Хо-хо! У меня есть такой борец,
Что если за руку схватит кого, —
Руку с плечом оторвет.
У меня самый быстрый мальчик-бегун,
У меня самый легкий парень-прыгун.
У меня — знаменитый небесный скакун!
Кто меня одолеет? Никто!
Кто меня посрамит! Никто!
Где вам тягаться со мной?!
Девушка будет моя! —
И запрыгал на месте радостно он,
И захлопал по бедрам себя…
А богатырь беспокойных племен
Обратной сумрачной стороны
Ураганных южных небес,
Прикрывая ручищей пасть, как жерло,
Злорадно захохотал…
Пусть поборются ваши борцы,
Пусть побегают бегуны,
Пусть поскачут резвые скакуны,
Я на это не посмотрю! —
Я сам буду драться с любым,
Кто драться захочет со мной…
Кто хочет стрелять в сыагай — стреляй!
Где пальцы загребистые победят,
Там не буду я обделен! —
И великан на горе
Нагло, весело захохотал,
Ударив себя по бедру…
Тут бесчисленное сборище все
Всколыхнулось, заволновалось, шумя;
Тут уже мужчина любой
Желанием воспылал
Кого-нибудь в борьбе одолеть,
На игрищах победить;
Будто каждый надеялся впрямь
Выиграть, в жены взять
Светозарную Туйаарыму Куо
И возлечь на супружеском ложе с ней,
И возжечь священный огонь,
И дом изобильный свой завести,
И потомков бесчисленных породить,
И достойно, радостно жить…
Тут песни и смех
Далеко понеслись,
Игры веселые начались,
Бурное веселье пошло;
Все игрой, борьбой занялись,
Стали ребра ломаться у богатырей,
От натуги рваться кишки…
Волновалась, шумела толпа гостей,
Суматоха великая шла в кругу,
Хохот слышался, вопль и вой…
Предопределенные корнем стать
Сорока четырех родов,
Предназначенные от начала времен
Предки уранхайских племен,
Седовласый Саха Саарын Тойон
И Сабыйа Баай Хотун,
В ожидании, что прискачет к ним
На Вороном коне
Стремительный Нюргун Боотур
И приведет с собой
Юношу, милого сердцу их,
Юрюнг Уолана-богатыря,
Что летает на Мотыльковом коне
Выше изгороди столбовой;
Что поженят они его
На дочери милой своей,
На красавице Туйаарыме Куо
С девятисаженной волнистой косой,
Что бесценное их дитя, наконец,
Обзаведется домом своим
На поверхности золотой
Незыблемой средней земли,
Народит сыновей, дочерей,
Разведет бесчисленные стада, —
Так мечтая, они заждались,
А дождаться никак не могли,
Начали терпенье терять…
Кэр-буу! Кэр-буу!
Серебряные мои голубки?
Медные пташки мои,
Бедные детушки вы мои,
Держащиеся силой небес
На шести струящихся золотых
Чембурах солнышка самого!
Мы зовемся Айыы Хаану родней
И теряем славу свою…
Мы, приученные от начала дней
Туго натянутыми держать
Поводья трепетные за спиной,
Вожжи звонкие солнца небес,
Мы — сородичи племени Кюн Айыы,
Роняем высокое имя свое…
Меркнет рода нашего блеск,
Глохнет молва, прославлявшая нас!
Наступает горестный час —
Опять нам дочь потерять,
Отдать ее прямо в руки врагу!
Где же он — единственный человек,
Который может нас защитить?
Удалой Нюргун Боотур,
Летающий на Вороном коне,
Подобно черной небесной стреле,
Не приехал к нам
В назначенный срок…
Неужель устрашился он
Тяжелых, страшных наших гостей,
Которых сам он велел позвать,
Для которых пир приказал затевать?
Если не устрашился Нюргун,
Если не скрылся он где-нибудь,
Почему же тогда не приехал он —
Наш могучий сосед-тойон? —
Так, в печали сердечной, старик
В отчаяньи вопрошал
Чад и домочадцев своих.
А прославленная супруга его,
Величавая подруга его,
Хозяйка богатого дома всего,
Прародительница сорока племен
Сабыйа Баай Хотун,
Так она отвечала ему,
Так возражала ему…
О-о, старик ты мой, муженек!
Не говори недостойных слов.
Тот, кто приехать в срок обещал,
Вот-вот прискачет сюда.
Он-то — знающий,
Он — чародей,
При восьмидесяти восьми
Колдовских уловках своих,
При семидесяти семи
Всяких ухищреньях своих,
Он приехал, наверно, давно!
А мы и не знаем о том,
А мы тут сидим и ждем…
Зорки огненные глаза
Знаменитого богатыря,
Чутки тонкие уши его…
Не роняй же напрасно слов,
Что словами назвать нельзя! —
Так образумливала она
Сердитого старика…
А из-за дверцы берестяной,
В подвесках и брякунцах,
Послышалась полная слез,
Печальная, тихая песнь
Исстрадавшейся в подземном плену
Дочери их Туйаарымы Куо,
Красавицы с девятисаженной косой.