Ларец соблазнов Хамиды

– Положим, она ему не нужна, – Марват рассеянно улыбнулась. – Как и многое из того, чем столь обильны кладовые сераля… Ну что ж, тогда я помогу тебе… Думаю, десятка цехинов будет довольно… Хотя нет, лучше два десятка. Вот, возьми!

Марват вынула из сундука тяжелый бархатный мешочек и протянула Хамиде.

– Два десятка цехинов… – Хамида уже знала, что это огромные деньги. Не роскошествуя, на них добрые полгода могла прожить небольшая семья. – Но это же целое состояние…

– Девочка, я думаю, что тебе совсем не хочется попадать в объятия моего мужа… Скажу по секрету, мне этого хочется еще меньше – Тивиад падок на необыкновенных женщин.

– Но это же целых двадцать цехинов!

– Что какие-то золотые кругляшки по сравнению с твоей жизнью… Не беспокойся, я не обеднею.

Хамида покраснела – она-то прикидывала, как будет искать возможность отдать Марват долг. Такой огромный долг.

Марват холодно посмотрела на девушку и отошла к окну.

– Запомни, Хамида, я никому, слышишь ты, никому не позволю изгнать меня из сердца султана Тивиада. Я лучше убью каждую из тех, кто решится на это. Считай, что это я собираюсь подкупить старуху Айше…

– Но разве я не могу сказаться больной?

– Дурочка, – Марват посмотрела на Хамиду почти с нежностью. – В серале лучшие лекари в стране, они мигом излечат тебя от любой хвори. А вот старая колдунья придумает, как сделать так, чтобы Тивиад остался с носом…

За Хамидой пришли в тот же день к вечеру и без всяких церемоний и уговоров отвели в личный хаммам самой бах-кадины. Карие Айша уже ждала ее там.

– Раздевайся, раздевайся, нечего ломаться.

Пожилая женщина будто ощупала ее взглядом. Глаза у нее были, как заметила девушка, удивительно яркими, почти синими, так что даже белки их казались не белыми, а чуть синеватыми.

Ее служанка, девочка-нубийка лет двенадцати, помогла Хамиде освободиться от туники и платья. Она показалась девушке такой испуганной, что едва осмеливалась поднять голову, а уж тем более посмотреть кому-нибудь из них в лицо. Ее руки с розовыми маленькими ладошками так дрожали, что казались лапками птицы, когда она, путаясь, принялась расстегивать длинный ряд перламутровых пуговичек на платье Хамиды.

«Интересно, а ее откуда привезли, – мельком подумалось девушке, – счастлива ли она здесь? Счастлива ли так, как твердят многие из здешних пленниц, или тоже мечтает вернуться когда-нибудь домой, как мечтаю об этом я каждую минуту?»

Внезапное чувство жалости захлестнуло ее, она послала девочке ободряющую улыбку, но у той от смущения только еще больше задрожали пальцы.

«Может показаться, что я намного счастливее ее, – продолжала размышлять Хамида. – Как же, новая наложница самого султана! Я могу стать кадиной… Могу родить султану сына и тогда обрету поистине огромную власть…. Вот только ни этой власти я не желаю, как не желаю даже ступать на порог его опочивальни. Аллах всесильный ведает, как сильно я этого не хочу!»

Карие Айша, придерживая девушку за руку, помогла ей сунуть ноги в высокие деревянные башмачки, украшенные впереди пластинками перламутра. Из помещения для раздевания ее провели в следующую комнату: там было много теплее, ибо горевшая в углу маленькая жаровня изливала волны тепла. Пар с легким запахом эвкалипта плотным облаком клубился под потолком. По трем стенам комнаты располагались мраморные ниши с позолоченными кранами, из которых лилась вода, наполняя комнату едва слышным журчанием.

– Ложись. Вот сюда.

И карие Айша указала на прямоугольную скамью из мрамора в центре комнаты. Небольшой стеклянный купол, увенчивавший купальню, пропускал достаточно много света.

Хамида осторожно прошла по мокрым плитам, непривычная обувь громким стуком по мраморному полу отмечала каждый ее шаг. Хотя высокие каблучки сделали ее почти на ладонь выше, из-за наготы она ощущала себя маленькой и съежившейся и не знала, как ступить. Вместо того чтобы лечь, как ей было сказано, она присела на скамью, и холод камня ужалил ее ягодицы. Она передернула плечами, продолжая сжимать в кулаке кошелек, который собиралась вручить карие Айше.

– Карие, это вам.

Но та ничего не услышала. Сердце девушки забилось быстрей, бархатный кошелек оттягивал ей руку, казался страшно тяжелым. Нельзя тянуть с этим. Что, если карие Айша не поймет ее? Сумеет ли она, Хамида, объяснить, что хочет получить за эти деньги, ведь это целых двадцать цехинов, настоящее состояние для самой Хамиды? Эта мысль заставила щеки девушки покрыться алым румянцем, но тут же она вспомнила сухие и жестокие слова Марват. И почувствовала прилив сил.

– Карие Айша?

Та стояла в дальнем конце купальни, осматривая тесные ряды различных лосьонов и кремов. Средства против роста волос и бесценные флаконы с розовым маслом и бальзамом из Мекки, банки с медовыми притираниями – все они выстроились перед банщицей, словно на прилавке аптекаря. Работая, женщина едва слышно напевала про себя, ее голос, на удивление приятный и чистый, эхом отдавался от мраморных стен. Во рту девушки пересохло, испарина крохотными жемчужинками оросила ее лоб. В отчаянии она поднялась на ноги и направилась в ту сторону.

– Это вам, карие Айша.

В ответ на легкое касание руки девушки старая женщина обернулась, без слов приняла кошелек в ладонь, и он мгновенно исчез, будто испарился. Хамида даже глазом моргнуть не успела.

«Она так быстро спрятала его в складки своего одеяния. Куда они делись, мои два десятка цехинов? Нет, два десятка цехинов готовой на все Марват».

Девушка старалась не думать пока о том, что скажет любимой жене султана. Все было проделано так быстро, будто произошло во сне.

Хамида на мгновение застыла на месте, не зная, что ей делать дальше, но карие Айша уже вела ее обратно к мраморной скамье. В комнатке стало еще жарче, и, вздрогнув, девушка представила невидимые руки, которые за этими стенами беспрерывно подбрасывают в печь гигантские поленья. Эти деревья специально везли на собственных кораблях султана из далеких лесов вокруг Эвксинского понта, и ей, как и другим женщинам, часто доводилось провожать глазами телеги, которые со скрипом въезжали в восходные ворота дворца.

Хамида ничком легла на скамью.

«Что теперь будет? – неотвязно стучало в мозгу девушки. – Что мне надо сделать? Сказать ей что-нибудь или лучше не говорить ничего?»

Мрамор, теперь обжигавший при каждом прикосновении, словно раскаленными углями, колол ее шею и щеку. Для женщины весьма хрупкого сложения карие Айша была полна неукротимой энергии – она скребла и скребла, терла и терла. Затем, ухватив девушку повыше локтя, заставила ее сесть.

Темнокожая служанка принесла еще воды в серебряных кувшинах, сначала обжигающе горячей, потом невероятно холодной. На одну из ладоней карие Айши была надета рукавица из мешковины, которой она растирала тело девушки, не пропуская ни одной пяди. Молочно-белая кожа, предназначенная для услады султана, постепенно приобрела розовый оттенок, а под конец уже горела жарким румянцем. Тихие постанывания срывались с губ Хамиды, невольно она старалась отстраняться, но везде ее находила подобная клещам хватка карие. Старухе удавалось сгибать тело девушки в любом направлении, будто та была тряпичной куклой. Какое-то время она пыталась сопротивляться, потом затихла.

Перевернув ее на спину, карие Айша начала весь процесс снова, с не меньшим энтузиазмом. Ни один самый укромный уголок не мог избежать этого рвения: нежная кожа под грудью, мягкая впадинка живота, ступни и своды маленьких ног. Ее тело словно бы ей уже и не принадлежало – напрасно девушка вспыхивала и ерзала, пытаясь ускользнуть от пальцев карие Айши, растирающих ее ноги, пощипывающих порозовевшие косточки бедер.

Прислужница сняла с горелки небольшой глиняный горшок с тягучим, похожим на замазку содержимым – бесценный от, панацея от всякой растительности на теле, сокровище и тайна султанских хаммамов. Многочисленные обитательницы гарема обожали омовения, старались по несколько долгих часов плескаться в многочисленных бассейнах сераля. Хамида сразу поняла, что в этих долгих купаниях есть особый ритуал – как есть ритуал и в том, кто из девушек с кем сплетничает, чьи служанки помогают при этом, кто из евнухов остается на страже с внешней стороны дверей. Применение от было, пожалуй, единственным, что отравляло Хамиде удовольствие.