Париж между ног(СИ)

Шансон по-французски

За дверью в коридоре сразу же отхожу и, стараясь спрятать, скрыть раскрасневшееся лицо решаю освежиться. Пройдя несколько десятков метров по коридору я понимаю, что не найду нужную мне дверь. Потом за поворотом общего полуосвещенного коридора я попадаю в короткий тупичек с несколькими дверьми. И замечая, что одна дверь слегка приоткрыта, несмело иду к ней. Предательски скрипят половицы, но так как голоса за дверью не замолкают, я смело подхожу и заглядываю из темного коридора вовнутрь комнаты.

Картина, которая мне представляется взору, сразу же врезается в память. На большом необъятном столе лежит, откинувшись на спине женщина, а над ней, между ее ног склонился мужчина. Причем наряд женщины какой-то старинный с множеством нижних вспененных юбок и в чулках, почему-то подхваченных на подвязках. Я вижу только его согнутую и наклоненную над ней спину, задранную из-за пояса сзади рубашку и руки, которыми он обхватил ноги счастливой избранницы, весь в нее погружаясь. Ну что же, картина красивая, и я уже решаю что не буду им мешать, отворачиваюсь, но в последний миг отмечаю, как мужская спина отваливается, и я на ее месте вижу в пространстве, открывшемуся между ног.… Никогда не догадаетесь!

Нет, не киску, пирожок, кошечку, ничего из женского, а наоборот мужской вздыбленный и всегда выгнутый кверху приап, фаллос или как там его у них, у французов называют. Особенно меня поражают шарики, округлые в мешочке, поджатые настолько, что они как бы обхватывают вздыбленное основание.

Ничего себе! Никогда и ни с кем я такого не видела. До сих пор к таким играм относилась с явным пренебрежением и с некоторой долей собственного превосходства нас женщин перед ними. А тут? Причем только сейчас увидела, что на ней или на нем, не знаю даже как правильно сказать, надеты панталоны с большим разрезом между ног. Точно такие же я видела в иллюстрациях старых книг о нижнем белье. А тут передо мной сама история оживилась, да еще в таком образе перекрученном, вывернутом наизнанку. Именно так я их и видела в этом разрезе у нее, пусть уж так буду называть, раз в женское платье нарядилась, причем так отчетливо, и надо сказать, что довольно эротично и очень привлекательно. А тем временем, мой ценитель рукой взял приап, и слегка поигрывая, покачивая в руке, отпивает бокал вина неторопливо. Потом опять та же картина, и только ее грубоватые, ломанные и подстроенные под женщину вздохи и выкрики убеждают меня, что это делают на самом деле не пара — как все, а те, неправильно ориентированные. Я конечно тут же меняю свои намерения и теперь с возбуждением взираю на такую напруженную спину счастливого ценителя крепкого и вздыбленного и, как я представляю, такого горячего и никогда не холодного. Они заняты собой еще некоторое время, и меня все сильнее достают их ставшие уже взаимными вскрики и оханья.

Потом спина снова отклонена, но между ног появляется самое настоящее женское лицо, сильно накрашенное с мушкой на щечке, но очень милое и проказное. Что это? Что это за игра воображения, чувств. Глаза-то меня не обманывают! Тем более на ней такой огромный и кудрявый парик. Но все равно у нее между ног все тот же приап, правда, уже испускающий дух. И не дух, а то чего так нам от них и приятно, и тревожно, и колко. И я вижу, как она медленно садится, еще шире раздвигая колени. А этот ценитель, кто спиной все время сидел ко мне, берет салфетку и промокает аккуратно истекающие соки из…, но теперь уже простите, ну точно — из него! Ну, а потом, как и положено — поцелуй от него! И какой! Все, теперь и мне надо уносить ноги. Аккуратно и стараясь не шуметь, почти на самых цыпочках, делаю первые шажки, но… Вот же этот старинный паркет он не скрипит нет, он рычит! Хрюкает, стучит. Я и пяти шагов не успеваю отойти, как в коридор врывается свет. Потом это явно обращаются ко мне.

— Мадам тра-ля-ля…

— Что? — Оборачиваясь, и по инерции отвечаю.

— О? — Голову поднимаю, а это она, та в большом и старинном платье, в парике идет уже ко мне. И опять обращается ко мне.

— Мадмуазель! Тра-ля-ля. — Все по-французски. А потом сразу же разрождается потоком слов, жестов, мимики лица, не понимая, что я ничего не понимаю. Стою и как нашкодившая маленькая девчонка только головой киваю. Но свое любопытство к ней не скрываю, особенно от того, что я только что видела ее в других реверансах. А она надо сказать, его так передо мной элегантно, раз и припав на ножку, отставленную за ножку, красиво приседает, расправляя руками в сторону свое огромное платье, склонив в мою сторону голову в парике. Ну и что же дальше?

Вспомнила анекдот как раз о том, что надо знать иностранный язык. Это когда двое наших летчиков у немцев в плену и один уже пришел с допроса, отплевывается кровью, а другой к нему:

— Ну как, Коля? — О тот ему:

— Ведь говорили же нам, говорили? Учите, мать вашу, матчасть и язык!

А так как я ни бум-бум по-французски, то меня принимают за шпионку наверное, и тянут туда к себе за дверь в комнату, как того летчика-незнайку. Я упираюсь, только мычу, а ей на помощь приходит ценитель ее прелестей, и они вдвоем довольно легко меня к себе вдвоем раз, и вот я уже лежу на столе! Потом оборот, сильный толчок, ноги разлетелись в стороны, платье задралось так, что я вижу, не только как ноги мои торчат, но и то, что еще может сдержать их натиск. Это мои изысканные шелковы трусики, которые я специально надела на это свидание. Но! Не оценена и эта красивая преграда. Я растеряна, я уличена в подглядывании, напугана и все сразу. Почему-то не могу закричать. Понимаю, что нельзя молчать, но что тут сказать, не знаю, что кричать? И я как-то тихо и скромно чуть ли не мямлю.

— Мама! Мамочка!

— Мама? — Это один из них. А другой его поправляет и как это я говорила, с ударением не на последний, а на первый слог — мама.

— Мадмуазель тра-ля-ля? — А что сказал, что спросил, но словно его понимая, я ему.

— Русская я! Мадам русская.

— Руссо? А, Мадам — Руссо! — Радостно, но не отпуская моих рук, не снимая меня со стола.

— Да, да! — Отчего-то я радостно. — Я, Мадам — Руссо! Руссо Мадам! Отпустите!

Потом они, то один, то другой весело так и слышу, как один другого поправляет на слове мама. Правильно говорит это слово мама, как я.

— Бьен, трес биен! — Говорит ценитель, склоняясь ко мне между ног. Я вспомнила, что это означает. — Хорошо, очень хорошо.

— Нет, нет, не бьен! Плохо не надо! Прошу вас господа!

— Трес маувис? Нон биен! — Что-то не очень хорошо? Нет, хорошо! Понимаю.

Да, вот теперь вдруг понимаю по-французски. И радуясь этому.

— Не надо меня… — О, черт! Как же им это сказать, как у них это называется? Почему-то вспомнила, что об этом спросила Мари, а та смеясь, мне ты, мол, что же хочешь узнать фольклор проституток. Пристыдила, а зря!

— Не надо меня шпокать! — Почему-то так ляпнула.

— Квест се квье, шпокат? — Мол, что такое шпокать?

— Нет, нет! Ну, не надо месье, не надо меня еб…..

— А, е…. — Тянет догадливо. — Е…. твоя мама?

— Да, да! — Улыбаюсь им. Вот оказывается, как хорошо, что наш мат понимают везде, радуюсь, что они понимают меня.

Ну, наконец-то, и изнывая от неудобства своего положения и того что им матом и кому, я начала ерзать, пытаясь вырваться, но этим только усугубила свое положение.

К тому же с ужасом поняла, что они мои слова матом восприняли буквально, как мое приглашение, просьбу! Получилось, как будто бы я их сама попросила об этом, чтобы они меня…. Вот ужас-то?

И все, что потом происходило, я так и восприняла как свою роковую ошибку!

Потом все так и пошло, дама тут же следом на свое прежнее место на столе и, перехватив мои руки, уселась прямо на мое лицо, закрывая меня ворохом юбок. Я задыхаюсь, мне стало страшно, начинаю теперь уже кричать, но из-под этих тканей, складок, из-под навалившегося на лицо чужого и горячего тела понимаю, что срывающийся в отчаянии голос мой не слышен. А в ногах уже чувствую, что их жестко стиснули руки ценителя и что он уже тянет с моих бедер за резинку, растягивая мои такие великолепные трусики. Я начинаю дрыгать ногами, ору куда-то в ворох тряпок и тканей горячего тела с чужим, острым запахом мужского пота, излияний его сока. И уже следом чувствую, что трусики мои стянуты, сброшены с одной ноги, и тут же я, ощущая свободу, от отчаяния, из последних сил, сильно взмахиваю и с силой опускаю, бью куда-то в него того, кто уже лезет ко мне вперед головой между ног. Я попадаю в цель, несомненно, потому что слышу, как вскрикивает ценитель, отпуская ногу. Тогда я тут же с силой, опять согнув, а затем, разогнув и взмахнув ногой, бью туда же, теряя туфлю! Следом, взмахнув ногами, перекидываюсь, попадая коленями в нее, сбиваю своим весом, через мгновенье слетают все тряпки с меня, я вскакиваю на столе на ноги. Успеваю увидеть, как она откинулась и сама запуталась в юбках, я прыгаю со стола. Падаю, вскакиваю и, больно ударяясь плечом раскрывая дверь, вылетаю в коридор. Все! Спасена! При этом теряю вторую туфлю, свои великолепные трусы и босиком мчусь к спасительному свету общего коридора. Сзади слышу крики, топот, но я быстрее, я лечу. Мчусь так, что еле успеваю на повороте и тут же из общего коридора, перепрыгивая по нескольку ступенек, бросаюсь вниз на улицу. Темно, но я подальше стремлюсь убежать, скрыться! И мчусь уже босиком по аллее, а потом резко в сторону и куда-то в кусты! Думала со страху присесть, но за что-то цепляюсь, валюсь в куст и больно ударяюсь, царапая себе руки и лицо об ветки. Потом бах! Приземляюсь больно! Не могу отдышаться, успокоиться от всего. Сердце колотится, задыхаюсь и еле-еле перевожу дыхание. Потом радуюсь оттого, что не слышу за собой никакой погони. Ну, все! Вырвалась! Убежала, отбилась! И тут же сама себе засмеялась, вспоминая, как я из-за незнания языка перешла на матюг, просила меня не трогать и не е….!