, все говорят, что потеря девственности страшно, больно и непонятно, это просто шок, все еще придет. Но ничего не пришло и победный храп удовлетворенного самца, которого совершенно не заботили чувства его партнерши, вскоре, выглядел уже издевательством надо мной. Я взяла за привычку после исполнения супружеской повинности, уходить спать в другую комнату. Муж понимал, что-то происходит, чувствовал, что в постели я не слишком азартна. Со свойственной сильному полу смышленостью, первое, что он заподозрил — измена. Я сочла унизительным для себя оправдываться. Где-то через пол года супружеской жизни мы ненавидели друг друга с той же силой, с которой когда-то любили. Еще через пол года просто разбежались. Официально развелись еще через год. Я пыталась решить свою проблему домашними средствами, уже после развода заводила романы, добиваясь того, чего не получила от законного супруга, от других мужчин. Но все мои попытки начинали все больше походить на медицинские опыты. Не скажу, что все было зря, я получила