Желание и наслаждение. Эротические мемуары заключенного

Клавдия была живописцем и графиком. Окончила Академию художеств. Искусство было для нее всем. Родилась она в Манáусе в бедной семье. Претерпевая лишения, она приехала учиться в Сан-Паулу. Во многом ей помогли друзья. Теперь она работала в университете и в силу своих способностей неплохо зарабатывала. Работы были у нее довольно заурядными. Платили средне. Кабы не друзья… А я ими восторгался, ни разу не видев. Невероятно, но я преклонялся перед ее достоинством. Мне бы хотелось жить, как она. Нередко те, кто ошибается, восхищаются теми, у кого всё идет хорошо из-за того, что они отдают себе отчет, как труден узкий путь, по которому они следуют. Клавдия прислала мне письмецо с просьбой включить ее имя в список посетителей. В этих немногих строчках мне почудилось нечто странноватое.

Она порывисто вошла. Я застыл в нерешительности. Она была красивая, непринужденная, радостная. Ясная, ослепительная улыбка, белоснежные зубы. Прелестная, словно запретный плод. Я тут же ощутил вожделение. Крепкое, ладное, соблазнительное тело. Маленькие груди, стройные ноги, большая попа. Одежда свободного покроя. Свою соблазнительность она предпочитала скрывать. Тщеславием не отличалась. Ценила знания. Преклонялась перед красотой и искусством. Она мне очень понравилась, при этом я, естественно, отнесся к ней с уважением. У нас оказалось много общего. Ей нравилась Франция, Сартр, Симона Бовуар, рок и блюз. Жить означало для нее любить. Она любила детей и страдальцев. Боли не боялась. Мы так увлеклись беседой, что, обсуждая какой-то вопрос, хохотали как сумасшедшие. Я разглядел в ней чувственность. Я был бронзой, она – океаном.

Месяца три мы встречались каждое воскресенье. Беседуя, мы смеялись, а иногда и плакали. И вот – свершилось. Она пришла расстроенная. Я попытался утешить ее. Дело в том, что она увидела, как среди трущоб полиция хватала всех без разбору. Она попыталась их урезонить, но тщетно. Блюстители порядка посоветовали ей пойти в ближайший полицейский участок и обратиться к участковому, а им, дескать, приказано ловить малолетних жуликов. Их обвинили в мелких кражах в общественном транспорте. Примерно десять мальчишек было арестовано. Если вина не будет доказана, их, мол, тут же выпустят. Когда она закончила рассказ, глаза у нас обоих наполнились слезами. Мне такое пришлось испытать на собственной шкуре. Ей это было незнакомо, но сама мысль была ей невыносима. Она села рядышком и положила мне голову на плечо, а я ее обнял. Она была теплая. Лицо у нее горело, точно в лихорадке. Она прижалась ко мне грудью. Я не мог совладать с собой. Наши губы слились в поцелуе. Поцелуй был глубоким, хотя и нежным. Нам хотелось, чтобы он не кончался. Губы у нее стали мягкими, а язык заполнил весь мой рот. Я стал щупать ей грудь, она вздрогнула. Я принялся лизать ей шею, и Клавдия совсем расслабилась. Мы посмотрели друг на друга, и нами овладело желание. Слишком сильное. Мы сплелись в тесном объятии. Новый поцелуй был неожиданным для нас обоих. Торопливо она схватила мой член. Я вздрогнул. Рука у нее была нежная и умелая. К тому же энергичная. Она то с силой сжималась, то ослабевала. Какое блаженство! Я положил руку ей на грудь. Наклонившись к столу, я взял в рот ее сосок. К счастью, мы сидели на последней скамейке в коридоре, и нас было не видно за другими парочками. Дежурный охранник в это воскресенье не был расположен упрекать нас за объятия и поцелуи. Я обезумел от вожделения. Между ног всё огнем горело. Она сразу мне показалась хорошенькой, но уважения к ней я не терял. Хорошо было бы просто дружить с ней. Но внезапно меня охватило неодолимое вожделение. Только вожделение. Хотелось овладеть ею. Руки мои блуждали по всему ее телу.

Обычно Виолета приходила с утра, в числе первых. Во второй половине дня появлялась Клавдия. Мы не делали ничего, что не доставляло бы удовольствия нам обоим. Мы не могли совладать с собой. Когда она входила, меня снедало лихорадочное возбуждение. Ее тоже. Она даже сказала, что ее вожделение настолько велико, что ей страшно хочется лечь на стол и отдаться мне. Ее желание было ненасытным. То, что кругом полно народу, нисколько ее не смущало. В этом отношении я проявлял больше осмотрительности. Знал, что за это можно здорово схлопотать.

Пиньейрал ничего не знал о наших отношениях, так что это ее не заботило. Зато она боялась забеременеть. По крайней мере, так говорила.

Наши свидания захватывали меня целиком, а с Виолетой, приходившей с утра, дело не клеилось. Догадывалась ли она, в чем дело? Наверное, догадывалась. Она пыталась тереться об меня, сидя рядышком, да что толку? Познакомившись с Клавдией, я уже не лазил Виолете под юбку. Иногда Виолета одаривала меня сухим поцелуем. Когда приходил Лусиу, всё бывало иначе. Я знал о его школьных успехах, о дружбе с одноклассниками и мелких размолвках с матерью. Он и сам не знал, как мне помогала его детская чистота.

Клавдия пришла в два часа пополудни. Войдя, она жарко обняла меня. На ней была наглухо застегнутая кофта и длинная юбка. За лифчик она засунула платок. Она никогда не уходила, не кончив, по крайней мере, дважды. Множественного оргазма она достигала без труда. Это сводило меня с ума. Иной раз мы пытались остановиться, но это превышало наши силы. Стоило мне к ней притронуться, как ситуация выходила из-под контроля. Я сосал ей груди, гладил попу и ожидал дальнейших безумств. Распутство, да и только! Ей было не успокоиться, пока я не кончу ей в руку. Она раздвигала ноги, и я ласкал ей лоно пальцами. Однажды, когда я забылся от ее ласк, она взяла в рот мой напрягшийся член и так сильно стала сосать, что меня будто током ударило. Пришлось ее отстранить. К счастью, никто не видел. Если бы увидели, худо бы нам пришлось. Восприняли бы это как неуважение к семьям сокамерников. В коридоре, где устраивались свидания, сидели женщины и дети. Все свои дела мы делали под столом. Чтобы никто не видел. Матери и дети, братья и сестры, дядья и тетки сидели напротив, рядом с охранником. Супруги и любовники прятались в глубине.

В это воскресенье Виолета не пришла. За год нашего знакомства это был всего лишь второй случай. Я уж подумал, не случилось ли чего с нею и с Лусиу. Грипп, простуда, да мало ли что! Когда время утренних свиданий закончилось, я уже думал о Клавдии. В урочный час пошел на свидание к ней. Не проронив и двух слов, мы перешли к делу. Дрожащие руки действовали стремительно. Она уселась верхом на мою руку, лежащую на скамейке. Другая рука блуждала по ее грудям. Как будто мы были одни в коридоре для свиданий. Я кончил во второй раз, потом она. Хватит на сей день. Мы почему-то рассмеялись.

Вдруг мне сделалось не по себе. Я ощутил чей-то взгляд. Подняв голову, я увидел Виолету. Клавдия не выпускала меня. Я вытащил руку у нее из-под юбки. Мне пришлось встать. Клавдия молча посмотрела на Виолету. Ей пришлось уйти. Виолета посидела еще немного, потом тоже ушла, не проронив ни слова. Да и к чему? Я ей изменил, хотя она меня и не удовлетворяла. Как мне было отказаться от счастья, которое само в руки просится? Я пожалел, что не признался ей во всем. Но как я мог признаться? Нам с Клавдией ничего было не надо, кроме того, что уже было. С Виолетой мы ни о чем не договаривались. Но мучительно было вспоминать о мальчике. Разлучили меня с дружочком! Конечно, его мать больше не придет. И действительно не пришла. Мы с Клавдией, пережив такой испуг, решили порвать отношения. Нам это удалось.

Некоторое время я оставался один. Хоть и тяготило меня одиночество, но ведь Принцесса научила меня пользоваться уединением для размышлений о жизни. Так я и сделал. Нет худа без добра.