Тяжела ли шапка Мономаха? (СИ)

Я улыбаюсь. Согретый моим вниманием «профессор» продолжает:

- Гоголь позавидовал бы такому количеству запятых и причастных оборотов в одном предложении! Все мои попытки внести какие-то исправления встретили полный отказ. Даже чудовищное словосочетание «внявший призыву» было признано критически необходимым! И вот я, доктор филологических наук, заметьте: ФИ-ЛО-ЛО-ГИ-ЧЕС-КИХ! – произносит он с таким нажимом, что писать надо, наверное, восемнадцатым шрифтом, – профессор, автор шести монографий, ведущий специалист России по влиянию униатства на этические номинации в западнославянских языках, основной претендент на место заместителя декана филологического факультета МГУ, - в запале речи он размахивает руками, – под этим БРЕДОМ собственноручно вывожу: «С МОИХ СЛОВ записано ВЕРНО. Мною прочитано». И ставлю подпись. Вы можете себе представить, чтоб я в такой последовательности произнес слова?!

Я хохочу очень искренне и звонко. Профессор еще раз предлагает мне сигарету и я, увлеченная его замечательным рассказом, на этот раз ее принимаю. Он щелкает зажигалкой. Я с наслаждением вдыхаю аромат, приправленный тонкой вишневой горчинкой.

Веселье мое не остается незамеченным за бильярдным столом. К нам подходит Паша:

- Что, правда, так смешно? – спрашивает он меня. – Добрый вечер! – кивает моему собеседнику.

- Здравствуйте! – отвечает профессор.

- «Старо прамен», - говорит Паша бармену.

- Паш! – восклицаю я.

- Одно, Мань. Всё под контролем!

Я осторожно выдыхаю дым в сторону от собеседников.

- Правда смешно, Паш. Я потом расскажу!

Тут за моей спиной возникает Ленька. Решительным движением вынимает сигарету из моих пальцев и заминает ее в пепельнице.

- Нельзя тебе! Что, как пятиклассница!?

Олег Ильич присвистывает:

- Значит, Машенька, вы меня не обманывали?

- Не обманывала, - соглашаюсь я. - А вы - меня?

- Самую малость,… - улыбается он.

- Здавствуйте, - поворачивается к нему Ленька. – Маш, это твой знакомый?

- Это – Олег Ильич, замдекана филфака МГУ, - говорю я.

- Всего лишь претендент! – поправляет меня Олег Ильич.

- Слушайте, вы, претендент! Вы не могли бы пойти попретендовать в каком-то другом месте? У нас вакансий не предвидится!

- Повторить! – под шумок Пашка приканчивает пиво и придвигает к бармену пустую кружку.

И тут происходит такое, отчего краснеем я, Леня, Паша, профессор и даже, кажется, бармен. Леня кладет свою руку поверх Пашкиного запястья и с силой сдавливает его.

- Не надо повторять! – говорит он бармену, не ослабляя «захвата».

На Пашином лице застывает злое и дерзкое выражение. Он сжимает прижатую к столу руку в кулак. Пару секунд все зрители каменно неподвижны. Потом Пашкин протест уступает место покорности: Паша расслабляет руку, прикрывает глаза и отворачивается. Бармен забирает пустую кружку. Ленька расплачивается и, положив руку Паше на плечо, идет с ним к выходу. Олег Ильич показывает мне два больших пальца и одобрительно кивает им вслед.

* * *

Я провожаю своих «мальчишек» долгим взглядом. По-хорошему сказать, они меня сейчас просто-напросто забыли. Они поглощены своим противостоянием и идут выяснять отношения. Шутка ли: один прогнул другого при посторонних!? Ленька даже за мой кофе не расплатился: только за бильярд и пиво! Среднестатистическая женщина в аналогичной ситуации тупо бы устроила скандал: визжала, плакала и некрасиво плевалась от злости. Разрушила бы к дьяволу все тщательно выстроенные отношения, развелась с мужем, бросила любовника и уехала к маме. А потом до скончания века спала в одинокой холодной постели, а по вечерам на женских форумах смаковала с такими же страдалицами тему «все мужики – сво…!» Но, как вы можете догадаться, это – не мой выбор. Я оглядываю загипнотизировано уставившихся на дверь зрителей недавней сцены. Прикидываю, что клево было бы закапризничать, остаться в баре, назаказывать коктейлей…. И к концу вечера уложить в койку парой бармена и профессора – благо, им обоим теперь ясно, что я такие фокусы выделывать умею! Потом вздыхаю с легким сожалением, вытаскиваю из сумки кошелек и расплачиваюсь за кофе. Улыбаюсь профессору:

- «…Так неловко! Больше мы не ужинаем в этом ресторане!**...» - чуть наклонившись через стойку, доверительно говорю бармену: - Сейчас подерутся! – и ускользаю к дверям, провожаемая двумя вполне уважительными и чуточку мечтательными мужскими полуулыбками.

На улице перед баром, нахохлившись и подняв плечи, два моих охламона стоят друг напротив друга в позах бойцовых петухов.

- Ребят, я телефон дома забыла. Родители уже узвонились наверняка! – бросаю я, проходя мимо них.

Оба поворачивают на меня головы, и оба – мне даже проверять не надо, я это точно знаю, - идут за мной следом. Ну правда, не отпускать же меня одну по ночному поселку!?

В гробовом молчании мы доходим до коттеджа. Едва войдя в калитку, Ленька принимает искусственно-озабоченный вид и начинает хлопотать по хозяйству: выкатывать из сараюшки пластиковые бочки для воды, поливать год назад устроенную «альпийскую горку», собирать ветки, нанесенные на участок весенними ветрами. Пашка с обиженным и злым лицом… тенью ходит вслед за ним. Паша у нас – официально «безрукий». Не знаю, может, у жены на даче он что-то и делает, но у нас в хозяйственных вопросах он участвует в основном финансово. А уж на Ленькиной даче вообще палец о палец не ударит. Ну, если только посуду помоет по моей просьбе…. Но сейчас им нужно мириться. Поэтому Пашка ходит за Ленчиком и молчит. Я пробовала в такие минуты выступать в роли миротворца, но каждый раз из этого получалась феерическая ссора. Поэтому я знаю: мое дело сейчас – сторона. Я достаю ноутбук, зажигаю на веранде лампу с красным абажуром и, завернувшись в плед, открываю недописанную главу.

«Рома:

У дверей Андрей бросает сумку на пол, оборачивается ко мне и хмуро и властно говорит:

- Раздевайся!

- Что? – офигеваю я.

- Ебать тебя буду!

Я отвечаю длинной фразой матом. Он делает шаг ко мне и чеканит:

- Сказал: БУДУ!

- Значит, без полиции не уйдешь? – я не отступаю и не отвожу взгляда.

- Я прожил здесь девять лет. И сейчас ухожу навсегда. В последние полчаса здесь всё будет по-моему!

Его красивые карие глаза сейчас совсем близко от моего лица. И физическое страдание, которое причиняет мне его рука, с удесятеренной силой отражается душевной болью и отчаянием на дне его зрачков».

…Ступеньки крыльца вздрагивают под тяжелыми мужскими шагами. Я успеваю прикрыть крышку ноутбука и сделать невинное лицо. Но мои старания оказываются напрасными: никто меня «палить» не собирался. Ленька быстро и уверенно проходит к лестнице второго этажа. За ним также целеустремленно идет Паша. Вот что у них получилось, скажите, пожалуйста? Опять я пропустила самую клубничку. Все-таки страшно интересно: как два самца, пару минут назад выражавшие лицами и позами предостережение и угрозу, перевели теперь свое противостояние «в партер»?