Рандеву в лифте

Глава 4

После таких его слов у Калли перехватило горло. То ли там прочно застрял язык, который она проглотила, как только Доминик до нее дотронулся, то ли в глотке располагалась наиболее чувствительная эрогенная зона, которая моментально возбудилась и перекрыла ей кислород, так что нельзя было ни вдохнуть, ни выдохнуть от распиравшей ее похоти. Так или иначе, но ответить ему у нее не было никакой возможности.

Боже, подумалось ей, неужели это не глюки? Неужели он и в самом деле готов стать подопытным мужчиной? Его рука все еще лежала на ее лодыжке. Она потерла ладонями свои плечи и сжала бедра, отказываясь этому поверить…

– Ответь же мне наконец-то, Калли, – сурово и требовательно произнес Доминик из темноты, – чего тебе хочется больше всего на свете!

Она непроизвольно шире раскрыла рот, но слова упорно не выходили наружу, потому что никак не рождались у нее в голове. Внутренний голос ехидно обозвал ее жалкой трусихой, рассудок резонно возразил ему, что признавать необходимость риска совсем то же самое, что прыгнуть головой вперед в геенну огненную.

– Что тебя смущает? – спросил Доминик, поглаживая кончиками пальцев внутреннюю сторону ее лодыжки. – Сама идея заняться сексом в лифте или же страх оказаться в неловкой ситуации?

Калли дважды прочистила горло и наконец ответила:

– Вообще-то я не любительница эксгибиционизма, от этого я не возбуждаюсь.

– Потому что им увлекался твой бывший муженек, – уверенно добавил он.

Калли подумала, что не помешает получше объяснить ему свою неприязнь к раздеванию на публике, и сказала:

– Вряд ли бы я решилась на такую авантюру. Ведь опасение, что тебя застигнут врасплох, когда у тебя спущены трусы, вселяет панику, а не вожделение.

– Следовательно, отдаться мужчине на заднем сиденье такси ты бы тоже не решилась?

– Да, такое тоже вряд ли пришло бы мне в голову.

– Тогда какие же фантазии там рождаются?

У Калли снова перехватило дух. Она остро ощутила всю нелепость происходящего. И как ее угораздило влипнуть в такую фантасмагорическую историю – очутиться в темноте наедине с Домиником Колберном и делиться с ним своими тайными желаниями!

– Ну же, смелее, Калли! Назови мне хотя бы одну из своих фантазий! – настаивал он, перейдя на вкрадчивый тон.

– Признаться, они не отличаются особой оригинальностью, – сдавленно пролепетала она, цепенея.

Рука Доминика сдавила ее щиколотку чуточку сильнее.

– Означает ли это, что, входя в кабину лифта, ты даже не помышляла о том, что я замечу заинтересованность в твоем украдкой брошенном взгляде и попытаюсь ею воспользоваться?

Калли закусила губу, боясь выдать себя вздохом или резким телодвижением, и постаралась внушить себе, что они обсуждают гипотетическую, а не реальную ситуацию, поэтому не надо волноваться.

– Но ведь вы даже не смотрели в мою сторону! И все мои возможные ужимки были заведомо обречены на неудачу. Я в этом почти уверена! – наконец сказала она.

– А вот я – нет! – возразил Доминик.

Яснее, пожалуй, он и сказать не мог. Как не сумела Калли сдержать легкий стон, едва лишь ладонь погладила ее стопу. Сглотнув подступивший ком, она сдавленно спросила:

– Мы сейчас играем в какую-то новую игру?

– Я бы так не сказал, – пробасил Доминик.

И Калли бросило в жар.

– Я… я лишь хотела… – пролепетала она и задохнулась, охваченная новым шквалом ярких ощущений от прикосновения его пальцев к ее ступне.

– Надеюсь, тебя не раздражает этот легкий массаж? – спросил он и в ответ услышал ее томный вздох. – Я не понял, – не унимался он, продолжая ласкать ее ногу, – тебе приятно или нет?

Она задышала громче и взволнованнее, но снова не проронила ни слова, охваченная странной истомой. Голос Доминика и его прикосновения медленно сковывали ее тело и волю, подобно удаву, душащему кролика в своих объятиях. Что он собирается с ней сделать в темноте? Зачем парализует ее своей мощной аурой? И почему все кружится у нее в голове?

– Тебе нравится ощущать прикосновение моих пальцев, – проникновенно промолвил он, словно бы внушая ей положительный ответ.

– Очень, – прошептала она и затаила дыхание в ожидании следующего вопроса-утверждения.

– Итак, прикосновение моих пальцев доставляет тебе удовольствие, – удовлетворенно промурлыкал Доминик. – Тогда подскажи, какие еще места мне надо погладить. И я исполню любое желание! – Он подсел к ней поближе, о чем она догадалась по шуршанию его одежды и волне аромата лосьона, обдавшей ее, и сказал ей в ухо: – Ты возбуждаешь меня, Калли! Своим дыханием, молчанием и даже мыслями…

Сердце в ее груди забилось в темпе стремительного танго, а по спине поползли мурашки.

– Но я не хотела этого… Я не думала, что вы так отреагируете, – проговорила она срывающимся голосом.

Он усмехнулся, она вздрогнула, как от укола иголки, и затаилась.

– Тогда не лучше ли мне вернуться в свой угол? – язвительно спросил Доминик, почти касаясь губами ее уха. Она отшатнулась, ощутив звон в ушах, и Доминик повторил: – Так прикажи мне отодвинуться! Запрети мне прикасаться к тебе. Вели мне оставить тебя в покое – и я тотчас же все это прекращу.

Охваченная странным ощущением, близким к блаженству, от его жаркого дыхания и вкрадчивого полушепота, Калли поежилась и пискнула:

– Я… – Слова застряли у нее в горле, она пришла в смятение и уже не понимала, как ей дальше вести себя и что говорить. Доминик прикусил ей мочку уха, и сладостная дрожь вынудила Калли издать утробный стон. Однако тот, кто с такой поразительной точностью определял во мраке местонахождение ее чувствительных точек, сохранил поразительное спокойствие и не стал ощупывать прочие ее интимные местечки, ограничившись прикосновением кончиком пальца к ее губам.

– Вы меня видите? – спросила Калли, поскольку ее глаза так и не привыкли к непроницаемой темноте.

– Я чувствую ваш запах, – промурлыкал он в ответ.

Калли бросило в крупную дрожь, а мышцы ее таза и низа живота свело судорогой. С языка же, абсолютно непроизвольно, сорвалось его прозвище:

– Пантера!

Он самодовольно хмыкнул и произнес, обдавая теплым воздухом пушок на ее шее:

– Да, иногда я становлюсь опасным зверем!

Все помутилось у нее в голове.

Доминик провел пальцами по ее щеке так нежно, что у нее екнуло сердце, и, наклонившись, коснулся носом ее губ.

Она застонала громче и плотнее стиснула бедра.

– Вели же мне прекратить все это, Калли, – пророкотал он. – Либо прикажи ласкать тебя смелее. Но предупреждаю сразу: буду делать это исключительно по твоей просьбе!

От яростного биения сердца в ушах у Калли возникла адская боль. Сделав судорожный вздох, она сглотнула ком и облизнула пересохшие губы. Он просил ее руководить им, но к этому она была совершенно не готова и предпочла бы, чтобы он взял ответственность на себя, тем самым оправдав ее безоговорочную капитуляцию перед его колдовскими чарами.

Волна воздуха, внезапно обдавшая Калли, и шуршание его дорогого костюма подсказали ей, что он отодвинулся.

– Нет! – воскликнула она, протягивая к нему руки.

Доминик сжал пальцами ее запястья и строго произнес:

– Не дотрагивайся до меня, пока я буду делать тебе массаж.

Хриплые нотки в его голосе свидетельствовали, что ей удалось-таки его возбудить.

– Ласкай же меня повсюду! – воскликнула она, и невидимая воздушная преграда, разделявшая их, начала вибрировать. Калли плотнее сжала бедра, превозмогая желание самой начать ласкать свои заветные точки. И, словно бы угадав ее желание, Доминик взял ее за руку и, подняв ее над головой, прижал к стене. Другую же руку он заложил ей за спину, промолвив при этом:

– Вот так их и держи! Я все сделаю сам. А ты дыши глубже.

Но от перевозбуждения у нее сперло дыхание, и ее слабеющая рука сползла по стенке кабины. Калли заложила ее за спину и сцепила пальцы обеих рук, пытаясь унять охвативший ее трепет. Плечи ее при этом расправились, а груди выпятились вперед, стремительно наливаясь сладкой истомой. В отвердевших сосках возникло легкое покалывание.