Заговоренные клады и кладоискатели

— Нанялся один странник бурлачить на Волгу да и захворал на судне, его высадили на берег в Жигулевских горах: побрел он по тропинке и сбился в горах: долго бродил он в лесу, наконец наткнулся на другую тропинку, которая привела его к землянке. Думая, что это жилье угольщика, бурлак вошел в землянку, помолился Богу, поклонися хозяину. — а тот был старенький старичок. — и стал проситься ночевать у него. «Пожалуй, ночуй. — говорит старичок, — только выдержишь ли ты, страху много будет…» — «Ничего, дедушка, чего мне бояться! Только приюти от темной ночи», — сказал бурлак, а сам раздумывает: «Если разбойники наедут, так у меня взять им нечего…» «Ну Бог с тобой. — говорит старичок, — оставайся». Бурлак лег спать, а старичок все молился Богу на коленях с усердием. Вдруг в полночь разбудил прохожего страшный свист, гам, крик; двери с шумом растворились, и целая стая гадов, змей ворвалась в землянку, налетели они на старика и стали грызть его тело, рвать кожу и высасывать из него кровь. Но как только пропели поту хн. ватага удалилась, и все стихло. Бурлак был ни жив ни мерз в и. едва расе вело, начал собираться в путь; старичок, которым все время лежал на полу бледный, без движения, опомнился и стал говорить прохожему: < Вот как мне суждено мучиться до скончания века; ведь я Стенька Разин…» (По другим преданиям. Разин живет на острову морском. Он все молится Богу, но умереть ему нельзя, слишком уж грехов много, так что его и земля не принимает. — В. Ц.). «Если бы кто-нибудь достал мой клад в Шатрашанах, тогда бы я умер; тогда бы и все, положенные мною, клады вышли наружу, а их одних главных двадцать. На всякий случая возьми это письмо и попытайся, не удастся ли тебе как-нибудь достать этот клад…»

Я привожу более древнюю и полную легенду о завещании клада Разиным, использованную позже Д. Н. Садовниковым (далее повествование ведется уже по Садовникову). В письме было записано: «Сорок малёнок (пудовок) полога, многое множество сундуков с жемчугами. На все деньги, которые в кладе, можно всю губернию сорок раз выжечь и сорок раз обстроить лучше прежнего. Вот сколько денег. Не пропить, говорит их. не проесть всей губернии (Симбирской). Как дороешься до железной двери и войдешь через нее, то не бросайся ни на золото, ни на серебро, ни на самоцветные каменья, а бери икону Божием Матери. Тут же стоят и заступ, и лопаты, и ружье, заряженное спрыг-травою. Сорок тысяч, награбленных у одного купца, раздай по церквам. Пять рублей меди, брата моего Ивана, раздели между нищей братией. Возьми ружье и, выстрелив из него, скажи три раза: «Степану Разину вечная память!» Тогда я умру, и кончатся мои жестокие муки».

Взял бурлак запись и выбрался из Жигулевских гор. Был он, конечно. неграмотный и отдал бумагу мельнику, а тот на ней табак нюхательный сеял. Воспользовались прохожие грамотники и стали рыть клад. В записи говорилось, что при рытье ударит двенадцать громов, явится всякое войско: и конное, и пешее, — только бояться этого не надо.

Долго рыли, бывало, как праздник, так и роют. Осыпался вал, и осела дверь. Выход был выкладен жжеными дубовыми досками. Может, и дорылись бы, да сплошали в одном слове — клад-то и не дался. Подходит это раз служивый:

— Что, ребята, роете?

Те и ответили:

— Петров крест.

Все в ту же минуту и пропало. Так Стенька и по сю пору мучается…»

Завещание Стеньки Разина: «Шел я, Степан Тимофеевич, сын Разин, из города Алатыря в верх Суры-реки и дошел до речки Транслейки (и 30 верстах от Алатыря) и спрашивал Мордвина, где пройти за Суру-реку. — и перешел со всем моим войском. Дошел я оброда в горы и нашел в правой стороне ключ, и тут мы жили полтора года, и это место нам не показалось. И нашли мы бортника, и он сказал нам место угодное, и шли мы четыре дня и дошли до горы, — еще гора, и в горе ключ, в полдень течет; в горе верхней двезимницы на полдень выходят, среди той три яблони посажены в малой стрелке (мыс между двумя оврагами», в полугоре — ломы, шипы, заступки и доска медная, на верхней горе телом. Tут пенек — дуб сквозь сверлом просверлен и заколочен черным дубом, и тут положены стволы и бомбы, и тут вырыт выход, и сделан, покрыт, обложен пластиками дубовыми, и в нем положена братская казна. 40 медянок, а моей — купца Бабушкина, алаторскаво клюшника 40 тысяч, и его Ивана (вероятно, брата Стеньки) два сундука платья, сундук третий — запонки драгоценного жемчугу и всякие вещи драгие. Еще 4 пуда особливого жемчугу и 7 ружей, а мое ружье стоит в правом углу, заряжено и заткнуто, а именно — травой. В средине стоит образ Богоматери не оцененный, украшен всякими бриллиантами. Это место кто найдет, и будет трясение одна минута, а расстоянием от пенька полета жирелей (оглоблей): а оный сыскавши, раздать сию казну по церквам 40 тысяч на белом коне, а раздавши — из моего турецкого выстрелить и сказать: - Вот тебе. Степан Тимофеевич сын Разин, вечная память!» А коню голову отрубить. А сия поклажа положена 1732 года. Прежде проговорить три молитвы — Богоматери, Архангелу Михаилу и Николаю Чудотворцу, а потом будет три трясения. — Списал шатрошанский мужик Семен Данилов в месяце июнь».

В завещании не говорится, как надо выстрелить и куда девать икону, но в иных преданиях указано, что выстрелить надобно в икону, а затем отнести ее пешком в Киев. И только тогда можно брать клад.

Как видим, хитро и надежно спрятан клад, замысловаты «отворы» его, и главное — такие подробности описаний, что невольно веришь, что клад этот действительно существует.

ЗАТЕМНЕННЫЕ КЛАДЫ ПУГАЧЕВА

В способах захоронения и «отвора» кладов, в самих характерах зароков отражается и характер того человека, который их творил. Если, по преданиям, клады Степана Разина в чем-то похожи на него — своей разбросанной бесшабашностью, и положены они «на прощание», то у Пугачева, чаше всего называемого Пугачем, клады, как правило, не даются никому, и заложены они почти всегда не под страшные зароки и молитвы, а «на секрет», на выдумку — хитрость. Клады его какие-то деловые, на откуп на том свете: чертей перехитрить, от чертей откупиться. У Разина-колдуна клады чародейские, у Кудеяра, например, тоже разбойника и колдуна, клады не до «скончания века», а просто для надежности: Кудеяр не будет «мельчить», как Пугач, и на Бога он не шел. как Разин (клады, положенные в откуп — стали ему в муку). У Кудеяра, так как он сам из старозаветных богатырей на заставах порубежных, клады, как имущество, которое надежно спрятано и незнамо, как ими распорядиться после смерти.

Пугачевские клады — затемненные какие-то, и клады это не клады, как и сам он — ни царь, ни казак, ни разбойник, а все вместе…

Многие видели издали этот клал и шагающего возле него часового в ясную летнюю погоду. Издали видно, а подойдут ближе — ни клада, ни часового, ни самой пещеры. «Но достать этот клал нельзя до скончания века» — так определили охотники за кладами.

Клад этот может показаться, но не является. Это клад-закланник, закованный клад и дается только хозяину, когда он явится за ним с того света.

Когда наступит Страшный суд — так говорится в некоторых старообрядческих записях, — все люди, как один, подымутся из земли голыми, а те, кто заклал клады на свое имя, подымутся, держа на плечах неправедную, тяжеленную ношу. И так будут стоять, прогибаясь костьми, до Божиего решения.

Идущий на царство через ложь, Пугачев — хитрец и обольститель, этот новый Лжедмитрий, клады свои оставлял про себя. И в этих преданиях и легендах о Пугачеве народная прозорливость точно подметила основной порок лже-Петра III — лживость и корысть. Сказано же: «Хитреца — для подлеца, а правда — для молодца».

Говорят, был у Пугачева особый дар на собирательство и был у него особо дорогой его сердцу клад. У одного губернатора добыл, а самого живьем в прорубь спустил, чтобы «не давол больше приплоду». А это сокровище было приданым его дочери придурковатой, блажной, стало быть, ну дурь лицо ее и кривила.