Продажа вина без бутылок: Экономика сознания в глобальной Сети (ЛП)

Поскольку в наши дни для того, чтобы передавать идеи из одного ума в другой, вовсе не требуется их материальное воплощение, мы претендуем на владение самими идеями, а не только формой их выражения. И поскольку сейчас можно точно так же создавать полезные инструменты, которые никогда не обретут материальную форму, мы начали патентовать абстракции, последовательности виртуальных событий и математические формулы – наиболее нереальную собственность, какую только можно себе представить.

Это обстоятельство приводит к тому, что в некоторых областях права владения оказываются в столь двусмысленном положении, что собственность снова принадлежит тем, кто может собирать самые большие армии. Вся разница в том, что теперь армии состоят из юристов.

Угрожая оппонентам бесконечным чистилищем судебных разбирательств, по сравнению с которыми даже смерть может показаться предпочтительнее, они притязают на любую мысль, которая пришла в какую-то другую голову, принадлежащую коллективному телу корпорации, которой они служат. Они ведут себя так, как будто эти идеи появились в блистательной оторванности от всего предшествующего человеческого мышления. И делают вид, что замысел изделия ничем не отличается от его производства, распространения и продажи.

То, что ранее рассматривалось как общий для всего человечества ресурс, распределенный по умам и библиотекам мира так же, как и любые явления самой природы, ныне обносится заборами и передается по акту. Выглядит это так, будто возник новый класс предприятий, претендующий на владение воздухом и водой.

Что должно быть сделано? Хотя можно получить мрачное удовольствие от танцев на могиле авторского и патентного права, вряд ли это поможет решению проблемы, поскольку лишь немногие готовы признать, что обитатель этой могилы безнадежно мертв, и пытаются силой поднять на ноги то, что общественное согласие поддерживать более не в состоянии.

Законники, впавшие в отчаяние от того, что власть ускользает из их рук, изо всех сил пытаются ее расширить. Действительно, Соединенные Штаты и другие сторонники GATT [3] ставят для стран условием членства в мировом рынке приверженность нашим умирающим системам защиты интеллектуальной собственности. Например, Китаю не будет предоставлен режим наибольшего благоприятствования в торговле, пока это государство не согласится принять набор чуждых в культурном отношении принципов, которые более не могут разумно применяться даже в стране своего происхождения.

Будь мир более совершенен, нам достало бы мудрости, чтобы провозгласить мораторий на судебные разбирательства, законодательство и международные договоры в этой области до тех пор, пока мы не начнем лучше понимать формы и условия предпринимательской деятельности в киберпространстве. В идеальном случае законы закрепляют уже сложившееся общественное согласие. Они являют собой не столько Общественный договор, сколько ряд соглашений, выражающих коллективное намерение, выросшее из многих миллионов взаимодействий между людьми.

Люди населили киберпространство не так давно и в недостаточном разнообразии, чтобы разработать Общественный договор, согласующийся с новыми, непривычными условиями этого мира. Законы, разработанные прежде, чем достигнуто общественное согласие, служат, как правило, лишь избранному меньшинству, которое способны их провести, а не обществу в целом.

В той степени, в какой в этой сфере существуют либо закон, либо устоявшаяся социальная практика, они вступают в опасное противоречие. Законы, касающиеся нелицензированного воспроизводства коммерческого ПО ясны, жестки и… редко соблюдаемы. Законы о программном пиратстве настолько не воплотимы на практике, а их нарушение стало настолько социально приемлемо, что, похоже, лишь считанные единицы вынуждены, руководствуясь страхом или сознательностью, им подчиняться.

Я иногда выступаю на эту тему и всегда спрашиваю, сколько человек в аудитории может честно заявить, что не имеет нелицензионного ПО на своих жестких дисках. Я никогда не видел, чтобы число поднявших руки превышало десять процентов.

Всегда, когда существует такое глубокое расхождение между законом и социальной практикой, приспосабливается к этому отнюдь не общество. И несмотря на быстрое распространение обычая, нынешняя практика производителей ПО устраивать показательные процессы настолько очевидно произвольна, что лишь еще более подрывает уважение к закону.

Широко распространенное пренебрежение к авторским правам на коммерческое ПО в некоторой степени проистекает из непонимания законодателями условий среды, в которую эти авторские права внедряются. Предположение, что система законов, основанная на явлениях материального мира, будет обслуживать столь радикально отличную среду, как киберпространство – это безумие, за которое всякий, занимающийся бизнесом, в будущем будет расплачиваться.

Как будет сказано в следующем разделе, неограниченная интеллектуальная собственность сильно отличается от материальной собственности и не может более защищаться так, как если бы этих отличий не существовало. Например, если мы и впредь будет думать, что ценность основана на редкой встречаемости, как это происходит с материальными объектами, мы создадим законы, прямо противоречащие природе информации, которая во многих случаях возрастает в цене по мере распространения.

Большие организации, страхующие себя от рисков легальными способами, скорее всего будут играть по старым правилам и пострадают за свою законопослушность. Чем больше юристов, пистолетов и денег они будут инвестировать либо в защиту собственных прав, либо в подрыв прав оппонентов, тем больше торговая конкуренция будет походить на обряд потлача у индейцев племени квакиутль, в которой соперники соревнуются в разбазаривании своего имущества. Они просто утратят способность производить новые технологии, поскольку каждый шаг, который они делают, затягивает их все глубже в трясину судебной войны.

Вера в закон не будет действенной стратегией для компаний, работающих в сфере высоких технологий. Закон изменяется путем постепенного приращения и со скоростью, уступающей лишь геологическим процессам с их церемониальной степенностью. Технология развивается резкими рывками, напоминающими гротескно убыстренные скачки биологической эволюции. Условия реального мира будут и далее изменяться с головокружительной быстротой, и закон все более будет отставать от них, и хаос будет расти. Это несоответствие неизбывно.

Перспективные экономики, основанные на чисто цифровых продуктах, либо будут парализованными от рождения, как, видимо, происходит с мультимедией, либо будут развиваться при решительном и добровольном отказе собственников от всякой игры в собственность вообще.

В Соединенных Штатах уже можно наблюдать развитие параллельной экономики, в основном среди малых и подвижных предприятий, которые защищают свои идеи тем, что выходят с ними на рынок быстрее, чем их более крупные конкуренты, основывающие свою защиту на устрашении и судебных тяжбах.

Скорей всего, те, кто представляют интересы проблемы, просто-напросто погрязнут в судебных дрязгах; те же, кто представляют интересы решения, создадут новое общество, основанное поначалу на пиратстве и грабеже. Очень может быть, что, когда рухнет нынешняя система законов об интеллектуальной собственности (а это представляется неизбежным), на ее месте не возникнет никакой новой юридической структуры.

Но что-то должно произойти. В конце концов, люди все равно делают дело. Когда деньги теряют смысл, бизнес делается посредством бартера. Когда общества развиваются вне закона, они создают свои неписаные правила, практики и этические системы. Когда технология отменяет закон, технология же предлагает методы восстановления прав на творчество.

Таксономия информации

Мне кажется, что самое плодотворное сейчас – внимательно рассмотреть истинную природу того, что мы пытаемся защитить. Что именно мы знаем об информации и ее естественном поведении?