Океан уходит, океан приходит (СИ)

Потом в руку вонзилась игла, и она снова отрубилась, очнувшись потом крепко прикрученной к койке. Во рту был омерзительный привкус желудочного сока, голова болела, мозги как будто взболтали ложкой, пошевелиться было нереально, яркий свет слепил глаза. Но она продолжала бороться, как могла, все те, кто заглядывал посмотреть на новую узницу, узнавали о себе много нового и интересного. То, что ей вкололи, страшно путало мысли, она была уже сильно вымотана и не могла так бойко голосить, как раньше, но все равно сыпала проклятиями и угрозами. Просто потому что не могла иначе, только так ей удавалось не пасть духом.

Потянулись дни, похожие один на другой, бесконечные допросы, на которых к ее голове подключали какие-то провода - непонятный аппарат гудел, вычерчивая на бумаге безумные графики, и все это навевало воспоминания о фильмах ужасов про психбольницы прошлого века; одни и те же идиотские вопросы − про мир, откуда она прибыла, о том, кто ее послал, зачем она собиралась подрывать устои какого-то Сьюма, сколько у нее зависимостей, и насколько эти пагубные пристрастия распространены в ее мире.

Она выпила всего лишь несколько чертовых стаканов эля в тот день, и из-за этого они вытрясли из нее всю душу! Именно это они зовут «зависимостью». У Кимми теперь была иная тактика. Начни она плакать, заверять, что попала сюда случайно и что ни у кого и в мыслях не было никуда вторгаться, они бы все равно не поверили, ведь так? Что же, пусть слышат то, что хотят слышать.

Она сыпала названиями наркотиков, с гордостью прибавляя, что от многолетнего потребления у нее уже выработался иммунитет. Объясняла, что это естественно для места, где она выросла. Там у каждого вместо подушки пакет с героином, серьезно. Конкуренция большая, предложение опережает спрос, это да. Такая же ситуация с алкоголем и проституцией. Вот, хотим наладить рынки в других мирах…

На ее допросы, приходил, наверное, весь штат, люди с горящими глазами слушали ее, что-то поспешно записывая в свои толстенные папки. Это было весело, так Кимми развлекалась несколько дней подряд, но, увы, затем они сообразили, что она разыгрывает их, и стали допрашивать иначе…

Она то молчала, как партизан, то снова пыталась сочинять, пока ее не разоблачали. Ей все время кололи какую-то дрянь, местную версию сыворотки правды, и тогда она просто вопила, что всем им настанет конец, и ничего она не будет им рассказывать. Они снова накачивали ее, и понемногу, несмотря на ее активное сопротивление, собирали небольшие крупицы информации об ее мире. После этого она на какое-то время перестала интересовать их, и они просто держали ее со связанными руками в камере с жутко неудобной жесткой койкой, с не гаснущим ни на секунду светом, который пробирался даже сквозь крепко зажмуренные веки, так что спать или дремать можно было только ничком.

Кормили ее только раз в день безвкусной жижей неизвестного происхождения, что все время комком вставала в горле, а воды всегда было слишком мало. Но она бодрилась, и каждый раз, когда ей приносили еду, норовила то выскочить из камеры, то лягнуть того, кто эту еду приносил. Если она сильно буянила, то ей снова вкалывали снотворное и прикручивали к койке. Но все это было еще ничего, пока они основательно не взялись за нее.

Здесь это называлось «реабилитацией». Из нее хотели сделать удобное и послушное существо, заставить ее забыть, кто она и откуда, отречься от своих старых взглядов, в общем, ничего неожиданного, классика жанра, сломай заключенному психику, преврати его в жалкого трясущегося раба…

И она держалась, из последних сил, но держалась. Не без гордости слышала, как тюремщики вполголоса отзывались о ней как о «тяжелом случае на практике». Но у них была цель сломать ее, и это был только вопрос времени…

Поначалу у Кимми была надежда. Она верила, что их с Налией будут искать, и когда найдут, всем тут очень не поздоровится. Налия тоже должна быть в порядке, она умнее, у нее есть инстинкт самосохранения, она уж как-нибудь сумеет выбраться отсюда. Вернется к ребятам, к Кэйангу… Главное, держаться. Она − Рыжий Варвар, и ее прозвали так недаром.

От того, чем ее насильно пичкали, все время тошнило и хотелось спать. Пускай. И к самому худшему человек привыкает. Приходили все новые «инструктора», что пытались то уговорами, то угрозами, то рукоприкладством, убедить ее «сотрудничать». Она смеялась им в лицо и посылала куда подальше. Иногда они оставляли ее на сутки без еды или питья, иногда притаскивали в комнату с большим экраном, заставляли смотреть непонятные ролики, где парни и девушки в бежевых костюмах бегали, колдовали над какими-то приборами в лабораториях, маршировали. И все, бодро улыбаясь улыбками дебилов, или, наоборот, старательно нагнетая важность и солидность, рассуждали, как это расчудесно − быть в рядах здоровой молодежи Сьюма.

Кимми смотрела как бы сквозь экран, напевая под нос какую-то мелодию. Они убеждали ее, что иного пути у нее нет, что она никогда не выйдет отсюда, если будет сопротивляться. Они говорили, что она может забыть о возвращении в свой мир. Рыжий Варвар уже был не таким воинственным, как прежде, но в глазах по-прежнему горел непримиримый огонь. Она копила силы для каких-либо активных действий. Выждать, пока за ней чуть ослабят контроль, вывернуться, перевернуть поднос с дрянью, которой ее собирались накачать. Боднуть головой какого-нибудь санитара. Один раз Кимми даже удалось выбраться из отсека, где ее держали. Конечно, затем ее снова схватили, но все же.

Но однажды к ней в комнату вошла та самая сотрудница, что присутствовала при ее первом «осмотре».

− Я вижу, ты все никак не смиришься, − начала она, держась на безопасном расстоянии. − Ради чего? Никто никогда не придет за тобой, мы закрыли все порталы. Да, девочка, мы хорошо изучили вас, и мы знаем, как с вами бороться. Что глазами сверкаешь? Все вы − просто отбросы общества, ваши мозги отравлены веществами… Вы должны быть благодарны за то, что мы пытаемся сделать из вас людей… Что, скучаешь по своим так называемым путешествиям? Можешь не отвечать. Я работаю в центре уже пятнадцать лет и наслушалась вашего бреда вдоволь. Сиреневое небо, прогулки по облакам, рогатые лошади… Ваш мозг настолько извращен, что даже будучи очищенными, вы продолжаете видеть это… Вам нравится ваша исключительность, вы считаете себя особенными, не так ли? Но нет, вы просто помеха здоровому обществу. И ты − всего лишь трудный случай, не больше. Не думай, что мы будем вечно нянчиться с тобой. Если ты не хочешь пойти нам навстречу, что же… У нас есть способы уломать даже таких, как ты, но стоит ли нам тратить силы и нервы? Ты не из детей Сьюма, и если ты сама не хочешь спасти себя, мы… просто избавимся от ненужной помехи.

− Я хочу домой, − вырвалось у Кимми. Она не хотела говорить этого, да еще таким тоном, почти умоляющим. Нельзя показать им, что почти сломалась, нельзя. Она не простит себе этого.

− О, я вижу, что нам удалось до тебя достучаться? Приятно слышать. Но давай условимся раз и навсегда: ты никогда, запомни, никогда не вернешься в свой мир. Ты никогда не выйдешь отсюда, если не сумеешь пройти реабилитацию. Не вздумай врать, девочка, не вздумай симулировать! Эти странники всегда считают нас за идиотов… Уж здесь за годы работы научились отличать правду от лжи. Не думай, что если вдруг ты станешь такой смирной и покладистой, это спасет тебя. Либо ты будешь верна Сьюму всей душой, либо…

− Пошла на… − отчаянно прошептала Кимми.

− На самом деле за твой нрав тебя давно было пора отправить туда, куда мы отправляем все… помехи. Но я вижу, что ты уже сдуваешься, недолго осталось. Операция по корректировке сознания − сейчас крайне редко удается ее выполнить, а ведь нам нужно провести демонстрацию для будущих сотрудников Центра. Ты будешь следующей, пусть все видят, что мы обладаем достаточной квалификацией, чтобы сделать людей даже из таких, как ты… Главное, не сильно затягивай с этим, девочка… Я велю, чтобы тобой занимались усерднее. Я вижу, у тебя высокий болевой порог, а инстинкт самосохранения атрофирован, но даже ты сломаешься, рано или поздно. Я даю тебе время, время, но не вечность!