Гензель - 4 (ЛП)

— О боже. Бл*дь, — я пытаюсь дышать и сжимаю губы.

Дверь открывается. Я начинаю расхаживать рядом с ней.

Вот и они. Мать проходит через дверной проем, и я слышу ее дыхание. Оно очень громкое. Она в бешенстве. Борется как животное

Я вижу ее волосы. Думаю, что чувствую ее запах.

Тепло растекается по всему телу. Они проходят мимо — Мать тянет ее за собой, — и я тихо становлюсь на их путь.

Я вижу, как Мать поднимает ее и несет, мои легкие разрываются от недостатка воздуха.

Эта девочка моя.

Так сказала Мать. Она может жить в моей комнате, чтобы я не был одинок.

Она не должна быть здесь, еще один голос, внутри меня, выступает вперед.

Я не знал, что Мать на самом деле сделает это. Не думал, что сможет, и вот теперь она здесь. Она племянница Шелли. Лаура, Лана или Леа.

Девочка могла быть моей сестрой. Если бы ее родители не изменили планы в последнюю минуту, найдя мне «новый дом», эти тройняшки могли бы быть моими сводными сестрами.

Они с Матерью исчезают в темноте коридора. Я делаю длинный шаг, двигаясь целенаправленно в первый раз за, я даже не знаю какой, промежуток времени.

Раздается крик, за ним следует проклятие и удар. Когда я догоняю их, девочка лежит на руках у Матери как ребенок, ее волосы свисают, а шея наклонена в сторону.

Во мне просыпается ярость.

— Мать.

Она поворачивается и удивленно осматривает меня. Она улыбается большой и широкой улыбкой.

— Гензель. Посмотри, что я тебе принесла.

— Которая? — хрипло спрашиваю я.

— Это Леа. — С гордостью заявляет она.

Я медленно киваю, хотя внутри меня бушует буря эмоций. Шелли всегда говорила, что Леа была самой лучшей и милой.

Я подхожу ближе и протягиваю руки, пытаясь игнорировать то, какими худыми и хрупкими они выглядят.

— Я могу взять ее?

Мать обращается с ней небрежно. Мне это не нравится.

— Ты думаешь, что можешь позаботиться о ней? — Мать изгибает бровь.

— Я знаю, что могу. — Это правда, я могу. Мир будто снова начал вращаться. Я чувствую опору под собой. Мышцы напряжены.

Мать смеется и передает мне Леа. Ее запах — о боже. Она пахнет как фрукт и... девочка. Ее грудь под футболкой. Кремового цвета шея. Ее рот.

Я начинаю медленно идти, мои глаза перемещаются от нее к Матери, когда чувствую, что Мать наблюдает за мной.

— Ты оглушила ее? — спрашиваю я.

— Она сопротивлялась.

Я киваю один раз. Хочу закричать и ударить Мать. Но мне нужно держать себя в руках, потому что знаю, теперь она — моя.

— Я буду держать её в узде, — обещаю я. Я могу правильно ее обучить, так, что Мать никогда не будет злиться на нее. Я могу научить ее держаться подальше. Я могу кормить ее своей едой, писать и рисовать для нее.

Тошнота снова подкатывает к горлу: чувство потери ее, зачатки гнева и горя, что умирают быстрее, чем появляются.

Это плохо, что Мать привезла ее, но теперь она — моя.

— Гретель, — бормочу я.

Я поднимаю взгляд, чтобы увидеть усмешку Матери. В ее глазах читается веселье.

Я смотрю на коридор, замечая, что моя комната где-то в десяти или более шагов. Затем смотрю обратно на девочку: Леа.

— Тебе нравится? — спрашивает меня Мать.

— Ох, да. Да, — говорю я, немного более скучно. — Она станет хорошей Гретель.

Я буду любить ее. Я умру за нее. Я никогда больше не буду просыпаться в холодной кровати, напряженным и думать, что развалюсь на части.

Я еще раз вдыхаю, чтобы насладиться ее сладким запахом.

— Скажи мне, что делать с ней, и я сделаю, — лгу я.

Мать останавливается. Разворачивается. Мои глаза все еще прикованы к полуоткрытой двери комнаты, которая всего в нескольких шагах впереди, так что я не сразу замечаю, что Мать открывает дверь рядом. Я стою там, сжимая Леа, и задаюсь вопросом кто в этой комнате, и что нам там нужно.

Мать входит туда, и я слепо шагаю за ней. Мой взгляд опускается на Леа: к ее глазам, носу, розовым щечкам.

— Подойди, — говорит Мать. — Положи ее.

Осматривая комнату, я удивляюсь. Она такая же как моя, стены разрисованы теми же самыми деревьями. На стене слева нарисован дом: дом ведьмы. Мать указывает на раскладушку, такую же как у меня, прижатую к задней стене. Она накрыта зелеными простыми, когда мои коричневые.

Когда все вокруг начинает вращаться, я плотнее прижимаю Леа к своей груди.

— Нет, ты сказала, что она сможет жить со мной. — Мой голос звучит слабо. Я делаю шаг назад к двери, размышляя, могу ли убежать с ней.

Мать откидывает голову назад, и смеется так громко, что ее смех эхом отдается в маленькой комнатке.

— Ты, должно быть, шутишь, Гензель! Позволить ей жить с тобой? Почему ты —

— Ты сказала, — я разворачиваюсь и стремительно двигаюсь к двери.

Мать двигается быстрее, и я не замечаю слезоточивого баллончика.

Все что я понимаю — это резкое жжение, и зрение затуманивается. Я сжимаю плечи и бедра девочки, пытаясь не думать о боли и удержать равновесие. У меня это получается. Я стою прямо, когда она вырывает девочку из моих рук. Я размахиваю руками, и поднимаю их к глазам. Мать смеется. Я слышу удар, который наношу по щеке Матери.

Я теряю равновесие. Ударяюсь об пол. Когда поднимаюсь на руки и колени, она бьет меня по ребрам. Я покачиваюсь на ногах между ударами, размахивая руками, чтобы не упасть. Я слепо бегу в направлении кровати.

Мать ударяет меня кулаком по лицу. Я спотыкаюсь.

Я снова падаю, Мать так сильно бьет по ребрам, что я не могу дышать. Она хватает меня за лодыжки, и я размахиваю руками пытаясь ухватиться за дверь. Глаза жжет. Каждый раз, когда я пытаюсь моргнуть, глаза жжет очень сильно. Рефлекторно я поднимаю к ним одну руку. Я корчусь, когда моя голая спина скользит по полу. Чувствую глухой удар, когда она бросает меня. Затем я слышу громкий стук двери.

— Бл*дь!

Глава 2

Леа

Настоящее

Я стою в дверном проеме дома Матери, который ведет в большой коридор, когда мое шестое чувство начинает тихо предупреждать меня, словно маленькие колокольчики надрываются в голове — динь-динь-динь. Я настолько ошеломлена, что поначалу просто потерялась в водовороте эмоций. Опустив взгляд к каменному полу, мое сердце стучит как отбойный молоток. Медленно переведя взгляд на стену, я осматриваю ее сверху донизу. Сейчас стены окрашены в нежно-сиреневый цвет, со стен сняты эти бесполезные железные балкончики. Мой взгляд устремляется в углы комнаты, и тут я понимаю, что Гензель сделал все более уютным: там расставлены мягкие кресла, стулья, диванчики, поставлены книжные полки и даже установлен камин. Я осматриваю комнату на наличие факелов, но к моему облегчению, не нахожу ни одного, только замечаю отблески света, которые создают красивую игру теней в углах за счет настенных светильников. Наконец мой взгляд достигает потолка, и там нет страшных люстр. Там только потолочные лампы.

— Ничего себе. — Он многое изменил и это только к лучшему, потому что мне легче тут находиться. Но единственная возможность понять, насколько он все изменил внутри дома — это просто сделать решительный шаг в холл, который так напоминает «Лес». Его клуб и правда очень похож на это место — Это место, все еще похоже на «Лес»,— говорю я чуть слышно, немного разворачивая голову в сторону, но не смотрю на него через плечо.— Я вижу ты тут покрасил, но...

В этот момент, надоедливый шум в моей голове переходит в рев. Он не двигается. Пару мгновений назад, он опустил мою руку, он не трогает меня, я не чувствую его прикосновений.

Я могу просто чувствовать это.

Чувствовать его

Нет, что-то не так.

Я неспешно разворачиваюсь.

— Люк?

Его имя срывается с моих губ прежде, чем я вижу его лицо. Глядя на него, в жилах стынет кровь.

Он выглядит... шокированным. Он скривился, глаза широко открыты. Не отводя взгляд, он смотрит на дверной проем, через который я только что прошла, как будто разум застыл на том, о чем мы рассуждали ранее. Как будто в мыслях он вернулся в прошлое, и увидел страшный призрак той, которая пленила нас тут.