Игры короля Филиппа (СИ)

   Винсент взглянул на Ферье - тот замерев, не мог отвести взгляда от Адри, рассматривал как-то пристально, очень внимательно и очень серьезно. Такой Сэйлин казался настоящим, правильным - с этой неприкрытой потрясенной горечью в глубине глаз, плотно сжатыми губами и учащенным дыханием. Винсенту безумно захотелось поцеловать его - нежно, будто признаваясь в любви заново, легким касанием губ спрашивать позволения быть рядом! И он уже поддался вперед так, что почувствовал дыхание графа на своей щеке, но в последний момент остановился.

   Они смотрели друг другу в глаза, не решаясь на большее, но Адри казалось, что он чувствует, знает, понимает - Ферье хочет того же, что и он. Хочет, но что-то останавливает его, какой-то странный тайный страх, словно коснись он губами губ - и случится нечто ужасное. Нет, он боялся не короля, чего-то другого, но вот чего? Поцелуй - даже легкий невинный в этот самый миг причинил бы ему нестерпимую боль. Адри не хотел делать Сэйлину больно. Да, он мог бы сейчас совершенно безнаказанно сгрести его в охапку, не встретив сопротивления, повалить на спину и зацеловать до одури, он мог бы этим отомстить за все зверства, что творил Ферье по отношению к нему в последние дни, но Винсент не хотел поступать так. Мечта о поцелуе осталась несбыточной мечтой, однако Адри решил получить для себя хоть что-то - пусть даже незначительное и простое.

   - Можно мне взять вас за руку? - спросил он едва слышно, и после долгого мучительного молчания услышал печальное:

   - Нет. - Ферье поднялся на ноги, все время, отводя взгляд от Винсента. - Это совершенно ни к чему, барон. Давайте лучше вернемся во дворец. Скоро ужин. К тому же, если Филипп хватится вас до того, как вы успеете переодеться к столу, нам обоим придется не сладко.

   Граф был предусмотрителен не в меру, и они действительно вернулись в Летний дворец к ужину. Не опоздали и не заработали неприятностей, но Филипп запретил Ферье отныне появляться в столовой, поэтому Адри пришлось принять на себя все королевское внимание и благосклонность, а как следствие - провести еще одну ночь в постели Филиппа. В этот раз король его измотал настолько, что Адри не помнил, как уснул. Ему снился кошмар - такой жуткий, что даже во сне заходилось сердце. Снилось, что руки его привязаны к мачте, а сам он грудью лежит на ней, не в силах шевельнутся, вокруг столпились жуткие уродливые твари лишь отдаленно похожие на людей - они лапают его, смеются над ним, и от их хриплого издевательского смеха, напоминающего звериный в жилах леденеет кровь.

   Когда Адри в ужасе проснулся, то увидел, что Филиппа нет в постели. Это было странно, потому что за окном едва начинало светать и нежные розовые облака тихо плыли над желто-зелеными кронами огромных магнолий как предвестники нового, еще не наступившего дня. Винсенту было тревожно - это была безотчетная тяжелая тревога, словно предчувствие беды. Адри утер со лба холодный пот и снова повалился в постель, попытался уснуть, но не смог - ему все время казалось, что в сумраке королевской спальни кто-то тихо и хрипло продолжает смеяться над ним.

   Когда поднялось солнце, на пороге появился совсем еще юный слуга, низко поклонился, сказал, что его величество отбыли по неотложным делам на два дня к принцу Ботри, а так как Освальд заболел, то прислуживать Винсенту будет он. Звали этого юношу Лассон. Паренек оказался довольно милым собеседником и совершенно не назойливым лакеем; уже за то, что он позволял барону одеваться самому, Адри проникся к нему искренней симпатией. Кроме того, во дворце редко встречались столь симпатичные лакеи - русоволосый, с зелеными глазами и чуть вздернутым носом Лассон, к тому же обладал очень обаятельной лучезарной улыбкой. Когда он весело трещал, обсуждая придворных девиц, и улыбался, казалось, что в спальню заглядывает солнце. Но Адри не покидала та мерзкая тревога, что поселилась в его сердце с ночи, а потому к девяти утра, бросив Лассона разбираться с уборкой комнат, Винсент пошел бродить по дворцу. Он робко надеялся в одном из коридоров встретить Ферье, но тот точно в воду канул. В конце концов, Адри позабыл все правила приличия и, здорово рискуя получить от графа очередную словесную трепку, решительно направился в его спальню, где к своему огорчению он не был ни разу с тех пор, как поселился в Летнем дворце. Каково же было его удивление, когда у дверей покоев Ферье Винсент наткнулся на стражу. Как он не пытался убедить двух вооруженных до зубов солдат, что дело у него к графу срочное, его не пустили. Только сказали, что Сэйлин под домашним арестом по приказу короля.

   Адри решительно ничего не понимал, а предположения были одно хуже другого. Неужели Филипп что-то узнал о них с Ферье, или догадывается, раз запер последнего под замок? А может быть, он решил избавиться от экс-фаворита, или еще хуже - уже избавился?! А охрана у дверей для отвода глаз. Каждый раз, когда в голову Винсента приходила мысль, что графа, возможно уже в помине нет при дворе, барона передергивало. К вечеру он решился на сумасшедший, но, по его мнению, единственно верный поступок, а именно - влезть в спальню Ферье через окно и прекратить страхам мучить себя. Нужно признать, что задача была не из простых - третий этаж, скользкий карниз и узкие перила балюстрад. Винсенту пришлось вспомнить былые навыки лазанья по горам и пещерам, которые он, признаться, в последнее время подзабыл. Несколько раз он едва не оступился, о камни исцарапал ладони, дважды в ночной темноте ему - уставшему и напряженному до боли в пальцах - приходилось держаться за мелкие выступы в кладке, вжиматься в стену и замирать, чтобы караульные не заметили его. В такие моменты Адри мысленно молился всем богам, чтобы никто из гвардейцев случайно не вздумал поднять голову и посмотреть на карниз. И ему везло сегодня слишком явно.

   В спальне графа было темно, как в чулане, к счастью окно оказалось не заперто. Тут уж Винсент позволил себе пошуметь и, перелезая через подоконник, почти грохнутся с него на пол.

   - Черт, - тихо, но с чувством выругался он. - Ферье, у вас какой-то особенно твердый пол. Вы бы хоть подушек положили. Я к вам полчаса лез. После такого геройства встречать меня паркетом с вашей стороны, по меньшей мере, не вежливо.

   Ответом Винсенту была могильная тишина.

   - Ферье, вы здесь? - У Адри пропала всякая охота - шутить. Он до рези в глазах всматривался в темноту, но едва различил очертания большой кровати с балдахином и четырьмя массивными столбами по краям. Время давно перевалило за полночь, и если Сэйлин действительно под арестом здесь, то он должен был спать. Неужели он не слышал, как Винсент ввалился в окно?

   Вытянув перед собой руки, Адри осторожно направился к постели, по пути едва не споткнулся о край ковра, снова чертыхнулся сквозь зубы и, наконец, коснулся пальцами спинки кровати. Он почувствовал себя увереннее, да и глаза к темноте быстро привыкали - теперь Винсент видел силуэт лежащего на кровати человека, завернутого с головой в одеяло.

   - Сэйлин? - он осторожно коснулся шелкового покрывала и почувствовал под ним выступающую косточку стопы.

   - Уходите, Адри, - глухо проговорил Ферье, подтягивая ногу к животу. - Убирайтесь прочь.

   - Ну, знаете, - шутливо возмутившись, фыркнул Винсент, - я тоже рад вас видеть.

   - Уходи-ите, - надломленно простонал граф и Адри понял, что с ним что-то не так.

   Порывшись в комоде, барон нашел свечи и огниво, и чтобы зажечь свет провозился непростительно долго - ему так казалось. Поставив свечу в серебряный подсвечник в виде огромной львиной головы, Винсент посмотрел на Ферье, но даже лицо его было спрятано под одеялом. Зато Адри бросилось в глаза другое - графа знобило и трясло так, что не мог скрыть никакой сиреневый плотный шелк.

   - Да вы больны, - забыв про все на свете, Винсент бросился к Сэйлину и, преодолевая слабое сопротивление, стянул с его растрепанной головы одеяло. То, что он увидел потом, заставило его глаза непонимающе расшириться, а сердце сжаться до боли; нижняя губа Ферье была разбита, на скуле чернел продолговатый синяк, и правая щека немного припухла из-за этого. - Боже... Кто вас так? - потрясенно слетело с его губ.