Камчатский Декамерон (СИ)

Через какое-то время вдалеке хлопнула дверца машины, и всё стихло.

- Витя! - позвала она. Я замер и не откликался: нервное напряжение было слишком велико, наступала разрядка, и меня так и подмывало «отколоть» что-нибудь эдакое.

- Витя, ты где? - крикнула она громче. Ответом ей была мёртвая тишина.

- О, боже мой!.. Боже мой! - запричитала она дрожащим голосом, решив, наверное, что любовник её оказался столь слабонервным, что не смог выдержать «явления мужа» в самый ответственный момент и утонул от страха. Двигаясь вдоль бассейна и ощупывая ногами дно - видимо, разыскивая тело, - она тихонько поскуливала и звала: «Ну, где ты?!.. Витя!..». Я не смог её больше мучить: поднырнул к ней, поймал выше колена и с шумом, по дельфиньи вынырнул, делая гигантский вдох. Она ахнула, но я уже прижимал к себе её обнажённое тело - не смотря на горячую воду, её всю трясло.

«Где ты был?.. - вопрошала она. - Ну, где ты был?!..». «Под водой сидел» - отвечал я уверенно, обнимая её за талию. «Как?.. Всё время?!..» - «Пришлось! А что прикажете делать?.. Куда прятаться?!» - самодовольно вещал я, чувствуя, что сегодня мой день и эта женщина будет верить любому моему слову. «Так долго!..» - «Ну, это смотря для кого долго… Ты же не знаешь, кто я на самом деле» - «А кто ты?» - «Я-то?.. Ихтиандр! Так нас обычно называют…» - многозначительно отвечаю я. - «А-а!..» - она облегчённо смеётся, понемногу успокаиваясь. - «Не веришь? Давай руку… Вот здесь, щупай, под мышкой, ближе к спине…» - я напрягаю мышцы спины, так называемые «крылышки», которые у меня хорошо прокачаны на перекладине. - «Чувствуешь?.. Плотное такое, на рёбрах...» - «Да…» - «Теперь с той стороны - есть?» - «Есть…» - «Ну, вот, а ты говоришь…» - «Что?» - «Результат операции - что!.. По вживлению жабер».

От смеха она падает на воду и буквально начинает тонуть. Я подхватываю её, а она, откашлявшись, опять заходится от смеха, откидываясь на моих руках (груди - торчком из воды) - это уже почти истерика, в которой сказывается весь пережитый испуг, страх и напряжение последних минут. «Врун! - говорит она, наконец, отсмеявшись, своим низким грудным голосом. - Врун противный!.. Я почти поверила!» - «Чистая правда!.. Вот те крест! - божусь я. - Сколько я под водой-то просидел? Минут пять? Или все десять?.. Тут без жабер не…» - «Пора идти, Витя, - со вздохом говорит она, мягко освобождаясь. - Отдай купальник. Как бы опять за мной…» - «Э, нет!..» - я прекрасно знал, что ей нужно идти, что именно этим всё и закончится, но мне так не хотелось её отпускать!.. «Ихтиандры никогда не отпускают тех, кто попадает им в лапы… - бормотал я, отвлекая её и желая сейчас только одного: чтобы она снова была моей, - …без искупительной жертвы… - повернув её - она была послушной в моих руках - я обнял её сзади. - В конце концов, любой Ихтиандр - всего лишь мужчина…» - шептал я ей на ухо. «Это я чувствую!.. - уже с придыханием отвечала она, прижимаясь задом. - Но меня могут…» «Не могут! - видя, что она уже готова «принести себя в жертву», я решительно развеял её страхи. - Я буду следить за всем, как часовой!.. Что ты, Людочка!.. Незаметно и муха не подлетит!»

Так оно и произошло. Мы устроились на мелководье, у самых ступенек, за которые она держалась руками, а я, вылезая из воды почти по пояс, зорко следил за обстановкой. …И наша волшебная сказка повторилась - с самого начала и, на этот раз, до конца!.. Никто нам больше не мешал, не подходил, не хлопала дверца машины… Стояла удивительная, незабываемая тишина, наполненная только шумом ветра, лёгким плеском воды да приглушёнными стонами моей русалки, на которую я, крепко держа её за талию, «гнал волну», то приникая к ней, то поднимая лицо в черноту неба в какой-то сексуальной «молитве», отрешаясь от реальности и погружаясь в ощущения…

В этих всплывающих из глубин, под чёрным небом, в горячей темноте вод ощущениях было что-то удивительно первозданное: так, наверное, косная материя миллиарды лет назад, плавая в первоокеане и соединяясь друг с другом, превращалась в живую, и вдруг начинала ощущать себя! Это было что-то необыкновенное!..

Много лет прошло, друзья, с тех пор, вот считай, что и жизнь прожита, но скажу вам честно - ничего подобного больше у меня не было! Нет, были, конечно, и встречи, и любовь, и страсть, и весьма экстравагантные иногда встречались дамы - если рассказать, так вы ахнете! - но подобной остроты чувств - никогда. Это была та встреча, которая бывает только однажды.

…Прощание наше было скомканным: я ещё плавал в волнах эйфории, мало что соображая, а Люда уже спешила. Не надевая купальника, она наскоро обтёрлась, стоя на верхней ступеньке во всём своём великолепии, которое различалось даже в тусклом свете далёкого фонаря, и быстро оделась. «Ну, вот! Я побежала...» - она стояла в какой-то элегантной сине-жёлтой куртке, готовая уйти. «…Но мы увидимся?!» - опомнился я наконец. «Да, да!.. Если захочешь…» «Как я найду тебя?» «Позвони мне в городе на работу» - сказала она и назвала телефон, который я запомнил сразу и намертво. Потом пошла, не оглядываясь.

Я, стараясь быть как можно незаметнее, выбрался из бассейна, кое-как влез в одежду и на неверных ногах (в воде я явно пересидел, и если бы только это!), но соблюдая конспирацию, быстро и бесшумно ушёл в противоположную сторону. Подходя к дому, я всё ещё видел одиноко стоящий под фонарём оранжевый «Москвич», в котором, я знал, была она…

Уже лёжа в постели и уставясь в тёмный потолок широко открытыми глазами, я снова ощущал её тело - она была здесь, рядом. Прежде, чем провалиться в сон, я понял, что такое со мной впервые, и подумал, что это и есть счастье.

…Больше я её никогда не видел. Вы спросите, почему? Так как-то сложилось… А точнее - не сложилось. В городе я по будням не бывал, а по выходным, сами понимаете, звонить на работу бессмысленно… Раза два или три оказывался я в городе и в рабочее время, и первым делом начинал искать автомат, чтобы позвонить ей. И всегда мне не везло!.. То она только что ушла, то у начальника, а то автомата целого не найдёшь… Просто не судьба! А потом… как-то всё это потеряло остроту… навалилось дел «выше крыши»… и как-то сошло всё на нет…

Всё, говорят, проходит, да не всё забывается. И через много лет неожиданно всплывает в памяти - в ярчайших красках и со всеми подробностями, как будто бы это было вчера.

Люда! Мы-то с тобой знаем, что никакая ты не Люда, что все имена я изменил (мало ли что!), и машина ваша была не оранжевая, но разве в этом дело? Мы-то с тобой знаем, что это были мы! И если ты сохранила в памяти сей любовный эпизод (прости за дурацкий слог, не знаю, как выразится), если ты ещё помнишь, как птица счастья в ту ночь пролетела над нашей «акваторией любви» и провела по нашим лицам своим мягким, нежным крылом (так лучше, правда?), то напиши мне. Просто напиши мне пару слов, что, мол, помню - и всё. Я буду ждать.

Декабрь 2000.

Ах, Ирина!

  Ах, ножки, ножки,

 Где вы ныне?..

А. С. Пушкин.

  ...Соболиная бровь, выдающийся бюст, строгое лицо, строгий костюм, затягивающий талию и круто расширяющийся книзу, в руках деловая папка. Это Ирина Васильевна, работник нашего поселкового Совета. В посёлке её знают все: что ни говори, а начальство нужно знать в лицо. Хоть она и не председатель, но всё равно, власть... Фигура у неё видная, влекущая; на людях она её, что называется, несёт, и любая группка мужиков взглядами её непременно проводит и кто-нибудь уронит негромко: "Вот это жо-опа!", и все, конечно, согласятся, причмокнут... Но соглашайся - не соглашайся, провожай - не провожай взглядом, а дама эта замужняя, поэтому и говорить вроде не о чем... Но разве можно такую даму - и не обсудить? Что вы! Да ещё в таком посёлке, как Термальный...