Долгий сон

— Я обратил внимание, что вы хорошо понимаете, о чем говорите… — сделал комплимент дядя Лаврентий. — И потому решил просить если уж не помощи, то совета…

— Ага. Экспертом буду! — попыталась улыбнуться Данка. Но улыбка выглядела еще довольно растерянной и смущенной.

— Именно так, — без тени улыбки подтвердил господин. — Впрочем, здесь очень неудобно… для вас… вести беседу. Мне не хотелось бы доставлять вам лишние неудобства. Кафе? Или тот милый ресторанчик?

— Кафешка! В смысле кафе… — поправилась Данка, почему-то решив не заходить в миленький подвальчик с краснорожим швейцаром у входа.

Тем более, что кафе располагалось в малюсеньком скверике, где кустилось что-то знакомое. Точно, верба! И пока они усаживались за столик, Данка кивнула головой Ангелине на вербу:

— Самая весенняя розга. Почки убрать — так классно стегает!

— Мы совсем недавно… В смысле стали пробовать что-то кроме ремня. Так хотелось розгами, но получилось совсем не то… Один мусор и ощущение полной неумелости. А Лаврентий, он вообще-то умеет! Он хороший…

— Я и не говорю, что он плохой. Просто не пойму, что за розги у вас были, и как они так быстро слохматились… Из чего делали?

— Даже не знаю. Высокие такие кусты, и прутики ровные, как стрелы. Длинные, смотрелись так хорошо, блестели, а как начал воспитывать, я даже чувствовала, как ломаются… и больно и жалко!

— Жалко, что не больно… знаю… — понимающе вздохнула Данка, и обе внезапно рассмеялись.

— Вот кто бы знал! Сидят две дурочки с переулочка и изучают проблему подготовки розги для собственной попы! — засмеялась Ангелина, а Данка поддержала:

— Степень попной реакции на слом прута!

— Так… Народ явно ожил и начал сдружаться! — прокомментировал Лаврентий, возвращаясь к столику с тремя высокими бокалами. — Так что насчет вербы?

— Лучше, конечно, краснотал, — авторитетно заявила Данка. И вскоре выяснила, что пара новых друзей вообще не имеет представления о краснотале, о способах замачивания розог, о старом или свежем рассоле, о «солянушках» или никчемности корявых почек, которые только «ломают» прут и лишний раз просекают кожу…

Ангелина охала, ахала и старательно, как школьница на роке, повторяла по несколько раз:

— Замачивать концами вниз, и лучше, чтобы в высокой посудке, чтоб поглубже мокли…

— Итак, на хорошее замачивание как минимум дня три? — задумчиво проговорил дядя Лавр. — То есть даже если мы сейчас проедем поближе к водоему, найдем иву или тем паче краснотал, проблему сегодняшнего воспитания этот никак не решит?

— Решит! — снова проявился Данкин авторитет. — Если надо быстро, то их запаривают…

Ангелина чуть не поперхнулась коктейлем:

— Запа-а-а-аривают?

— Ну да… как манты! — засмеялась Данка. — Полчаса максимум — и хлестучие! Мягкие! Гибкие-гибкие! Ими даже не надо с потягом сечь — а то кожу махом просекут… под такими так навертишься, словно под солянушки легла.

Лаврентий от прямой просьбы сдержался, но Ангелина, даже не глядя на него, схватила Данку за руку:

— Даночка, зайка, поехали! Ну, пожалуйста! Найдем! Научишь запаривать!

…На берегу чего-то мелкого и полугородского Данка попыталась проявить глубокие географические познания: это Неглинка? Ангелина ее даже не поняла, а Лаврентий подавил смешок:

— Неглинку сто лет как забыли… в трубах она… А это я даже и не знаю что. А это важно?

— Нет, конечно… — засопела Данка и вовремя вспомнила о роли эксперта. — А кто у вас розги готовит? Я обычно сама…

— Ангелина, конечно. Но и я поучусь… — ответил Лаврентий, глядя, как Данка лезет в ивняк за прутами.

Чувствуя знакомую, нетерпеливую волну зовущего жара, Данка меряла с ними прутья, собирала по длине, сразу срывала неровные почки, помогла завернуть и упрятать на заднее сиденье машины. Уже в прихожей большой, богато обставленной квартиры, когда Ангелина убежала на кухню и принялась там греметь чайником, Лаврентий на минутку придержал Данку:

— У тебя взгляд… не ищущей Хозяина. Значит, кто-то есть.

— Есть. Он не совсем Хозяин. Он… он такой, такой…

— Стоп. Я не спрашиваю, кто и какой. Вижу, что хороший и настоящий. Главное, что он есть! Поэтому я не позволю себе хамства предложить тебе принять розги вместе с Ангелочком. Это решать не мне и не тебе, даже если ты попросишь.

— Спасибо, — серьезно ответила Данка. — Вы тоже… настоящий.

— Ладно, обмен комплиментами между приглашающей стороной и экспертной группой можно считать завершенным. — Он неожиданно тепло улыбнулся, а потом столь же неожиданно смутился: — Только, одна маленькая просьба… если можно… хотя я и так уже очень благодарен тебе за помощь и подсказки. Тебя не смутит, если готовить розги ты будешь, ну хотя бы в минимально возможной одежде? Ты красива, и не увидеть такую восхитительную девочку… Преступление. Твой хозяин бы меня понял и не стал бы возражать.

Данка чуть было не потянулась к сотику, сиротливо прятавшемуся в сумочке, представила Владимира Дмитриевича, его понимающую усмешку и решительно кивнула:

— Я поняла! Я буду готовить розги так, как положено!

Когда он пришел на кухню, где в большой импортной кастрюле, самой большой, какая нашлась в доме, уже вовсю бурлила вода, то даже помотал головой: как они были обе похожи! Даже одеждой, если можно было назвать одеждой коротюсенькие фартучки, прихваченные на талии.

— Какие одинаковые…

— Понятное дело, что одинаковые, — отчаянно краснея, ответила ему Данка. — У вас же тут все из одного комплекта, у меня фартучек, у Ангелинки полотенчико…

Краснеть было отчего — надо ли пояснять, что кроме «комплектных» фартучков, народ восторженно и старательно готовил Самые Настоящие В мире Розги как положено — то есть полностью голышом…

Спина и бедра обоих даже отстеганы недавними порками были почти одинаково: чуть наискось, ровными линиями едва заметных от времени полосок. Только Ангелина была повыше и постройнее, а Данка чуть пониже и покруглее. Но все в меру, аппетитно и туго во всех положенных местах. Только Ангелина блондинка, а Данка темно-русая. Но какие они одинаковые… Как две сестры… Горячие, ладные и ждущие… Дядя Лавр протер слегка припотевшие очки и, стараясь больше не сравнивать эту выставку жаждущих розги или плетки бедер, проникся очередным, сорок восьмым рецептом самых хороших в мире розог:

— Окунула, достала. Пусть чуть-чуть поостынут. Потом снова окунула… Видишь, уже куда мягче… А теперь вот что надо. Перец и соль достала?

Ангелина потянулась к шкафчику, на зависть Данке показав под аккуратной белой грудью точечку сигаретного ожога… (ууух ты… А мне не разрешают…) и достала пакетики. Зябко повела плечами:

— Сразу солеными? Даже не пробовала ни разу.

— Тебе пока нельзя солеными. Ты только недавно от ремней перешла. Солянушками — это ужас как… От пареных сейчас вся в пот навертишься и надрыгаешься, а солеными хоть на стенку лезь! Тут фокус в чем: соли всего щепоточку и перчика столько же…чтобы просто тебе знать — не просто розгами секут, а солеными и перчеными. Как вспомнишь, на лавке ожидая, душу перехватит! А уж секут вроде как обычно, но опять же… как вспомнишь…

— Моральный настрой! — понятливо кивнул дядя Лавр.

— Угу… — не отрываясь от процесса, сказала Данка. — Сыпь сама!

Ангелина сыпнула щепотку… потянулась за второй, Данка придержала ее руку:

— Не заводись! Не для соли, для настроя…

— Классный компот получается… — дрогнули ноздри Ангелины. Она повела бедрами, едва сдержала скользнувшие к низу руки…

— Напьешься… — усмехнулась Данка. — Окунай! Теперь вытаскивай, их не варить, а парить надо. Клади на решеточку… Вот. И пусть кипят! Через минут двадцать — (шепнула на ухо) — из задницы пар пойдет, как стеганет по голышам! а уж ТАМ вообще кипяток будет, пока дождешься розочек!..

Оглянулись на Лаврентия, дружно хихикнули и синхронно покраснели.

Тот только покачал головой, поправил очки и, махнув рукой, ушел в комнату, бурча на ходу что-то вроде: