Царский сплетник. Трилогия

Его страдальческая физиономия вызвала положительную реакцию со стороны Василисы. Царица-матушка одобрительно кивнула, но голоса не подала.

— Гуляли, но не в таком же составе! — обвел рукой боярскую думу Гордон. — Или ты что, новый сан обмывать не собираешься?

— Какой сан? — насторожился царский сплетник.

— Сейчас узнаешь.

Царь Гордон трижды хлопнул в ладоши, и в тронный зал вошли слуги.

— Объявляю свою царскую волю! — торжественно провозгласил Гордон. — За раскрытие заговора супротив короны и спасение жизни первого лица государства жалую моего царского сплетника Войко Виталия Алексеевича саном боярским и шубой со своего плеча!

Гордон взял из рук первого слуги горностаевую шубу и лично накинул ее на плечи обалдевшего от такой чести журналиста. Второй слуга с поклоном передал царю боярскую шапку, которую Гордон тут же напялил на голову Виталику. Довершил картину боярский посох, плюхнувшийся в руки царского сплетника.

— Специально для тебя делан, — подмигнул Виталику Гордон. — Ты постоянно во что-нибудь влипаешь. Вот этим посохом, в случае чего, и отмахаешься.

Посох действительно был хорош. Острый, словно пика снизу, он был украшен сверху массивным набалдашником. Виталик взвесил посох, проверяя баланс.

— Свинцом, что ли, залит? — полюбопытствовал он, разглядывая резной набалдашник.

— С первого раза угадал! — восхитился царь. — Ну что, по руке посох будет?

Посох замелькал в руках царского сплетника с такой скоростью, что бояре ахнули.

— Еще как по руке! — одобрил подарок Виталий.

— Я знал, чего дарить, — самодовольно сказал царь. — Не первый год с боярской думой воюю. Ну, сплетник, теперь твое место рядом с ними, — кивнул он на тихо ропщущую боярскую думу.

Виталий покосился на смотрящих на него зверем бояр и отрицательно качнул головой.

— А можно я здесь посижу? — кивнул он на кресло, стоящее особняком.

— Тебе можно! — решительно махнул рукой царь.

— Гля-кось, — завистливо прошипел кто-то из бояр, — не успел шапку боярскую получить, и сразу под бочок к царю-батюшке подкатывается. Место потеплее занять норовит.

— Не, это он в оппозицию от нас уходит, — догадался какой-то особо грамотный боярин. — Супротив боярской думы что-то задумал.

Виталику стало откровенно смешно. Царский сплетник еще раз воинственно крутанул в руке посох.

— Это кто тут против оппозиции? — весело спросил он.

Боярская дума тут же прекратила роптать, зато подал голос царь.

— Ну, предположим, я, — сказал он, с любопытством глядя на сплетника. Гордону явно было интересно, как царский сплетник выкрутится.

Виталий его не разочаровал.

— Ты — царь, а не боярин, так что ты не считаешься.

— А если я за, — лукаво спросил Гордон, — то буду считаться?

— Ну это же другое дело! Считай, что ты записан в оппозицию. Ну, а кто против нас с царем-батюшкой? — вопросил юноша боярскую думу, поигрывая посохом.

Василиса Прекрасная звонко расхохоталась.

— Ну и наглец же твой новый боярин, — сообщила она мужу.

— Зато теперь с такой-то оппозицией я с ними быстро разберусь! — дружелюбно хлопнул по плечу Виталика Гордон.

— А можно я тоже в оппозицию запишусь? — подал голос боярин Кобылин.

— И я. Я тоже в оппозицию хочу…

— И я!

— И я!

Буквально через несколько секунд выяснилось, что боярская дума в полном составе решила срочно записаться в оппозицию, что очень порадовало царя-батюшку.

— Редкое единодушие, — умилился он, — любо-дорого смотреть. Молодец, сплетник. Умеешь находить подход к людям. Однако, если все в одну дуду гудеть будут, скучно станет. Это что ж, мне на заседаниях боярской думы даже гонять некого будет? Не, так не дело пойдет. Оппозицию распускаю! У кого есть возражения? — Гордон начал засучивать рукава. — Давайте, давайте, не задерживайте, а то мне очень хочется приступить к прениям.

— Ты бы, царь-батюшка, процедуру присвоения титула боярского хоть до конца довел, — удрученно вздохнула Василиса Прекрасная, — а потом к прениям сторон переходил.

— Ну да… — почесал скипетром затылок Гордон, заставив корону съехать на лоб. — Присяга. О ней я как-то позабыл. Давай, сплетник, присягай мне на верность.

— Сейчас… — Виталий набрал в грудь воздуха побольше. Единственная присяга, которую он в своей жизни давал, была воинская присяга, а вот как присягают царю, он в упор не знал, а потому начал импровизировать на ходу: — Клянусь служить отчизне до последней капли крови… э-э-э… всех ее врагов и обломать вот этот посох о спины непокорных воле царя-батюшки. Так пойдет? — спросил он у Гордона, закончив речь. — От ритуала недалеко ушел?

— Нормально, — одобрил царь, — садись.

Виталий сел в присмотренное ранее кресло, Гордон взобрался на трон. В царской шубейке, да еще и в боярской шапке юноше сразу стало жарко, и он поспешил стянуть шапку с головы и пристроил ее у себя на коленях, вызвав очередной смешок из уст Василисы Прекрасной.

— Ты бы шапку-то надел. Не на паперти чай, — посоветовала она. — А то бояре опять сбрасываться начнут.

— Пусть сбрасываются, — буркнул царский сплетник, но все же шапку натянул обратно на голову, — глядишь, и на терем боярский наскребут. Не вечно же мне на постое у Янки состоять.

— Ты что-то против имеешь? — прищурилась царица.

— Нет, — улыбнулся Виталик, — веселое у нее подворье. Не соскучишься.

— И от палат царских недалеко, — кивнул Гордон, — однако резон в твоих словах есть, сплетник. Жалую тебе подъемные в размере тысячи золотых из казны царской… — При этих словах Василиса расцвела, и Виталик сразу понял причину ее радости. Заклятие, которое царский сплетник назвал «синдромом Плюшкина», наложенное на Гордона неведомым врагом, начинало потихоньку рассеиваться под действием защитных чар Василисы и благодаря лекарскому искусству Янки Вдовицы. — …И земельный надел, соответствующий сану боярскому, — продолжил свои благодеяния царь. — Отписываю тебе Заовражную низменность. Вся эта территория вместе с Засечным кряжем и Сварожской гатью отныне твоя!

Боярская дума при этих словах так радостно загомонила, что Виталик почуял неладное.

— Земли хорошие, прибыльные, — начал расхваливать свой подарок Гордон. — Урожай хороший дают… давали.

— Вот только желающих на эту землицу немного, я угадал? — спросил царский сплетник.

— Так то по скудоумию своему бояре неразумные от подарка отказываются, — скривился царь. — Народишко глупый пошел, суеверный. Но ты не сомневайся. Таких земель, что я тебе пожаловал, ни у кого на Руси нет. Умному человеку есть где развернуться. Глядишь, я к тебе еще и на охоту приезжать буду… если, конечно, с эльфами сумеешь договориться.

— С кем? — ахнул Виталий.

— С местными жителями.

— Эльфы — местные жители? — недоверчиво спросил Виталик. — С каких это пор в наших исконно русских землях эльфы местными стали?

— С тех пор, как с западных земель сюда мигрировали, — тяжко вздохнул Гордон. — Пришлось дать им вид на жительство.

— Пришлось? — испытующе посмотрел на царя новоиспеченный боярин.

— Пришлось. А ты попробуй не дай! Они знаешь, как из луков стреляются. Опять же мы что, звери, чтоб не дать приют бездомным? Короче, отдаю их под твою руку вместе с вампирами, оборотнями, лешими, гномами и болотниками с чертями.

— Чертями?

— Ну да. Чертова мельница тоже в твоих землях стоит. А ты что, об этом не знал?

— Не знал.

— Ну, теперь знаешь.

— А гоблинов и троллей там случайно нет?

— Откуда я знаю, кого туда еще занесло? Я что, дурак туда теперь свой нос совать?

— Да-а-а…

— Чего замолк? Благодари давай.

— Спасибо тебе, отец родной, — обреченно выдохнул Виталик, — за подарок твой офигительный. Век не забуду твой доброты.

Он уже понял, что помимо буйной компании подворья Янки Вдовицы на него навесили не менее буйные земли, заселенные родной и иноземной нечистью, с которой ему теперь придется налаживать отношения. И это не считая огромного объема работ, связанного со строительством типографии для организации газетного дела и книгопечатания на Руси.