Очень полезная книга

— Невероятно! Вы не перестаете меня удивлять, юные создания! — и больше эту тему обсуждать не стал.

Глава 6

которая напоминает, что проигрывать тоже надо уметь. Но лучше все-таки не проигрывать

— Ну что, идем к господину Мастеру? Сколько можно здесь торчать на ветру? — Иван вдруг понял, что отчаянно замерз. Хейзин лежал севернее Безумных земель, но там в эти дни было гораздо теплее. Мороз, мороз трещал в Зениаре, снег под ногами хрустел как наждак, воздух был белым и мутным, дома, деревья, заборы — все стояло, скованное толстым ледяным панцирем, увешанное гроздьями и гирляндами сосулек, будто накануне кто-то специально поливал городские строения из шланга. Хотя почему «будто»? Может, и поливали. Безумцу Ха-Цыжу и не такое могло в голову взбрести. От холода и льда померкли все краски, яркая Зениара казалась выцветшей и серой. И только толстые столбы дымов над заснеженными крышами радовали глаз всеми цветами радуги.

Улицы, несмотря на утренний час, оставались пустынны. Редкие прохожие, главным образом торговцы вразнос, разодеты были кто во что горазд и напоминали французов под Москвой. Похоже, этакая стужа была редкостью в здешних краях, и у жителей просто не нашлось достаточно теплой одежды, вот и кутались они в стеганые одеяла да вязаные бабьи платки, напяливали по двое штанов и плащей на меху. А синие коты растеряли всю свою важность и по городу проносились пулей, спеша укрыться в тепле. За то веселые маргаритки и настурции в кадках продолжали цвести как ни в чем не бывало, для них в этом городе не было зимы.

— Скажите, любезный, зачем тут у вас так холодно? — спросил Кьетт прохожего, пожилого дядьку, с ног до головы завернутого в клетчатый плед. Из-под пледа торчал толстый багровый нос. От дядьки пахло пивом, он шел из кабака и был весел.

Ответ его был исчерпывающим.

— Господину Мастеру нравится. Он родом с дальнего северу, решил отчий край вспомнить. Но-сталь-гия! — Умное слово далось выпивохе с трудом.

— И давно вспоминает?

— Да с давешнего утра ужо! Ниче! К завтрашнему-то потеплеет, пооттает! Соседка моя в замок ходит полы мыть, она сама слыхала!.. А то, может, и мы пойдем выпьем, а? За знакомство? Пока недалеко ушли… я ушел…

От выпивки пришлось вежливо отказаться, сославшись на дело государственной важности. Дядька огорчился, но виду не подал, это Кьетт его мысль нечаянно подглядел. «Жаль, жаль, — думал дядька. — Ежели в компании, то завсегда больше вовнутрь входит… Да разве молодым это понять? Дела, вишь, у них! А какие дела в такой лютой мороз? Одно дело — душу согреть, других и быть не может…» Подумал так, развернулся и побрел обратно в кабак.

— Вообще-то выпить и правда не мешало бы! — сказал Иван, глядя ему вослед но-сталь-ги-чески.

— Вот они, люди! — фыркнул нолькр.

…Площадь перед замком утонула в рыжем дыму. Дым пах маринованными огурцами. Они брели сквозь него, как ежики в тумане, пока не уткнулись носом в куриную ногу, в гигантское ее цевье. Пальцы были поджаты от холода, окорочок таял где-то в вышине…

— Грандиозно! — восхитился дух. — Апофеоз маразма!

— Стра-а-жа! Ау-у! — принялся орать Иван. — Где вы есть? Крыльцо спустите! Мы к господину Мастеру, по делу! Мы ему тапки принесли!

— Божественные Сандалии! — взвыл дух, да так громогласно и возмущенно, что изящное крыльцо с коваными перилами молниеносно выехало им под ноги.

— Добро пожаловать, любезнейшие господа! — расшаркался лакей.

Начало было обнадеживающим.

Чего нельзя сказать о продолжении. Шагов этак пятнадцать успели сделать они по коридору замка, прежде чем пол предательски разверзся под ногами, и вся компания, включая героя и духа, рухнула в темноту.

Приземление вышло мягким — внизу что-то спружинило. И темнота кромешной не была — слабое свечение исходило от стен. Скоро глаза пленников (в том, что именно пленниками они стали, сомнений не возникало) привыкли к полумраку и смогли различать детали обстановки.

Впрочем, какая там обстановка? Не было никакой обстановки — совершенно пустое помещение скругленной формы, без окон, дверей и каких-либо иных отверстий. Пол, потолок, стены имели уже знакомую эластичную и волокнистую поверхность, и, хотя цвет их в сумраке был плохо различим, Иван поспорить был готов, что они мясо-красные. И во мнении своем он был не одинок.

— Похоже, эта птиценогая скотина… — он имел в виду замок, — …нас проглотила! Мы у нее в желудке! — в сердцах выпалил Кьетт и пнул стену ногой. Вместилище болезненно дернулось.

— Не надо! — взмолился снурл. — Больно ему! Оно же не виновато!

— Не буду больше, — обещал нолькр поспешно, он вовсе не собирался мучить странное, но несомненно живое создание безумной магии.

Но Иван их добрых намерений не разделял, возразил жестко:

— Наоборот, надо его бить как можно сильнее! Может, тогда оно нас выплюнет!

— Ну что ты, Иван, разве можно?! Ведь мы не знаем пока, со зла нас упрятал сюда Зичвар или ради соблюдения условия! Вдруг он не имел в виду ничего дурного, а мы так невежливо поведем себя в гостях! — убеждал снурл, хотя на самом деле ему просто жалко было чужой желудок.

— Хороши «гости»!

— А чего плохого? Ведь не убили нас сразу, и упали мы аккуратно, не ушиблись почти… — Это «почти» к самому же снурлу и относилось. При падении он единственный пострадал — стукнуло по темечку корзиной с героем. Хорошо еще, что вскользь пришелся удар, не то могло и череп проломить, золото — оно тяжелое, это вам не ивовый прут!

— Ладно, поживем — увидим. — Иван больше не спорил. Хотят сидеть в замковом нутре — пусть сидят, раз такие добрые. А ему больно надо себя живодером выставлять! Так что сменим тему! — …Кстати, что это у нас герой молчит? Может, разбился уже о золотище свое?

— Я жив и здоров! — пискнуло из корзины. — Просто не вижу, о чем в нашем положении разговаривать.

— Ну не видишь — и молчи! — обозлился Кьетт, надо же было на ком-то выместить досаду.

— Господин Мазувил, а не можем ли мы выбраться из этого вместилища с помощью ваших Божественных Сандалий? — вежливо осведомился Болимс Влек, он еще не умел видеть то, что сразу понял Кьетт: эти мягкие с виду стены зачарованы таким образом, что никакая магия не проникнет сквозь их живую плоть, ни внутрь не пройдет, ни наружу не выйдет. Не только духа — демона удержат, даже высшего, пожалуй.

Ну, примерно так Мазувил снурлу и ответил. Тот не очень огорчился, он ждал чего-то подобного. Иначе слишком уж все вышло бы просто, как в сказке. В жизни так не бывает.

Довольно долго пришлось сидеть без дела. Даже планов побега они пока не строили. Ведь если бы и была такая возможность, какой смысл бежать, не выяснив планы Зичвара? Поэтому сидели смирно, говорили о вещах отвлеченных. А именно — дух Мазувил принялся излагать им житие Наззиравезина, бога-посланника, коему, собственно, и принадлежали Божественные Сандалии до того, как легендарный хумский герой Айзу выкрал их самым бессовестным образом у спящего, оставив того босым посередь дальней дороги.

Повествование вышло увлекательным, слушали его охотно. Хоть и старался Мазувил быть осмотрительным в словах, остерегался выказать неуважение к любимому богу, а все равно из рассказов его становилось ясно, что был Наззиравезин изрядный пройдоха, плут и бабник. Вечно он попадал в какие-то двусмысленные истории с чужими женами, как смертными, так и бессмертными, сам любил украсть, что плохо лежит, и в возлияниях не всегда знал меру (а потому без обуви оставался регулярно). И с каждой новой подробностью божественной биографии Болимс Влек все больше удивлялся: как получилось, что в сандалиях персоны столь разнузданной и безнравственной завелся такой серьезный и положительный дух? Ивану же Наззиравезин напомнил греческого Гермеса — прослеживались явные аналогии, хотя бы в том, что оба покровительствовали торговцам и ворам.