Ты лучше всех (СИ)

      Песен через пять становится легче настолько, что Дарон даже толкает свою привычную всем «исповедь». Она не продумана, скомкана, ломана, потому что внутри у него все такое же драное-рваное, но публика восторженно орет – прописные истины пипл хавает, не жуя.

      Дарон снова скашивает глаза. Парня нет. Он дергается, чуть не выпадает из ритма, но мгновенно подхватывается, выворачивая его под себя, как умеет. Блестяще умеет. Еще куплет, и омега – не альфа же, в самом деле, будет слезы лить, да и не бывает таких тонких-звонких альф – появляется вновь. Дарону не интересно, что он делал, отливал или смывал слезы, но его присутствие отчего-то важно, и это полная хрень.

      Он понимает, что поет именно для него на четвертом куплете. Делится, раскрывает душу перед ним одним:

Холод меня со спины

Обнимал осторожно,

И обещал не убить меня быстро.

Он обещал.

Он все твердил:

Мне за тебя, брат,

Очень тревожно.

Я улыбался и, глядя на небо,

Ему все прощал.**

      Парень смотрит на него пристально. Дарону кажется, что он все понимает, считывает его – элементарно. Возможно, все это иллюзия, самовнушение. Дарон так любит себя ими потчевать.

      Концерт выходит смазанным, хотя публика охренеть как довольна. А Дарону плевать. Он судорожно пытается понять, что делать дальше. Отпустить и забыть – идеальный вариант, но от него охватывает паника. Словно Дарон барахтается посреди открытого океана в шторм, вцепившись в чудом найденный спасательный круг, а его выдирают. Глупо же отпускать, нельзя.

      Дарон путается в себе, в этом странном влечении к человеку, которого не знает, да даже видит не целиком. Он твердо решает плюнуть на все и уходит за кулисы после очередного выхода на бис. На парня в углу он во время поклона не смотрит. Однако, глоток коньяка в гримерке как-то резко ставит все с ног на голову, и Дарон вылетает в полутемное нутро клуба. Он хорошо его знает – все же любимое место для выступлений. Неприметная толстовка, кепка и натянутый капюшон – и вот уже на Дарона никто не обращает внимания. Он стоит возле выхода и искоса рассматривает гомонящих фанов, вываливающихся из клуба на свежий апрельский воздух. Если бы Дарон пригляделся, то мог бы потешить самолюбие – все они в восторге, но ему плевать. Тот, кто нужен, мог уже уйти, пока Дарон метался в сомнениях, ставя мозги на место алкоголем, и это будет полный трэш. Дарон шумно сглатывает, глупо боится этим привлечь к себе внимание и видит его.

      Парень может начать вырываться, орать или возмущаться на худой конец, когда Дарон хватает его руку и тащит вокруг клуба, но тот молчит и покорно следует за ним. Странно, чуток свихнутых на нем фанатов, которые могли бы его вот так сходу узнать, Дарон знает. Этот омега не из их числа.

      Но это совершенно неважно, потому что у него крохотная и нежная ладошка, и Дарону кажется, что ничего правильнее нее он никогда не держал. И пахнет омега так хорошо. Это нельзя объяснить, можно, как ни банально, лишь почувствовать, но их запахи словно вплетаются друг в друга. Ром с колой – отчего-то, именно это сравнение упорно лезет Дарону в голову. А он дуреет, пьянеет от этого совместного запаха. С каждым шагом становится все хуже, и Дарон ускоряется. Они заворачивают за угол, и он срывается на бег. Считаные метры растягиваются на километры, так что Дарон вталкивает запыхавшегося омегу в первую попавшуюся комнатенку. Она крохотная, но ему плевать. Дарон сорвано дышит, и дело не в беге. Омега, схваченный, стиснутый сильными руками, вжат в стену – это очень правильно. Дарон дергает молнию на его куртке, оттягивает ворот футболки и проводит носом по шее. Этого дико мало, и он ведет там же языком. Омегу хочется сожрать – Дарон, как никогда раньше, понимает каннибалов, – но есть и другой способ. Он разворачивает парня лицом к стене и обхватывает за шею рукой, чуть придушивает сгибом локтя. Дергает бедрами, толкается, вроде как спрашивая разрешения. Говорить он просто не может, а отказа не потерпит, так что все это – просто извращенная вежливость. Парень понимает расклад, а, может, и в самом деле не против, поэтому двигает задницей, еще теснее притираясь к Дарону.

      Он влажный и тугой, и у него совершенно точно нет течки. Это удивляет, но не настолько, чтобы Дарон прекратил толкаться внутрь. Через пару фрикций становится ясно, что продолжать так они не смогут: Дарон высокий, а парнишка низкий, так что одному приходится неудобно приседать, а второму – вставать на самые мысочки. Дарон рыкает зло, выходя, запрокидывает голову, потому что хочется снова вставить, резко, до упора, и рывком разворачивает омегу. Взгляд у того плывет, губы блестят, а член стоит. Этого достаточно, чтобы Дарон сдавленно взвыл, подхватил его, задрал половчее и втиснулся обратно в тугую задницу. Парень охает и запрокидывает голову, стукаясь затылком о стену. Это наверняка неприятно, но на утешения времени нет. Дарон обязательно подует и поцелует. Потом. Когда оттрахает его до звезд в глазах и онемения всего тела. Неплохая анестезия, кстати.

      Стена шершавая, и Дарон понимает, что с их бешеным темпом омега может всю спину разодрать. Поэтому он перехватывает его одной рукой под копчиком, а второй обнимает за спину, не позволяя тереться о стену. Наверное, должно быть тяжеловато или хотя бы неудобно, но Дарону просто кайфово. Он увеличивает темп, буквально подкидывая ухватившегося за него парня вверх-вниз, и целует. Не рот, а космос, чтоб его! Дарон срывается и кончает, в последний момент успевая вытащить член. Омега всхлипывает и дрожит, а животу становится тепло и мокро от чужой спермы. Дарон прижимает его к себе теснее и вцепляется отросшими клыками в футболку. Ощущение хлопка на зубах – мерзкое. В самый раз, чтобы заглушить отчаянное желание поставить метку. Дарон не против, но сначала нужно спросить. Ну, или хотя бы узнать имя парня.

      Мозги упорно не хотят приходить в рабочее состояние, а руки – разжиматься. Поэтому Дарон молчит, все так же крепко прижимая омегу к себе. А потом осторожно опускает на пол и отстраняется. Парень быстро приводит одежду в порядок, а Дарон подтягивает и застегивает штаны, пытаясь выловить все время ускользающий взгляд. Когда это удается, он чуть не рычит от злости. Омега смотрит ему в глаза и словно извиняется – взгляд ломкий, как первый лед. И это чертовски неправильно. Потому что в том, что с ними случилось, никто не виноват, ну, разве что, вселенная. Дарон не понимает – ощущает всем существом, что это нужно объяснить, но не находит слов. И он смотрит омеге в глаза, не отрывая взгляда, потому что если прервется этот тонкий контакт, парень вывернется и уйдет.

      Музыка – то, что ему всегда помогало, поэтому он вполголоса напевает первое, что приходит на ум: