Витпанк
Витпанк читать книгу онлайн
Будущего НЕТ?
Или — есть, но ТАКОЕ, что лучше бы его и вовсе не было?
Значит, не сработают уже ни киберпанк, ни стимпанк, ни рибофанк! Настало время ВИТПАНКА!
Полный спектр американской нонконформистской фантастики! Фантастики безжалостной — и озорной, сюрреалистической и сатирической.
Если окружающий мир слишком глуп, слишком жесток или слишком неадекватен — что остается делать нормальному человеку?
Только СМЕЯТЬСЯ!
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
На Лисе было темно-синее платье. Гас облачился в серый костюм, но с большой харлей-дэвидсоновской пряжкой на поясе, что немного утешало.
Гас не переставая говорил нам с Лисой, как у нас все замечательно получится, но мне все равно было немного не по себе. Этот рассказ был наш, только наш! А теперь моя мать думала, что он принадлежит ей. И мисс Парсонс думала, что он принадлежит ей, и я не сомневалась, что люди на конкурсе тоже будут думать, что он принадлежит им. Все были уверены, что владеют частичкой нас. Нас искромсали, расхватали на кусочки.
Нас с Лисой оставили ждать за сценой большого театра, вместе со всеми остальными детьми, которые должны были читать свои рассказы. В одном углу комнаты сидели четверо старшеклассников, делавших вид, что говорят о прочитанных книгах, но на самом деле пытавшихся доказать друг другу, насколько они умные. Дети из начальной школы были в другом углу, они должны были читать первыми. У двери сидела молодая женщина — я решила, что она, должно быть, учится в колледже. Пока я смотрела на нее, она вытащила из кармана пальто косметичку и принялась красить губы. Я подумала о том, как стильно и безупречно она выглядит. Вот такой моя мать хотела бы видеть и меня.
Несколько минут мы посидели вместе с другими, чувствуя себя неловко и глупо.
— Давай смотаемся, — тихо сказала мне Лиса.
— Что?
— Давай свалим отсюда. Все равно ничего хорошего не выйдет. Это больше не наш рассказ.
Я посмотрела на дверь.
— Но мы не можем сделать этого!
— Еще как можем! — В ее голосе послышались умоляющие нотки. — Что нам мешает? Мы же дикарки! — Она опустила взгляд на свои руки. Она больше не была Лисой. Она была Сарой, и она была несчастна. — Черт, все пошло не так!
— Это все одежда, — сказала я. — Как мы можем быть дикарками, если мы так одеты? Так просто не бывает.
— Они не хотят, чтобы мы были дикими, — печально сказала она. — У дикарок на лицах грязь.
— Или боевая раскраска, — добавила я.
В этот момент студентка колледжа поднялась со своего места и вышла в коридор, направившись к туалету. Она оставила пальто перекинутым через ручку кресла. Несколько мгновений я колебалась, затем встала.
— Пошли, — сказала я Лисе. Она вслед за мной подошла к креслу. Я быстро сунула руку в карман пальто, вытащила косметичку и пошла дальше, пока не заметила за сценой такое местечко, где никто не мог нам помешать.
Губная помада оказалась очень симпатичного оттенка красного цвета. Лиса закрыла глаза, и я разрисовала ее лоб волнистыми линиями и точками, протянула по щекам зазубренные молнии, а на подбородке нарисовала полосы. Потом мы поменялись. Прикосновение губной помады к моему лицу было прохладным и мягким. Она нарисовала мне круги на щеках и полосы на лбу, и провела длинную линию вдоль носа. Я расплела волосы — мать дома заплела мне аккуратные тугие косички. Волосы разметались вокруг моего лица облаком мелких кудряшек.
— Ну, теперь мы готовы, — сказала Лиса. Она опять ухмылялась.
Ученики начальной школы сошли со сцены, и женщина-ведущая объявила наши имена. В тот же момент я схватила Лису за руку и мы вместе пошли к микрофону. Женщина, стоявшая на подиуме, смотрела на нас во все глаза — но я не колебалась. Я взяла из ее руки микрофон и некоторое время просто стояла, глядя на аудиторию. Потом я произнесла первую строчку рассказа, которую выучила много месяцев тому назад:
— Мы дикарки; мы живем в лесу. Вы боитесь нас. Вы боитесь, потому что не знаете, чего от нас ждать.
— Мы не всегда жили в лесу, — произнесла Лиса, подхватывая следующую строчку. — Когда-то мы жили с людьми, как и все вы. Но мы порвали с этой жизнью и оставили ее позади.
Этот момент я помню. Жаркое сияние ламп на моем лице, сладкий жирный запах губной помады, испуганные лица аудитории. Ощущение власти и свободы, когда мой голос, вырвавшись из микрофона, раскатился по залу.
Я посмотрела на море лиц перед собой — столько людей, и все глядят на нас. Я видела лицо Гаса, он ухмылялся. Рядом с раскрытым ртом сидела мисс Парсонс; моя мать сердито хмурилась. Они были шокированы. Они были разгневаны. Они были напуганы.
Это мы были дикарками, живущими в лесу. Мы выиграли конкурс, мы нанесли на лица боевую раскраску — и ничто больше не будет таким, как прежде. Мы были дикарками, и они не знали, чего от нас ждать.
Рэй Вуксевич
Прыгай!
Мы стоим по пояс в зеленом илистом пруду для скота. Нас семеро — мальчишки и девчонки. Ни одному еще не исполнилось одиннадцати. Все стоят совершенно неподвижно.
— Пиявки, — сказала Карли за завтраком. — Пиявки — это путь наружу.
— А кто хочет наружу? — Я мог спрашивать, поскольку я всегда хорошо чувствовал себя по утрам, когда солнце еще не выварило из дня все соки, мой желудок был полон блинчиков и свежего молока, а от долгой ночи оставалось только исчезающее воспоминание. Неплохо, неплохо. Спросите у меня, как дела. Ну хорошо — как твои дела? Неплохо.
Карли окинула меня своим фарфорово-голубым взглядом, словно бы говорящим «не выпендривайся, ты, коричневый придурок». Она прямо-таки подмела столовую этим взглядом. Такой взгляд у нее может сказать очень много, например: «Ты, конечно, получил свои блинчики и свое молоко, но как по-твоему, так уж ли долго до темноты?» Не говоря уже о коровах. Ох, забудь об этом. Лучше даже не думай. Что бы ты там ни делала, мне наплевать.
Я ощущал пиявок, присосавшихся к моим ногам. В голове у меня было чувство легкости и тесноты; я думал, что, возможно, уже настало время вздремнуть: глазки сомкнуть, лечь и заснуть. Может быть, просто опуститься под воду, взбить подушку из мягкого ила, натянуть до подбородка зеленую тину, уплыть и проснуться где-нибудь в другом месте? Не так ли это должно работать?
— Слушай, Карли, — окликнул я ее, — как, черт возьми, это должно работать?
— Пиявки, — сказала она, — переносят тебя изнутри наружу, это межпространственное перемещение, если ты знаешь, что это значит: один кусочек за другим ты перемещаешься в другой мир. А в том мире сначала ты просто кровь, потом у тебя появляются мышцы, и кости, и кожа, и все остальное; а потом ты — это опять ты, и ты уже больше не здесь.
— Давай, пусти мне кровь, милашка, — сказал я, но никто не засмеялся. — Мы что, уже там? — Снова никакого отклика. Мы погрузились уже настолько, что видны были только наши головы посреди горохово-зеленого моря.
— Это похоже на изображение ада, — сказал я.
— Детей не посылают в ад, — отозвался кто-то.
— Их посылают в лагерь, — сказала Карли.
Ага. Туда, где прежде чем позволить тебе прокатиться на пони каких-нибудь пять вонючих минут, тебя заставляют весь день таскаться за коровами с супер-пупер-совковыми лопатами. Только гляньте на нас! Дюжины маленьких засранцев усеивают поля — это мы движемся вслед за коровами со своими темно-зелеными мешками для дерьма!
Как дела, тетушка Корова?
Все хорошо: купаться нагишом вместе с Карли, лениво пиявиться и ни о чем не заботиться.
Но вот он наступает — момент перемещения…
Или нет? Потому что следующее, что я осознаю — это что я лежу на спине, на берегу, а голая Карли сидит у меня на животе и обирает пиявок с моих ног. Она оглядывается на меня через плечо.
— Идиот, — говорит она.
Я смотрю на ее задницу, но вижу будущее. Оп-хоп, круглый боб — тучи раскрываются, ангелы поют, и я вижу, как мы танцуем, едим лингуини, пьем белое вино и разглядываем Париж.
А может и Рим. Что я мог знать в то лето о дальних городах?
— И что, если я вдруг возьму и решу спрыгнуть с обрыва, — говорит она, — ты так же по-идиотски прыгнешь следом за мной?
Она не знает, что я могу видеть будущее. Она не знает, что будет наделена властью высасывать кровь из моих мозгов в любое время по своему желанию: взгляд искоса, кривая улыбка, невесомое прикосновение к моей руке; и однажды она уронит ключи и нагнется поднять их, и я буду знать, что она делает это нарочно, но это не будет значить ничего.