Зеленая Роза или Двенадцать вечеров

— Что ж, вот он, смотри, — отвечает король.

Ходил-ходил пастух вокруг бубна: то кожу пощупает, то ободок погладит. Думал, думал и говорит:

— Сдается мне, пошла на бубен шкура козленка, а обод — из рога.

— Сдается-то, может, тебе и сдается, да только не угадал ты. Приходи завтра. А коли в три дня не додумаешься — пеняй на себя: сам знаешь, что тебя ждет.

Закручинился пастух, пришел к своим товарищам и рассказывает, как дело было. Тут Слухач и говорит:

— Ждите меня тут — я мигом все вызнаю.

Подкрался к дворцу с заднего крыльца, приложил ухо к стене и слышит, как принцесса со служанкой беседуют:

— Вот беда-то, — говорит королевская дочка. — Сколько герцогов и маркизов гибнут один за другим!

— Вот-вот, — откликается служанка, — еще поди знай, что за свиное рыло отгадает, что ваша игрушка — вошь да петрушка.

— Тише! Неровен час, кто услышит!

— Кому тут слышать, — удивилась служанка. — Кроме нас, здесь ни одной живой души!

Поспешил Слухач назад и рассказал пастуху, что узнал. На другой день является пастух ко двору.

— А вот и я! Покажите-ка мне бубен еще разок!

Дали ему бубен. Он сделал вид, будто думает. Крутил его, рассматривал со всех сторон, да вдруг и говорит:

— Я знаю, что это! Вошь да петрушка — ваша игрушка!

Все вокруг так и онемели от изумления. Неужели, думают, принцесса замуж за простого пастуха пойдет. Принцессе это не по вкусу пришлось. А король на своем стоит:

— Раз я обещал, так и будет! Слово короля сказано не зря! А вот испытать жениха я могу — на то и обычай!

Сказано — сделано. Призвал король пастуха:

— Отдать-то за тебя дочь я готов, да вот незадача: все ее бумаги в Риме остались. Не добудешь их к завтрашнему дню — не бывать свадьбе, так и знай!

Закручинился пастух, голову повесил и побрел на постоялый двор к друзьям.

— Не горюй, — молвил Скороход. — Я мигом!

И полетел как ветер в город Рим. Друзья не успели и «аминь» шепнуть, а уж он назад поспешает и бумаги в руке: «На, держи!»

Отправился пастух во дворец. Идет, а навстречу ему — ведьма. И ну его заговаривать! Говорит, говорит, а пастуха так в сон и клонит — почти усыпила его ведьма. Увидел тут Зоркоглаз, какая беда, схватил ружье, да и уложил наповал злую колдунью. От грохота пастух сразу проснулся, понял, в чем дело, — и поспешил к королю.

— Ладно, — говорит король, — на этот раз твоя взяла. А теперь ступай-ка ты в амбар да к утру разбери на три груды весь маис, что там есть, на хороший, средний и плохой.

Отвели пастуха в амбар и заперли там на замок. Смотрит он, а маиса видимо-невидимо — гора до самого потолка. «Ну, — думает, — теперь я пропал». Вдруг слышит рядом тоненький голосок:

— Не кручинься, дружок, я тебя выручу.

То был спасенный муравей, что прятался в пастушьей котомке. Осторожно взял его пастух двумя пальцами и выпустил. Всю ночь муравей трудился без роздыха, а к утру перед пастухом лежало три груды отменно разобранного маиса — хороший, средний и плохой. Кто-кто, а уж муравьи-то знают толк в зерне!

— Что ж, — обратился тогда король к дочери, — пастух выдержал испытание. Придется тебе за него замуж идти.

Тут вперед выступил граф, страстно влюбленный в принцессу, и говорит пастуху:

— Уступи мне руку принцессы, я дам тебе столько золота, сколько сможешь унести.

— Идет, — согласился пастух, — но с одним условием: друзья подсобят мне нести выкуп.

— Что ж, ладно. Только не все — один.

Призвал тут пастух на помощь Соберись-с-Силой, тот и явился с мешками. Набили один мешок золотом, и Соберись-с-Силой вскинул его на плечо, как перышко. Набили второй — Соберись-с-Силой и его поднял с легкостью. Потом третий, четвертый, пока граф не признался, что больше у него золота нет, а значит он от сделки отказывается. Услыхали это пастух и Соберись-с-Силой и бросились наутек, прихватив добычу. Король выслал в погоню целое войско, да не тут-то было: встал на пути Большой Ветродуй, повернулся задом к преследователям да такую канонаду устроил, что с первого залпа полетели королевские конники вверх тормашками. А Соберись-с-Силой и пастух к друзьям поспешили. Сошлись они вместе и по-братски поделили богатство между собой — никого не обидели.

Проповедь в день святого Роха

Рассказывают, будто некогда один священник, родом из Кордовы, отправился в день святого Роха в селенье произнести проповедь. Ехал он туда с неохотой: ходили слухи, что в тех краях на проповедях не больно-то разживешься.

Прибыл он на место и первым делом направился в церковь исповедовать окрестный люд. А во время исповеди взял да и спросил у одной прихожанки:

— Не скажете ли, сеньора, отчего в ваших краях проповедь так скудно оплачивается?

Та отвечает:

— Видите ли, сеньор священник, не хотелось бы мне про то говорить, но так уж и быть, скажу, коли угодно вашему преподобию.

А священник и говорит:

— Не беспокойтесь, почтеннейшая! Никто об этом не узнает. Мне просто интересно, отчего у вас проповедь так низко ценится.

И вот что она ему поведала:

— Дело вот в чем, святой отец. Мы тут святого Роха чтим, а проповедники обычно мало о нем говорят! А у нас как заведено? Проповедь начинается, а наш альгвасил уже сидит поближе к амвону, серп и палочку в руках держит. Всякий раз, как проповедник помянет имя святого Роха, альгвасил зарубку на палочке делает. А после окончания службы священнику платят — по реалу за каждую зарубку.

Обрадовался священник. И начал проповедь такими словами:

— Братья и сестры! Вы все знаете, что сегодня день святого Роха.

Альгвасил — чирк! — зарубку на палочке.

Священник продолжает:

— И вот в день святого Роха мы возносим хвалу святому Роху.

Альгвасил — чирк, чирк! — еще две зарубки. Так и пошло:

— О, блаженный, святой Рох! Мудрый святой Рох! Святой Рох на небеси и на земли! Все поклоняются святому Роху! Все взывают к святому Роху! Все славят святого Роха! Сегодня даже лягушки в пруду вместо «кваква» выкликают: «Рох, Рох, Рох!»

Альгвасил без роздыха — чирк, чирк, чирк по палочке.

А проповедник не унимается:

— Вознесем же всем миром хвалу святому Роху! Раз случилось святому Роху посетить одну селению. Все женщины целовали руку святому Роху. Все мужчины целовали руку святому Роху, и все девушки тоже целовали руку святому Роху!

Альгвасил — чирк, чирк, чирк серпом.

А священник удержу не знает:

— Возвращается святой Рох в свою обитель. Земляки валом валят навстречу святому Роху, женщины целуют руки святому Роху. Дети целуют руки святому Роху. Даже мужчины целуют руки святому Роху. А уж девушки! Девушки наперебой целуют руки святому Роху. Словом, все-все-все целуют руки святому Роху.

Альгвасил — чирк, чирк, чирк — прямо со счета сбился…

А проповедник знай разливается:

— Святой-то Рох в отчем краю давненько не бывал. Вернулся — тут его, святого Роха то есть, просьбами одолели. Один зовет святого Роха к своему захворавшему ребенку, другой просит святого Роха исцелить слепого. Одна женщина хочет, чтобы святой Рох исцелил ее мать, а муж той женщины не хочет, чтобы святой Рох тещу на ноги поставил. А их сосед просит святого Роха исцелить его мать, а жена его просит святого Роха не вмешиваться. Какая-то женщина просит святого Роха вылечить ее дочь от проказы и найти ей жениха, а другая — чтоб святой Рох помог отбить жениха у соперницы. Словом, все какой-нибудь милости ждут от святого Роха, потому что чудотворец он великий, святой-то Рох, да еще потому…

Тут альгвасил вскакивает и перебивает священника:

— Погодите, — кричит, — ваше преподобие! Дайте мне за новой палочкой сбегать, — на этой уж и места не осталось!

Тогда и алькальд вскочил:

— Тащи, да побольше! — говорит. — Хоть двадцать палок, все мало будет: он нам про святого-то Роха еще долго рассказывать будет!