Сын Аллогена

Пробившись ближе к центру, Юра стал различать речи членов совета более явственно:

– Синее чудовище надо убить и выкинуть труп на нейтральную полосу, – высказался Хо Чан.

– Послушайте еще раз, – горячился Никита Сергеевич: – этот лицеклювый необычный и может не зря акремонцы, не считаясь с жертвами, пошли на нас в атаку. Может этот шестирукий наш козырь, который мы можем использовать против них?

– Какой такой козырь? – вступил в полемику индиец Акарш Алуру: – мы даже допросить его не можем. Переговорник сломан, а трофейные тоже не хотят функционировать. За что мы кормим наших техников не понятно?

– Может попытаться узнать у них, зачем он им нужен и попробовать поторговаться, – вступил в разговор Рауль Гальярдо – представитель латиносов города.

– Хочу вам напомнить, что в прошлый раз, когда по вашему предложению договориться по поводу расширения охотничьих угодий, мы оправили переговорщиков на нейтральную территорию – никто не вернулся. Не думаю, что в этот раз что-то получится, – ответил на предложение Рауля Абидеми Эбале – коренной африканец.

– Не забывайте, что у нас заканчиваются запасы горючего и скоро нам придется частично заселять равнину, а значит усиливать охрану. Боеприпасов к стрелковому оружию еще хватает, но рано или поздно они закончатся. Водородных элементов для танков все меньше и меньше. Их боезапас тоже ограничен. Все бывшие населенные пункты в округе доступные для дальности хода вездехода мы уже исследовали, – активно жестикулировал здоровой рукой и обрубком Никита Сергеевич: – акремонцы в отличие от нас плодятся намного быстрее, чем мы. В последнем бою у них был один молодняк и их силы превосходят нас по количеству. К тому же они стали организованными, что совсем не в нашу пользу. Как бы нам не пришлось в скором времени уходить с насиженного места на юг, через их территории и тогда этот шестирук может послужить нам проходным билетом. Я предлагаю подождать и посмотреть, что будет дальше.

– Совет удаляется для принятия решения, – объявил Хо Чан и все члены совета ушли в совещательную комнату.

Юра хотел у кого-нибудь расспросить, что происходило в начале и, только сейчас рассмотрел, что в основном присутствовали на площади женщины, слепые и дети. Мужчин было не больше ста человек. Юрка пришел к выводу, что почти все мужчины были задействованы на охрану периметра.

Ближе всех к нему стояла Камила и что-то громко говорила на своем родном языке прямо в лицо Джессике, агрессивно потрясая своими полными руками в воздухе.

– Скажите, что обсуждали в самом начале, а то я проспал немного, – обратился к женщинам Юра.

К нему обернулась Камила и Юрка сразу же пожалел, что обратился к ней с вопросом. Она была пьяна почти в усмерть. Запах ее оригинального самогона резанул Юрке не только легкие, но и глаза.

– Это ты во всем виноват, – закричала Камила: – это привел сюда эту синюю тварь! Если мой Дастин не вернется из дозора, то я задушу и тебя и твою синюю зверушку одновременно! – все больше распаляясь, кричала она.

Юра счел благоразумным ретироваться от Камилы подальше, потому что знал, что в таком состоянии она очень агрессивная и однажды видел, как ее не могли повалить на землю несколько воинов, когда она впала в ярость из-за того, что Дастин, по ее мнению, был, не очень рад рождению очередной дочери. Он пригнул колени и затесался в толпу слепых.

В это время на площадь стали выходить из совещательной комнаты члены совета. Рауль Гальярдо попросил тишины и зачитал решение совета, записанного карандашом на оборотной стороне выцветшего от времени листа допотопного календаря:

– Совет постановил: первое – признать Гошкевича Дмитрия Франсовича изменником своего народа и избрать заочно в отношении него меру наказания в виде лишения жизни через повешение. Второе – акремонца, захваченного в плен, временно оставить в живых, до выяснения обстоятельств его бегства. Третье – на время выяснения этих обстоятельств объявить в городе чрезвычайное положение и усилить оборону города отрядами из числа женского резерва. Четвертое – довести постановление до всех жителей города.

– А слепые что? Пускай тоже помогают, а то жрут только, – еле ворочая языком, зычно высказалась Камила.

– И пятое, – спохватился Рауль: – на время чрезвычайного положения употребление, а также изготовление спиртного запрещено. Он достал карандаш и, присев на колено, дописал последний пункт.

По толпе прошел легкий гул, но возразить никто не посмел. Толпа стала рассасываться и Юра уже хотел довести слепых до их спален, но его окликнул Никита Сергеевич:

– Икин, иди, помоги Вазгену Ашотовичу в лазарет, – а приблизившись немного ближе, почти шепотом сказал: – и пожалуйста, Юра, присмотри за своим с Альбо синим трофеем. Боюсь, как бы не шлепнули его мои оппоненты. Я думаю, он нам еще пригодится.

Передав слепых детям, Юра прямиком пошел в лазарет.

II

– Иди и подготовь к захоронению тела погибших, а я пока разберусь здесь, – недовольно буркнул Вазген Ашотович, как только Юрка вошел в помещение, где лежало четверо раненных бойцов.

– Может этим займутся люди из хозяйственной команды? – попробовал возразить он: – а я помогу вам.

– Мне поможет Фируз, а там осталось только два тела с девятой вышки. Их собрать не успели. Хозяйственники сейчас акремонцев жгут на склонах, что бы их собратья видели и не сунулись к нам больше.

– А где Давид?

– В усилении он. Тем более не надо ему тех мертвецов видеть.

– Почему?

– Да потому, – рассвирепел Вазген Ашотович: – что если бы те двое не занимались тем, чем не надо, прорыва бы не было.

Больше вопросов Юра не задавал, а пошел в самый глубокий ярус города, где располагался морг. Мертвых не закапывали в землю, так как экономили посевную площадь и не сжигали, что бы враги по дыму костров не знали о потерях среди населения, а оставляли в специальном склепе, высеченном в горной породе, расположенном на одном уровне с противовоздушными пушками.

Включив свет в помещении, Юра увидел восемнадцать тюков с телами. На столе под основной лампой лежали куски человеческих тел. Он приблизился и всмотрелся в них повнимательней. Там были обнаженные части тел мужчины и женщины. Теперь Юра понял, что имел в виду Вазген Ашотович. Женские останки принадлежали Мелисе – фаворитке Давида, а мужские были парня из недавнего пополнения разведчиков. Имени его как Юрка ни старался вспомнить не смог. Судя по тому, что они были обнаженными и половой орган разведчика по прежнему находился в детородном органе тела Мелисы, обрубленном серпом ниже колен и чуть выше поясницы, они явно были в момент смерти не на вышке, а скорее всего где-то в кустах поблизости. Осмотрев их останки, Юра пришел к выводу, что Мелиса после того как ее прямо во время полового акта разрубили на части, была еще некоторое время жива. Это было видно по ее лицу, на котором в предсмертной агонии застыло крайнее удивление. Разъединив окоченевшие части тел, друг от друга, Юрка положил их в тканевые мешки и подтащил к общей груде тел, подготовленных для захоронения.

Размышляя о том, как воспримет новость о гибели своей любимой женщины Давид, он поднялся в помещение лазарета, однако Вазгена Ашотовича там уже не застал. В ординаторской были только два представителя хозяйственной команды – таец Кьет и финн Юхани, которые были друзьями, не разлей вода и всегда, даже к женщинам, ходили вместе. Это была странная парочка – невероятно высокий, для представителей своей нации, и толстый Кьет, всегда молчаливый и апатичный ко всему происходящему, был прямой противоположностью невысокому и худенькому Юхани, который был чрезмерно любопытен и любил поговорить на любые темы. Про Кьета дед Миша часто повторял: «Этот спокойный, как мертвый питон», а Юхани называл трындычихой. Когда Юра вошел, они сидели и пили что-то из металлических кружек. Оба повернули к нему свои лица. Лицо Кьета как обычно ничего не выражало, а Юхани вопросительно скорчил мордочку и спросил:

– Можно забирать?