Старая тетрадь (СИ)

* * *

Сложив аккуратно мамины открытки в конверт, я открыла свой огромный фотоальбом, в котором было, от силы, два десятка фотографий. Вот на фото моя мама в кафе, где она работала. Красивая! ‒ с тоской подумала я, в воспоминаниях переносясь в те годы, когда мы с ней были вместе.

 Как-то вечером мама стала куда-то собираться. Накрасив губы, она нанесла тушь на ресницы и, надев новое платье, долго крутилась у зеркала. Какая она у меня красивая! ‒ отложив в сторону книгу, с завистью думала я, любуясь моей мамой. ‒ Модное, короткое платье облегало её бёдра, декольте на груди открывало её красивую грудь, а упругая попка выглядела такой заманчивой и аппетитной, что даже её подруги неоднократно ей говорили: – «У тебя, Лариска, попка сладенькая, как спелый персик». 

В нашей коммуналке ванной не было, только туалет с умывальником, но там долго не помоешься, всегда очередь, кому в туалет, кому умываться, поэтому мы с мамой всегда ходили в баню. Нет, если там ноги помыть, или ещё чего, так мы в комнате, в тазике мылись, но по пятницам мы с ней обязательно ходили в баню.

Бане было уже лет сто. Построенная ещё после революции, она уже вся рушилась, под землю уходила, но её всё не сносили и потихоньку латали, ведь надо же было людям где-то мыться!   

В бане было два зала – мужской и женский. Посещали её одни и те же люди, поэтому все давно друг друга уже хорошо знали и встречались там, как давние и хорошие знакомые. Я знала, что некоторые женщины, которые приходили в баню, работали на «байдане», другие на «балу» третьи на «балке» подрабатывали. Что означают эти слова, я не знала, но была уверена, что это хорошие и доходные места. В своей среде мама разговаривала на непонятном мне языке, но дома никогда этих слов не употребляла, даже не объясняла их значение и мне приходилось самой догадываться.

‒ Привет Лариска! Ты всё в своём бардаке пашешь? Такая бева, при классных басах и шикарной духовке могла бы себе что-то и получше найти, – говорила маме её подруга.

‒ Закрой поддувало! Бесовка на лаврушниках юмает, да на югах утюжит, – перебила её другая.

‒ Не бережёшь ты империю, Лариска! – продолжала первая.

‒ Эти самолюбы больше рукодельничают, с их щекотунчиками они за нехилый ярус больше любят пилотку шлифовать! – отвечала ей мама. – На юрзовке напакуются и юрдонят, а на эдельвейс там шмох хватает, ранетки да шмакодявки работать не дают, фуфлом на жизнь зарабатывают. А я не размагничиваюсь!

‒ Может тебе шмоття подогнать, или на блат сдать? – спрашивали её подруги.

‒ Я тебе что, барыга? – отвечала им мама.

‒ Не, ну ты гагара видная, но пока твой откинется, мы просто хотим подогреть тебя немного. Тебе ещё долго осталось его ждать?

‒ Нет, уже не долго. Вот на заборе распишется, и будем с ним нитку рвать.

Эти непереводимые выражения для меня долго оставались загадкой. Я тогда думала что это какие-то кодовые слова, которые применяют жёны разведчиков, чтобы никто их не мог понять.

Однажды после школы я зашла к маме на работу. В дневное время в кафе посетителей много не бывает и мама со своими подругами сидела за столиком и о чём-то разговаривала. В противоположном конце зала расположились какие-то угрюмые мужчины.

‒ Эй, цыпа! Подгони пару чистых стаканов! – крикнул один из них, обращаясь к маме.

Мама посмотрела на них презрительно и подозвав меня сказала:

‒ Доця, отнеси этим блатарям пару стаканов, вставать не охота. А вы кончайте базлать, не на базе гуляете! Ребёнка басите! – ответила им мама.

‒ Без несчастья, цыпа! – ответил один из них.

Беря со стойки чистые стаканы, мне удалось услышать часть разговора этих мужчин:

‒ Шо за блатная кошка? – спросил один из компании у своего приятеля, явно главного среди них. ‒ А это шо, её босявка?

‒ Ша! Прикуси ботало! За них вальнуть могут, как два пальца! Говей и молчи!

‒ А кто елдарь этой жучки? Фраер или авторитет?

‒ Мудило! Она шкирля самого Академика! Давай, сваливаем отсюда по-тихому! ‒ обрезал его главный, и обратился к маме:

‒ Мадам! Всё в ажуре! Мы пошелестели и сваливаем!

Они расплатились и ушли, а я в тот день поняла, что мой папа был не только известным героем разведчиком, но и великим учёным, АКАДЕМИКОМ!

Мамина школа

Вадик исчез из общежития и не появлялся вот уже почти полгода. Девчонки давно обзавелись своими парнями и напрочь забыли о всеобщем любимце, а я всё свое внимание сконцентрировала на учёбе. На третьем курсе у нас началась практика общения с иностранцами, мы водили группы туристов, работали переводчиками, в общем, нарабатывали практику свободного общения в живой среде. Всё шло хорошо, за исключением нескольких немаловажных моментов. Во-первых, я постоянно хотела кушать. Мой организм стал расти, сиськи попёрли как на дрожжах, задница уже не влезала не то что в юбки, она не влезала даже в трусы. Блузы не застёгивались, лифчики на мне трещали, а меня всё пёрло и пёрло. И это всё на фоне полного отсутствия денег. Помощи было ждать не от кого, и я решила искать себе подработок. Первое что мне пришло в голову – устроиться в привокзальное кафе. Эту «кухню» я неплохо знала, часто в детстве помогала маме. Работу я получила быстро, меня взяли без лишних вопросов. Так я стала по вечерам работать официанткой в небольшом кафе. Зарплату обещали небольшую, но на жизнь должно было хватить, к тому же я знала, что официантки получают немалые чаевые.

Однажды кафе посетили четверо парней «определённого» типа. Их поведение сразу насторожило публику, тогда я подошла к ним и спокойно сказала:

‒ Кончайте базлать, не на базе гуляете!

Парни опешили от такой вольности общения с ними, а один, чернявый, спросил у меня:

‒ Ты из чьих такая будешь, бесовка?

‒ Из папиных с мамой, фраера! – и добавила: - If you do not understand Russian I can repeat in English! Oder deutsch!

‒ Нифига себе! Она ещё и по-ненашему базлает! ‒ вконец опешил чернявый. ‒ Цыпа, а кто твои родители, если не секрет?

‒ Для кого-то может и секрет! ‒ надменно ответила я и пояснила: ‒ У меня папа ‒ академик!

Ребята начали откровенно ржать надо мною.

‒ Слышь, ты, дочь академика, а погоняло у твоего папы есть?

‒ Слышь, ты, фраер, ты наверно думаешь, что я не ботаю по фене? Да меня сама мама учила, если хочешь знать, а погоняло, у моего папы, Барсук. Может слышали?

Ребята тут же притихли. Наконец чернявый поднялся, пододвинул мне стульчик и предложил присесть.

‒ Послушай, уважаемая, а что ты тут делаешь в этой рыгаловке? Я знаю, что без отца тебе тяжело, давай мы тебя устроим в приличное заведение, ну например, в гостиницу, в валютный бар, ты и языки знаешь и внешность у тебя в порядке. Прикинем тебя немного, и будешь рыбинкой! Деньжат мы тебе для начала подкинем, а там сама будешь прилично зарабатывать. Ништяк?

От такого предложения я отказаться не могла и уже через пару дней стала работать в валютном баре, совмещая приятное с полезным. Зарабатывала я прилично, а практики было ‒ хоть отбавляй. Рабочая смена начиналась в четыре и заканчивалась в двенадцать. Конечно очень поздно, но мой молодой организм справлялся с такими нагрузками, а чтобы не провоцировать судьбу и не подвергать себя опасности, я пользовалась такси. Сначала вызывала машину по телефону, а со временем водитель такси уже сам ожидал меня в половине первого ночи возле входа в гостиницу. Работала я десять дней, потом десять дней отдыхала. Моё тело, наконец, получив обильное питание, пошло в рост как озимые по весне. Я сменила весь свой гардероб, некоторые вещи я могла позволить себе покупать даже в валютных магазинах, но это были в основном мелочи ‒ чулки, колготки и нижнее бельё, зато такого белья не было даже у нашей Машки, помешанной на трусах. Когда она увидела на мне новые трусы, чуть не подавилась своей домашней колбасой. Ходила за мной и постоянно ныла: ‒ Достань мне такие же! Продай мне свою кофточку! Дай поносить джинсы!