Гензель - 4 (ЛП)

— Люк? — я пересекаю расстояние между нами, оборачиваю руку вокруг его предплечья. — Люк, что-то не так?

Беспокойство распространяется по моему телу в течение секунды. На второй секунде, он приходит в себя.

Моргает и пристально смотрит на меня.

Моргает снова, но уже более медленно, и его лицо расслабляется, как будто узел развязался, даруя ему свободу. Наконец эмоции озаряют его лицо.

— Леа, — его голос глубокий и мягкий. Глаза жадно осматривают меня с головы до ног, затем расширяются, когда наконец он осознает, что я здесь, вместе с ним. — Ты… ты хочешь уйти?

Я качаю головой. Он все еще выглядит беззащитным, будто что-то не так, поэтому не раздумывая ни минуты, я оборачиваю руки вокруг его шеи и прижимаюсь к нему всем телом. Моя щека прижимается к его свитеру, а руками держусь за его крепкие плечи.

— Мне нужно войти во внутрь, — говоря я мягко. — Ничего?

— Конечно, мы можем войти, если ты этого хочешь.

Сердце бешено бьется в груди, и я закрываю глаза. Мои чувства к нему, похожи на лошадиные бега, все обострено и не знаешь, чего ожидать. В любую секунду все может прорваться на поверхность, и чувства будут как на ладони.

Возможность чувствовать — это самоубийство. Может, это самая безумная вещь на земле. Но я так нуждаюсь в нем. В Гензеле. В Люке. Мне совершенно безразлично, каким именем он называет себя. Мне совершенно безразлично, что он владелец секс клуба, что он причинил мне боль больше раз, чем я могу сосчитать на пальцах, с той первой ночи, как я увидела его на сцене с сабами. Мне все равно, что когда я рядом с ним, все мои мысли — это лишь таблетки, таблетки, таблетки. Чтобы потеряться в наркотическом забытье. Или что он любит кого то, чье имя Шелли. И что после того, как мы покинем этот дом, мне придется вернуться к прошлой, пресной и безэмоциональной жизни, где я буду разрушена.

Сейчас я не буду думать об этом, потому что это слишком тяжело, быть здесь и даже не зайти во внутрь, не окунуться в прошлое, которое было несчастным, но в то же время он был рядом. Он был всегда тем единственным, который мог все понять. Он единственный, кто может мне помочь.

Тяжело вздохнув, я прижимаюсь лбом к его твердой груди. Раздается шум ветра, и через окно я вижу, как мохнатые ветки елей бьются о стекло; шум разрушает идеальную тишину в доме. День только вступает в свои права, поэтому солнце слабо светит. Холодно.

Как будто в этот момент, он почувствовал мое одиночество, он начинает поглаживать меня по спине. Его пальцы ощущаются теплыми и грубыми на моей холодной коже.

— Ты приезжал сюда до этого? — шепчу я, вглядываясь в его глаза. — Как ты делал это сам?

Он впивается в меня пристальным взглядом, затем смотрит поверх моей головы.

— Здесь есть смотритель,— негромко говорит он, все еще поглаживая меня о спине. — Просто сегодня я отослал его.

Я убираю руки с его плеч. И на минуту они просто повисают в воздухе без движения. Мне следует опустить их и отойти. Вместо этого, прижимаюсь к нему еще ближе, настолько, что мои твердые, жаждущие соски упираются в его грудь, я крепко обнимаю его за талию, я не могу даже посмотреть на него в этот момент. Затем я опускаю руки на его мускулистые бедра.

— Это не ответ.

Он спокойный, твердый и теплый под моим телом. Мои внутренности сжимаются от страха быть отвергнутой. Поэтому я полностью сосредотачиваюсь на ощущении его тела, наслаждаясь минутами, наслаждаясь смелостью. Я чувствую почти мимолетные прикосновения, дрожащими пальцами, он поглаживает мое горло. Ощущать его прикосновения так правильно, я еле чувствую легкие ласки. Мой желудок затягивается в узел. Я понимаю.

Это и есть его ответ. Чего я еще ожидала. Конечно, ему тяжело приезжать сюда.

Я думаю о его стремлении получать и чувствовать боль, мне становиться не по себе.

Он говорит, что приезжает сюда, потому что ему нравится уезжать отсюда, и я верю, что когда-нибудь почувствую похожую решимость приехать сюда и уехать самой. Я поднимаю взгляд к его лицу: у него настороженное выражение. Его взгляд прикован к входной двери, он даже не опускает взгляда, чтобы я не могла прочесть его эмоции. Но я все равно чувствую, что он очень переживает, и это чувство, словно затягивает меня в черную дыру безысходности.

— Не волнуйся обо мне, — спокойно говорит он. Я чувствую, как его тело вздрагивает: это выдает то, что он скрывает за холодным голосом.

— Может, ты сделаешь то, что было необходимо, и мы вместе уедем, — несмело перелагаю я. Его рука поглаживает меня по затылку, кончики пальцев зарываются в волосы. Он по-прежнему смотрит куда угодно, но не на меня. Я крепче прижимаюсь к нему. — Спасибо, что привез меня сюда. Я счастлива, что я с тобой.

Он стискивает челюсть; я вижу, как он нервно сглатывает. Он отстраняется, убирает от меня руки и делает шаг назад, вырываясь из моих объятий.

Он кивает.

— Конечно.

Я смотрю на него, пытаясь распознать его настроение, но это невозможно. Я кратко киваю.

— Хорошо. — Я иду по направлению к двери, и когда уже думаю, что сама смогу сделать это — войти в дом, он пересекает разделяющее нас расстояние.

— Хочешь, чтобы я держал тебя за руку? — спрашивает он низким, немного хриплым, голосом. Его выражение лица мрачное. Сосредоточенное.

Его сосредоточенность напоминает мне о том, что я так в нем нуждаюсь. Затем я слышу свой голос:

— Да, если ты не возражаешь.

Он сжимает мою ладонь, и без лишних слов, мы проходим через парадный вход.

Мгновенно в голове зарождается головная боль, как будто мой мозг со всей силы сжали под черепной коробкой. С каждым шагом, в висках стучит, пока мы не останавливаемся в коридоре: словно две маленьких пешки, на испорченной шахматной доске.

— Я нанимал дизайнера, он здесь многое изменил, — говорит он, и его пальцы переплетаются с моими.

— Да, все выглядит по-другому, — отвечаю я.

Я могу сказать и больше о том, что нас окружает, но когда я стою здесь с ним, кажется, что мозг перестал соображать, там нет ни одной чертовой мысли. В данный момент, я хочу увидеть только мою камеру пыток, где меня истязали. А потом быстро выбраться отсюда, но я не могу передать это словами.

Конечно, он не может знать, о чем я думаю. Не понимает, чего я хочу в данную секунду, но пока мы идем по коридору, чувствую, что он не отводит от меня обеспокоенного взгляда.

— С того момента, как приобрел дом, я приводил сюда еще двух человек.

Мои ноги будто врастают в землю, я замираю.

— Правда?

Он кивает.

— Женщин.

Мое сердце трепещет в горле.

— И как их зовут?

— Мишель Литлберд и Хайди Смит. Мы знали их как Белоснежку и Рапунцель.

Я напряженно выдыхаю. Не Шелли.

— Когда?

Он крепче стискивает мою руку, и мы продолжаем идти.

— Мишель изъявила желание прийти сюда, как только я купил этот дом. Она работает в заповеднике к северу отсюда. Хайди захотела навестить дом в прошлом году. Она приехала с мужем.

— Боже. — Это все так ужасно, отвратительно даже вспоминать о нашем пленении, когда я думаю о других. Я пытаюсь вернуться в тот день, когда мы были спасены, чтобы сравнить, кто был в более угнетенном состоянии. Но если быть предельно честной, то я не помню,

Бедро Люка легко задевает мое, и тепло его тела передается мне. Но к сожалению, оно быстро исчезает. Единственная часть меня, которая наполнена теплом — рука в ладони Люка.

Мы проходим мимо окон. Я узнаю их. Сейчас занавески изменились, они тонкие и невесомые, словно самая нежнейший паутинка, материал напоминает органзу, сквозь них я могу разглядеть горные вершины за окном через стекло, но вы не можете изменить всего: длину, ширину и высоту стен. Я помню все, вплоть до мельчайших деталей. Я оглядываюсь в поисках факелов, но нахожу лишь настенные светильники, и опять начинаю делать свои дыхательные упражнения чтобы успокоиться.

Он скорее всего заметил. Потому что я прячу от него взгляд, но его рука крепко стискивает мою.