Уроки английского

Никогда не забуду! Она головку подняла и как глянула в окно мое. У меня сердце выпрыгнула, когда я увидела, что она ко мне в подъезд зашла.

Я ее, как была, в одной ночной сорочке дверь распахнула и в комнату затащила. Затянула и как она была, прямо в курточке, в кроссовках, так прямо вместе с ней в постель свою завалила. Сама на себя ее затянула и руками лицо ее ухватила и целую.

– Катенька! Катька! Я люблю тебя! Катенька, милая!

Лежим с ней. Прижались. Уже час времени. А я все никак не могу от нее оторваться, отпустить. Облокотилась, легла на бок и глажу ее лицо, волосы. Наклоняюсь, слегка целую лоб, глазки, носик, щечки. Она лежит, голая, руки закинула за голову, смотрит на меня, своими чудесными, бездонными глазами с мохнатыми, пушистыми, как у куколки ресницами.

– Ты, любишь меня? – Спрашиваю ее уже в сотый раз.

И замирая, жду. Жду ее кивка головой, шепота, сквозь ее чуть суховатые, полные губы. А потом, прижимаюсь, трамбуюсь в ее тело, прижимаюсь, ощущая ее тепло, мягкие и упругие ткани, контуры тела, косточки. И все никак не могу надышаться ее запахами, ее неповторимым ароматом. И пока ползу по ней, перебираю руками уголки и изгибы моей любимой, ко мне опять приходит эта волна и начинает колебать, выгибать, корежить во мне что-то.

– Я хочу опять. – Шепчу ей бесстыдно, уткнувшись неподалеку от ее таинственного и волнительного местечка, говорю ей почти в самый животик.

А сама уже тянусь губами, прижимаюсь к ее теплому, мягкому и волосатому валику, и лицо мое само скользит, тянется туда, к ее запахам, к ее горячему и волнительному местечку. Я изгибаюсь и погружаюсь лицом к ней между ножек, которые сомкнуты и которые пока не пускают меня. Мое обоняние утраивается, удесятеряется, и я чувствую ее запах. Не с чем несравнимый запах ее, моей любимой. Все! Мой мозг отравляется ей, ее прекрасным нектаром, уже в который раз, и руки, тело начинают действовать автоматически.

Я, задыхаясь, путаясь, влажным и настойчивым языком в ее редких и жестких волосиках, погружаюсь, ищу, вылизываю и нахожу волшебную, горячую, твердеющую под моими настойчивыми касаниями и поглаживаниями языка эту, волшебную и такую желанную жилку. Теперь я верчусь, поворачиваюсь, перекладываюсь, и все время тянусь, ласкаю ее, перекатываю пальцами уже заметно обозначенную бусинку.

Но вот я ощутила ее горячие, нежные руки, которые поглаживают, сладко потягивают кожу моего тела. Следом ее теплые, нежные пальцы, которые проникают, достают, касаются моих сокровенных местечек, которые тут же сжимаются, но ждут и желают их прикосновений и проникновений внутрь. Вот я почувствовала ее пальчики, которые погружаются осторожно, но и настойчиво, тянут, растягивают что-то такое от чего у меня сразу, же начинает, сбиваться дыхание и я жду, жду ее проникновения дальше, вглубь, в недра своего тела.

Я замираю и дышу в нее, прямо туда, где меня ожидает такое наслаждение.

Меняю позу. Я уже стою над ней, согнувшись на коленях, а телом прижимаюсь к ее животик. И как только я так переступаю над ней, то тут же получаю от нее долгий и такой поцелуй прямо туда, что от ощущений этих сразу же начинаю учащенно дышать и двигаю бедрами, стараясь так приноровиться, что бы она смогла доставать меня там своим ртом, язычком. Мощусь, приседаю, выгибаюсь, как кошка в истоме и вот, опять. Раз, раз и еще, еще. Ее губы, горячий и влажный язычок настойчиво и упруго цепляет какие-то складочки, губки и еще что-то в моей, только что раскрытой впервые для кого то, маленькой и беззащитной писачке. Я изгибаюсь, стараясь, уклонится от этих нестерпимых, обжигающих, ощущений и тут же опять, двигаю бедрами к ней навстречу, ищу ими снова ее касаний, лизаний, посасываний.

– Господи! Отчего так! Ой, как же мне хорошо, как приятно. – Шепчу я в волшебном полузабытьи.

И потом я вся выворачиваюсь, выгибаюсь, томлюсь, изнываю. Что это? Где оно? Почему меня так все выкручивает и тянет, тянет тревожно, настойчиво изнутри. Что оно хочет, это мое? Там! Чего оно ждет? Почему я хочу и не взрываюсь? Я хочу и не могу. Почему? Когда? А она все во мне, все ведет и тащит меня куда-то. Но, хорошо! Хорошо, ощущения одуревающие, приятные. О Боже! И я опять ей.

– Прошу тебя! Еще, еще!

Когда мать звонит я все еще с ней. С трудом заставляю себя подняться и подойти к телефону. Говорю тихо, так как не хочу ее тревожить. Она хоть и не спит и ждет меня, но пусть еще отдыхает. Мать что-то меня пытается расспросить, а я ей однообразно и глухо, как будто бы я и в самом деле такая больная. Наконец она говорит, что бы я лежала, она все купит и приедет через час. Будет меня кормить и лечить. Все! Наше с милой Катюшкой время начинает уходить. Нам пора прощаться.

Я расстаюсь, с ней и для меня как будто бы обрушивается, все вокруг. И хотя я знаю и понимаю, что нам нельзя и лишней минутки оставаться вместе, я все равно хочу ее и уже в дверях целую так, будто вкладываю в нее все свою любовь.

– Все! Иди! – Все что могу выдавить из себя.

– Я, лю! А ты? – Ее лицо все еще различимо в сумраке подъезда.

– Я лю! Тебя. Все, не рви душу, иди. Пока!

– Пока. – И медленно, сначала оглядываясь, а потом все уверенней спускается.

Я все никак не могу закрыть за ней дверь, и только когда ее шаги обрываются, я перебегаю на кухню и опять прилипаю к окну и смотрю, как она идет, не огладываясь, к себе домой.

Все. Сейчас она уйдет. Оглянется или нет? Оглянулась и как бы невзначай голову нагнула и кивнула. Любимая! Моя прелесть!

Глава 7. Первый урок

Звонок и я подлетаю, открываю дверь. Это она. Но ее не узнать! Такая нарядная и красивая. И я не удержалась и тут же ей комплемент.

– А Вы не только красивая, но и нарядная! Стильная. Проходите, пожалуйста.

И провожаю ее за собой в комнату. Только присели, как слышу звонок.

– Мама? Ну, да, занимаемся, сели. Угощу. Пока. Когда, когда? Что? Ну, хорошо, подождем. Ну, пока!

Отхожу от телефона и не понимаю, это что же такое? Она решила посетить и как говорится, на личном примере и еще сказала ее чаем напоить. С чего бы все это?

А училка эта, как девочка, кстати, ее Шурой зовут, сидит вот рядом и немного расслабилась, потому, даже ножку закинула за ногу. Я ей что-то бормочу на английском, и пока она рассеянно слушает, озирая комнату, я успеваю рассмотреть ее стройную и такую привлекательную ножку. Платье слегка задралось, и я вижу под ним продолжение ее аккуратной ножки, элегантно обтянутую капроновым чулками темно-телесного цвета. Очень даже изящную, по-моему. Пока она осматривается, я ее хорошенечко рассматриваю.

Она и впрямь молода и очень хороша собой. Интересно, а ту, что она любила, та, что же, еще красивее ее? И опять я ее рассматриваю, пока она так же рассеянно осматривает комнату, а я ей читаю по учебнику какой-то текст, топик, то успеваю рассмотреть ее лицо. О, это такое нежное и такое притягивающее. Что просто жуть! Особенно, ее глаза, темно коричневые и губки такие чувствительные, нежные и чуть припухлые, как у маленькой девочки.

– Наталья! – Это она ко мне. – О чем ты все время думаешь? Отвлекаешься. Смотри, как надо произносить, а ты? – Смешно копирует. И дальше уже она сама.

Мать удивительно быстро пришла. И сразу же на кухню и давай хлопотать. Мне все интересно. Но я замечаю, как сразу, же с приходом, вспыхнуло ее лицо и как, выдавая себя, мать, запуталась от волнения пальцами в складках своей верхней одежды и при этом она так близко подошла к нам, что я, невольно подняла глаза. Она надушилась так резко. Но, то были ее любимые французские, что ей еще когда-то отец подарил. Вот тебе и уроки английского? А потом вместе пили чай. И мать все обнажала перед ней свои ноги. Я-то знала об этом приеме ее, я это видела не раз в нашем доме. Но, то было для ее мужчин, кобельков, как она говорила по пьянке, а теперь вот все для нее. Это же надо?

И вот началась ее эта игра. Неуловимо так, но я отмечаю, что вот она, подбородок вскинула, и волосы свои гладит рукой, пока говорит с ней. А вот, теперь и ножкой раскачивает туфлю, а потом нагибается и ладонью ножку свою поглаживает, которую специально, перед ее приходом облачила в черные чулки. И так каждый раз, что-то в ней происходит все новенькое. А она на нее ноль внимание! Мне обидно стало за мамочку мою. И тогда я делаю так, что они остаются вдвоем, а я исчезаю.