Воин Храма (СИ)

Леннар побледнел, кровь отлила от его лица.

— Что? — инстинктивно спросил он.

Командор снова прокашлялся.

— Вы слышали меня, — произнес он и торопливо добавил, — как вы понимаете, это серьезный вопрос. Если братия узнает о том, что подобные подозрения были в отношении вас, то даже оправдательный приговор не многое изменит для вас.

Леннар сглотнул и непонимающе посмотрел на Ролана.

— Что заставило тебя так думать, брат? — внезапно охрипшим голосом спросил он.

— У меня достаточно для того причин, — ответил Ролан, — командору я их изложил, а ты знаешь их сам.

Леннар молчал.

— Я предлагаю, — нарушил тишину командор, — уладить вам этот вопрос между собой. Если дело лишь в ваших личных раздорах, и вы сможете, обсудив их, найти путь к примирению, мы не станем поднимать на Капитуле этот вопрос. Если же нет… Оба вы знаете устав. Запятнавший себя подобным грехом должен будет покинуть орден с позором, и ни одно командорство и ни один монастырь больше не даст ему кров.

— Я понял вас, — Леннар коротко поклонился. — Мы разберемся между собой.

Страх затаился на дне его души и ждал, и потому он хотел разрешить непонимание как можно скорей.

Оба рыцаря вышли и, оказавшись в достаточном отдалении от дверей, чтобы их не услышал никто, остановились друг напротив друга.

— Что заставило тебя поступить так? — спросил Леннар спокойно. — Если твоя обида за наказание, которое ты получил, то разве не сам ты виноват в нем?

— Я предлагал тебе договориться, Леннар. И ты знаешь, что утешило бы мою гордость. Но ты отказал.

— Да, отказал. И отказал бы еще раз. Значит, все дело лишь в твоей обиде? Не стоит ли упомянуть об этом при командоре, а, брат?

— Можешь упомянуть. Полагаю, он догадывается и сам. Но никакие обвинения не коснулись бы тебя, если бы не имели оснований под собой. Я видел, как ты обнимал его, хотя рыцарю Храма не должно обнимать никого — даже сестру или мать.

Леннар стиснул зубы.

— Чего ты хочешь добиться? — после долгого молчания спросил он. — Что проку тебе в том, что я потеряю сан?

— По крайней мере, я буду знать, что Господь справедливо обошелся с тобой. Но если хочешь, мы можем последовать совету командора и уладить дело миром.

— И какова будет цена?

— Отдай своего оруженосца мне в услужение на семь дней. Заручись его согласием. И я не стану поднимать шум.

Зубы Леннара скрипнули.

— Да или нет? — спросил Ролан.

— Завтра утром я дам тебе ответ.

ГЛАВА 13

Всю ночь Леннар думал о том, чем может закончиться внезапная выходка Ролана.

Ролан был не из тех людей, кто предупреждал дважды и угрожал впустую. Если он и решил сообщить о своих выводах командору прежде, чем сказал о них на заседании капитула, то, безусловно, потому, что целью его было не само обвинение, а то, что оно могло дать.

Ярость Ролана Леннар мог понять. Более унизительный инцидент, чем быть публично выпоротым за драку с чужим оруженосцем, придумать было трудно. Но какие бы чувства ни терзали Ролана, Леннар не собирался отдавать Кадана в его руки ни на минуту — не говоря уже о том, чтобы отдать его на целых семь дней.

Если бы только вопрос не стоял о его собственном позорном изгнании из Ордена.

Леннар вертелся с боку на бок, пытаясь уснуть, и снова и снова прокручивал в голове свои неоправдавшиеся надежды увидеть святую землю, коснуться чего-то неизмеримо большего, чем ты сам.

Но даже теперь, когда планам его сбыться было уже не суждено, он не переставал думать о том, насколько чище стала его душа, когда он оказался здесь. И даже теперь, во времена гонений, он не хотел бы покинуть орден, если бы только такой выбор стоял перед ним. Не только из-за обетов и не только потому, что быть изгнанным с позором означало опозорить свое имя не только в стенах братства, но и в миру. Здесь, в стенах командорства, души его касался небесный свет, который Леннар не хотел потерять.

Утром он поднялся с кровати с неспокойной душой и с трудом смог вспомнить слова молитв — это был дурной знак.

Улучив момент между службами и едой, впервые за годы пребывания в Ордене Леннар нарушил устав и, отозвав Кадана в сторону, за один из складов, заговорил.

— Ролан желает, чтобы семь дней ты помогал ему и служил, как служишь мне.

Глаза Кадана расширились в удивлении и страхе.

— Сэр Леннар? — голос его дрогнул.

— Хотел бы ты этого или нет?

Кадан спрятал глаза.

— Если таков будет ваш приказ… То я готов служить вам, даже если эта служба будет заключаться в том, чтобы прислуживать ему.

Леннар кивнул.

— Ты боишься его? — спросил он.

Кадан повел плечом, но глаз не поднял.

— Да или нет?

— Это не страх, — тихо произнес Кадан, — он неприятен мне. Я не могу вам объяснить, — он коротко зыркнул на Леннара из-под ресниц, — в ваших глазах чистота небес. В его — колкая сталь. Он может быть вежлив и обходителен, но у меня все тело напрягается, когда он касается меня…

— Он касался тебя? — перебил его Леннар.

Кадан умолк, все еще глядя в землю перед собой.

Леннар на секунду поджал губы.

— Я никогда не видел тебя таким.

— Вы никогда не просили меня служить другому, — выпалил Кадан, и в глазах его вспыхнул знакомый огонь, когда он поднял на Леннара взгляд. — Вы прекрасно знаете, сэр Леннар, что я здесь ради вас. Что я должен сказать, если ваша воля — лишить меня последней радости выполнять ваши приказы?

Леннар торопливо накрыл пальцами его рот, и Кадан послушно замолк.

— Значит ли это, — спросил он, — что если со мной случится что-либо, ты покинешь стены храма?

Кадан смешался.

— Что может с вами случиться, сэр Леннар? — осторожно спросил он.

— Не знаю. Если я буду изгнан или казнен?

— Сэр Леннар… — Кадан перехватил его руку, — если вы поэтому хотите отдать меня… Если это грозит вам…

— Замолчи, — шикнул на него Леннар, — не должно до молитвы произносить пустых слов.

Кадан замолк.

— Так что мне следует делать? — все же решился спросить он.

— Ничего, — ответил Леннар. Опасливо огляделся по сторонам и поцеловал его в лоб, — только обещай, что покинешь братство, если останешься здесь без меня, и сразу же направишься домой.

— Хорошо, но я…

— Тихо, — за углом послышались звуки шагов, и Леннар всем телом прижал Кадана к стене, стараясь укрыть и его, и себя в тени между стропил.

Несколько рыцарей, шурша сапогами по гравию, прошло к заутрене. Леннар выждал еще несколько секунд и, рванув Кадана за локоть, тоже вывел на торный путь — так, будто не было между ними разговора и ничего не произошло.

Только лихорадочный блеск в глазах Кадана выдавал теперь, что между ними только что случился разговор — и что в конце Леннар коснулся его так, как рыцарю Храма нельзя было касаться никого и никогда.

— Ты принял решение? — Ролан снова оказался рядом с Леннаром, когда закончился молебен.

Леннар кивнул, но ответ давать не спешил. Прежде миновал узкий проход, ведущий от часовни к жилым корпусам, и только когда они покинули общий поток идущих со службы людей, произнес, обернувшись к Ролану:

— Пусть нас рассудит Бог.

В глазах Ролана отразилось непонимание, и Леннар отчетливо понял, что к такому исходу тот был не готов.

— Но зачем? — спросил тот растерянно. — Назови причину? Как ты объяснишь это командору?

— Ты все объяснил за меня, брат Ролан. Как бы мы ни договаривались с тобой, оскорбление, что ты нанес, бросает тень на мою честь. Сегодня ты решил произнести его наедине с братом Марком — у меня за спиной. Завтра ты станешь говорить о том, что почудилось тебе, братьям и прислужникам… Всем кругом.

— Если я лгу, — процедил Ролан, — пусть нас рассудит Капитул.

Он хотел было отвернуться и уйти, но Леннар поймал его за локоть и удержал.

— Если ты откажешь мне в праве вызвать тебя, то все узнают, что ты трус. Мне нет смысла скрывать. И чтобы защитить свою честь, тебе все равно придется ответить с мечом в руках.