Лолиты

— Да, Денис Юрьевич, — ответила она… и ничего больше не сказала. Похоже, теперь уже и она начала принимать всю эту фантасмагорию как должное.

— Ну тогда держи! — прохрипел я и вошел в нее сзади мощным толчком.

Она повалилась на мой дубовый стол.

— На, сучка, на, на, на! — рычал я, бешено орудуя своим поршнем.

Мой кабинет наполнили стоны отдавания. Ей была приятна моя подавляющая власть. Так продолжалось еще какое-то время, потом что-то во мне взорвалось, и я взревел, как бык, как буйвол, как раненый бизон… Такого восторга я не испытывал уже давно.

Потом я вылез из нее и застегнулся. Она медленно повернулась ко мне. Так стояли мы друг перед другом: я, директор школы, полностью одетый, старый, морщинистый и умный, — и она: обнаженная грудастая самка лет 16-и, с мохнатым животиком и нежным пупком, не отличающая Чехова от Лермонтова и жаждущая моей власти.

— Я люблю тебя, сучка, — сказал я, трогая рукой ее голую грудь.

— Я тоже люблю вас, Денис Юрьевич, — ответила она.

— Придешь сюда завтра?

— Обязательно.

Я поцеловал ее в губы.

Когда я проснулся, кончик моего члена был влажен и липок. На простыне под ним было характерное пятно. Это был типичный поллюционный сон. Я снова осознал, что эта девочка действительно училась со мной в параллельном классе, и одевалась именно так, и вела себя так же, и на самом деле была только телом. Я вспомнил, что она дико возбуждала меня уже тогда.

Но если бы в то время я начал к ней клеиться, она бы, скорее всего, отнеслась ко мне с презрением, ведь она была настоящим бездушным телом, а я был интеллигентом. Я порадовался тому, что пережил это хотя бы во сне. И чуть не заплакал оттого, что наяву этого никогда, наверное, не случится.

Но тут я вскочил с постели и вспомнил: сегодня же занятие с Максимом! А значит, нечто в этом роде может случиться и наяву… если постараться. Конечно, он не Лена Грудинская, но по-своему он ничуть не хуже. Да, пожалуй, тело его и глупость возбуждали меня ничуть не меньше. Да! Сегодня я, может быть, воплощу свою давнюю мечту… и выведу в явь свой сон. Пора, пора уже довести дело до конца!

— Ist — это у нас для er, sie и es. Третье лицо единственного числа. Помнишь, что такое лица и числа? Нет? Ну вот я тебе уже сказал: «он, она, оно» в данном случае. А для «меня» у нас что будет? — Я настолько увлекся своим объяснением, что почти забыл уже, зачем пришел.

— Для вас? — захихикал он довольно.

«Ах ты, тварь!» — захотелось мне крикнуть ему, как той девочке во сне. Но здесь, к сожалению, это было невозможно. Тем не менее своей глумливой репликой он напомнил мне, зачем я к нему пришел.

— Притомился ты, я смотрю, Максимка, — сказал я вкрадчиво… и тут же пожалел об этом. В форме «Максимка» мне послышалось что-то педерастическое. Мне вспомнилось почему-то, как мой друг Вадим однажды радостно сообщил мне, что у меня «педерастическая бородка».

— Да уж, — ответил он, улыбаясь и сладко, по-животному потягиваясь.

— Вдарим по массажцу? — с наигранной бодростью, легкостью и молодечеством предложил я.

— Не-е-ет, — протянул он. — Лучше анекдоты.

Я был в шоке.

— Но почему? — возмутился я довольно откровенно. — Я же тебе говорил уже, что не могу рассказывать анекдоты просто так, то есть ни с того ни с сего, не к месту.

— А вы напрягитесь, — улыбнулся он нагло.

— А что же наш массажец? — Я уже явно давил на него. Это становилось опасно, но прекратить я не мог. У меня стояли перед глазами сцены из сна. Сон требовал превратить себя в реальность.

— А, как в прошлый раз… — произнес он пугающе равнодушно.

— Ну да, — ответил я с нажимом. — Разве тебе не понравилось?

— Ну нормально было. — Меня поразило, с какой обыденностью он это проговорил. Значит, он не нашел в этом ничего странного, дикого или противоестественного. Это был хороший знак. — Но ведь это уже было.

— Но и анекдоты уже были, — не сдавался я.

— А анекдоты каждый раз новые, — улыбнулся он капризно. — А массаж… опять ведь небось то же самое будет?

Ага, значит, он хочет просто разнообразия, значит, сама идея ему не противна? Я возликовал.

— Да за кого ты меня принимаешь?! — воскликнул я с радостным возбуждением. — Почему ж то же самое? Сегодня будет с электромассажером. Видел когда-нибудь такую хреновину?

— Не-а, — ответил он, и в глазах его зажглось обычное детское любопытство. Он продолжал воспринимать мои похотливые игрища с его телом как обычную игру.

— Показать? — задал я риторический вопрос.

— Ну! — попытался он ответить по-взрослому.

Я достал из рюкзака блестящий металлом и краской аппарат. Он пришел в восторг:

— Ух ты, а как это работает, а?

— Раздевайся! — сказал я властно. Сон начал потихоньку сбываться. — Джинсы тоже! Он ведь еще и для ног.

Он посмотрел на меня с некоторым удивлением и сомнением.

— Но у меня там только трусики, — проговорил он тихо и как-то по-девичьи кокетливо. — Под штанами.

Я на секунду растерялся, решив, что он застеснялся и что безопаснее всё это отменить и жить как обычные люди. Встречаться с девушками и ни о чем, то есть ни о ком больше не мечтать, забыв горячечные образы детства и лихорадочные фантазии юности. Но он, заперев дверь, уже снял с себя свою футболку, и я вновь почувствовал себя в полушаге от вызывающе безупречной Красоты. Я почувствовал на себе ее дыхание.

— Не бойся, никто не будет лишать тебя невинности, — ответил я скептически. Формально это была правда, а потому мне не слишком сложно было изобразить здоровую, обыденную иронию, не очень, однако, совпадавшую с моими планами.

Он захихикал. Опять я привел его в восторг незатейливой шуткой.

— А иногда я мечтаю о том, чтобы стать девчонкой. Иногда я не хочу быть мальчишкой, — признался он, стягивая с себя брюки.

— С чего бы это? — искренне удивился я.

— А не знаю… — задумался он. — Девчонки могут капризничать…

— Ну что ж, раз ты хочешь почувствовать себя девчонкой, я могу лишить тебя девственности! — спокойно ответил я.

Он заржал еще громче. Меня спасал мой иронический тон. Наверно, мой сон придал мне уверенности и нахальства. А может, начал сказываться какой-никакой опыт совращения малолетних, который я успел приобрести за последнюю пару недель.

— Ну ложись! — приказал я. — Щас будем лишать тебя девственности.

Он опять слегка прыснул.

— Вот и аппарат, — добавил я деловито, поигрывая своим электромассажером.

И опять он лег сперва на живот, подложив под голову свои темно-оранжевые мускулистые руки, отчего эластичная кожа его натянулась, а в верхней части торса прорисовались широко расставленные ребра. Глядя на его ноги, я начал думать о том, что зря я недооценивал сексуальный потенциал этих частей тела и что они тоже в общем-то могут возбуждать.

На нем остались теперь только трусики. Так далеко я не заходил с мальчиками еще никогда. Но я гнал от себя эти мысли. Я пришел к выводу, что чем меньше я задумываюсь над тем, что делаю, тем больше шансов, что я не буду бояться. Так альпинисты, совершая восхождение на смертельно опасную скалу, где погибла уже куча их предшественников, не смотрят обычно вниз — и побеждают. Или погибают, добавил я мысленно. Да… или погибают. А если бы они время от времени поглядывали все-таки вниз, разве больше было бы шансов, что они не рухнут? Не больше… но гораздо вероятнее, что они просто отказались бы от этого восхождения еще в самом его начале, так как слишком хорошо увидели бы, что оно собой представляет.

Я достал массажер, включил его и принялся ездить им по всему телу этого молодого, здорового, сильного и почти целиком уже голого животного. Оно извивалось, дрожало. Обнаженное загорелое тело его превратилось в клубок нервов. Прикосновения рук оставляли его почти равнодушным, но электрический прибор мигом пробудил всю его чувствительность и, может быть, чувственность.