Жажда/water (СИ)

Мальчики не проронили и слова.

- Пожалуйста. Пообещайте, - настойчиво попросила она.

Рон подавил вздох.

- Гермиона, как мы можем пообещать тебе такое?

- Потому что я прошу об этом. Потому что я не могу рассказать, пока вы не пообещаете. Мне нужно довериться вам в этом.

Рон перевел взгляд на друга. Гарри посмотрел в ответ. Несколько секунд они вели молчаливый диалог.

- Кто, Гермиона? – повторил вопрос Гарри.

- Нет, прежде пообещайте.

Он опустил взгляд и, казалось, что прикусил себе язык; упорно не поднимая взгляда на нее. Из его груди вырывались тяжелые замедленные вздохи.

Когда же он снова взглянул на нее, то только кивнул.

- Скажи это вслух.

- Я обещаю.

- Рон?

Но тот только отрицательно помотал головой.

- Гарри, друг, - начал, было, он, - Ты не можешь и в самом деле думать, что мы не …

- Нам нужно знать правду, Рон, - прервал его Гарри. – И это главное. А в остальном… остальное только Гермионе решать.

Рон снова повернулся к ней. Эмоции ожидаемо отразились красками на его лице.

- Обещай мне, Рон, - настаивала Гермиона, избегая вопросительного взгляда Гарри.

Рон закатил глаза.

- Это не похоже на обещание, - она нахмурилась.

- Ну, тогда…, - она могла даже услышать, как сомкнулись его челюсти. – Обещаю, - и он снова заерзал на своем стуле.

Гермиона открыла рот и, внезапно, снова закрыла; сглотнула и снова повторила попытку: - Хорошо, - она выдохнула, - Панси Паркинсон и Миллисент Буллстроуд.

Едва только Гермиона произнесла первое имя, как злобное рычание, окрашенное в тона потрясения, отвращения и других схожих эмоций, которые она не хотела распознавать, вырвалось из их глоток.

- Паркинсон? – повторил Гарри совсем тихим - как будто это было возможно - голосом. – Ты не можешь… она не может… почему, черт возьми?

- Ты должен знать причину.

Рон впечатал кулак в диванную подушку: - Потому что она – грязная су…

- Гарри? – спросила Гермиона. – Ты же должен знать? – и снова этот вопрос.

- Малфой, - выплюнул Гарри, стиснув зубы.

- Она думает, что между нами что-то есть.

- А это так?

- Нет!

НЕТ!

И в этот самый момент ее сердце перестало биться.

В этот самый момент Гермиона Грейнджер окончательно осознала всю правду о себе. Правду, которую она уже не скажет вслух.

То, что она жила ложью. Щедро приукрашенными сказками о друзьях и любимых. В пренебрежительном и наплевательском отношении на все нравственные нормы, которых когда-либо придерживалась.

Порочный круг. Гарри вдруг четко осознал, что именно сейчас оказался в одном из таких.

О, для не новость, что он вел себя агрессивно. Что этим все только испортил. А еще, наверное, шокировал Гермиону, а может даже и Рона.

И еще он знал, что причиной всему послужила ненависть к Малфою, пропитавшая воздух вокруг. О да, он прекрасно осознавал это, словно мог побыть лишь сторонним наблюдателем и, заняв ту дивную объективную позицию, смог бы увидеть вещи в ином свете.

Не основные, конечно. Они-то никуда не денутся. Малфой - ублюдок, всегда был им и останется. А Он, Рон и Гермиона – лучшие друзья и так будет всегда. А вся эта ситуация стала – да и была по сути – всецело вводить в заблуждение происходящим между Гермионой и Драко.

В независимости от того, чем это было: обидел ли ее Драко, возжелал ли, или даже – Гарри вздрогнул от одной мысли – любил ее. Или это было просто… чем-то иным. Очевидно только, что не все разом. Возможно даже чем-то от того и другого в равной степени. Вполне. И Гарри даже не хотелось задумываться на эту тему. Хотя он уже только тем и занимался, что думал, по большой мере, каждый божий день.

И то, что он при этом чувствовал, больше всего и сбивало с толку. И в тоже время было таким простым.

Он ненавидел Малфоя. Ненавидел. И никогда он не ощущал всей силы этого слова, срывавшегося с его губ или проникающего в мысли. Это слово и рядом не валялось с тем, что он чувствовал на самом деле. Он никогда не считал его подходящим, чтобы выразить всю полноту чувств. И, конечно же, настолько же очевидно – настолько естественно – что одна мысль о том, что Драко мог прикасаться к ней, убивала. Или уже прикасался. В любом качестве. Любым способом.

И именно этим Гарри был обеспокоен больше всего. Потому что даже с объективной точки зрения в этом был смысл. Или ему просто нравилось так думать. Потому что в существование этой охереть какой объективности Гарри не верил. Слишком много постоянных эмоций. И предубеждений в огромном количестве. Целый воз и маленькая тележка чувств, даже едва заметных, которые могли изменить все. Малфой и Гермиона. От одной этой мысли желудок выворачивало.

Потому что Гермиона была чем-то бОльшим. Семьей, но… не совсем точное определение. Хотя бы потому, что это звучит совсем по-другому, нежели если говорить в таком ключе о Роне. Был один отличительный момент. Нечто определяющее где-то в сознании. Что-то, сбивающее с толку.

И это что-то, бесспорно, заставило отреагировать на все намного хуже. Это полнейшее разочарование, испытываемое им, лишь зная… зная, что правда была искажена, утрачена. Он слишком хорошо ее знал, чтобы поверить в то, что она рассказала. Так же как и Рон.