Как стать оруженосцем (СИ)

   - Конечно, на правах моего спасителя, ты вправе спросить, как я здесь оказался, - продолжил призрак, явно обрадованный возможности поговорить. - Клянусь чем угодно, мне и самому хотелось бы это знать. Да-да, не удивляйся. Мы защищали какой-то замок. Нас осадило такое количество неприятеля, что обычный муравейник для сравнения не годится. Они кишели повсюду, постоянно делали приступы, и нам приходилось туго, несмотря на богатые запасы провианта. Кроме того, подземные резервуары были полны чистейшей воды, так что мы могли продержаться хоть сто лет в ожидании помощи, если бы не обилие неприятеля, ведшего осаду вопреки общепринятым правилам. Их предводитель согнал местных жителей, и пообещал отдать на их нужды все камни, которые им удастся добыть из крепостной стены. По ночам они этим и занимались, мешая уснуть беспрерывным скрежетом у подножия. Если бы ты только мог представить себе, какой ущерб они причинили!.. И вот, когда наш замок в буквальном смысле уже качался от ветра, лишенный опоры в значительной мере, неприятель пошел на решающий приступ. Мне выпало защищать северную стену. Я там и находился, обустроив себе маленькую палатку прямо на стене, чтобы не покидать вверенного мне места. Здесь я сражался, здесь же спал и принимал пищу. Кстати сказать, для решающего приступа неприятель выбрал самое неподходящее время - время обеда. Мой оруженосец был весьма обеспокоен приступом, хотя чего нам было беспокоиться? Штурмовали южную стену, а мы защищали, как я уже говорил, северную... Лучше бы он обеспокоился куропатками, которые были явно недожарены. Приступ, конечно, тоже дело важное, но нельзя же из-за него допускать, чтобы обед подавался в некачественном виде!.. Я как раз выговаривал ему, вынужденный перекрикивать приближающийся шум битвы, когда какое-то копье, пробив материю моей палатки, пронзило этих самых куропаток, насадив их на себя, будто на вертел. Но я не придал этому значения, решив, что это повар решил исправить свою оплошность. "О, да! - вскричал я. - Подержите их над медленным огнем еще минут двадцать и непременно полейте острым соусом..." Что сталось с теми куропатками, я не знаю, поскольку сразу же вслед за их исчезновением, услышал:

   - Тебе обязательно брать кого-нибудь в плен?

   - Конечно! Может быть, мне повезет, и я, наконец-то, разбогатею.

   - Тогда возьми кого-нибудь другого. Этого не прокормишь. Ты только посмотри на его стол...

   Мне стало интересно, кто и кого собирается взять в плен и нельзя ли в этом поучаствовать, но в этот момент замок рухнул, лишив меня и обеда, и возможной добычи. Судя по всему, я либо погиб, либо попал в плен. Но я так до сих пор и не выбрал для себя, что предпочтительнее. Однако, склоняюсь к тому, что, как это ни печально сознавать, скорее второе, чем первое.

   - Это почему? - поинтересовался Владимир.

   - Видишь ли, юноша, после гибели доблестного рыцаря, о нем слагают песни и легенды, в отличие от тех, которые попали в плен. А так как я до сих пор не слышал ни одной о себе, то следует признать...

   И он горько вздохнул.

   - Конечно, остается слабая надежда, что мне воздвигнут памятник, которого я не могу увидеть, будучи насельником этого замка, но... нужно как-нибудь набраться мужества и взглянуть суровой правде в глаза.

   - А может быть... - начал было Владимир, но призрак не дал ему договорить.

   - Ты что же, смеешь сомневаться в моей доблести? Что мне положены песни, легенды и памятник? Мне?.. Да знаешь ли ты, что как-то раз, в пылу жаркой битвы, я впервые встретил противника, равного мне по силам и умению. Мы схватились, и вскоре я обратил внимание на то, что шум сражения утих. Улучив момент, я бросил взгляд по сторонам и обнаружил, что битва прекратилась, что враждующие стороны заняли места поудобнее и с восхищением мною наблюдают за нашим поединком. Однажды я промахнулся, и что, ты думаешь, я услышал? Кто-то воскликнул: "Да, он промахнулся, но это был самый блестящий промах, какой мне когда-либо доводилось видеть!" Пыль и песок взлетали к небесам, звенело железо, ржали кони, науськивали болельщики... В пылу схватки я даже не заметил, что, пользуясь сильной запыленностью, вражеский рыцарь менялся на свежего... День сменялся ночью, а ночь - днем. Наш поединок не прекращался ни на минуту, пока я, наконец, совершенно обессилев, не был вынужден признать свое поражение. Бессильно опустив меч, я ожидал рокового удара, долженствующего принести мне позор. Однако мой противник, по всей видимости, оказался менее благородным, чем я думал, и не желал нанести мне этот удар-мизерикордию, чтобы избавить от насмешек. Я склонил голову, пыль и песок постепенно осели... Я был совершенно один в окружающем меня пустом пространстве песчаной долины... Как мне потом рассказали, противоборствующим сторонам просто надоело на меня смотреть, поэтому они заключили мир и разошлись по домам. То есть, не зная, что мои товарищи покинули меня, я продолжал битву в одиночку! Скажи же, знаешь ли ты рыцаря, более достойного памятника, чем я? И более скромного, поскольку вполне удовлетворюсь постаментом, на котором вполне способен постоять за себя сам? Бывал ли ты по ту сторону моря? Знаешь ли ты, что там есть величественные сооружения, именуемые пирамидами? Сам я их не видел, но мне рассказывали, что они высотою почти до неба. И если одну из них снести наполовину, полагаю, такой пьедестал был бы мне под стать. Суди сам...

   Он принял величавую позу, но в этот момент на стене за его спиной заиграл лучик восходящего солнца, и призрак растаял в воздухе...

   На этот раз рекомендуемая книга никак не будет связана с предыдущими событиями. Но вовсе не потому, чтобы таковой не нашлось. Скорее наоборот: прекрасных книг, посвященных средневековой Европе, очень много, и чтобы представить их, хотя бы и в двух словах, потребовалось бы много и времени, и места. Дело решила подброшенная монетка. Надеемся, она не обманула.

   Книга называется "Символическая история европейского Средневековья", автор ее - Мишель Пастуро. Издание: Спб, АЛЕКСАНДРИЯ, 2012.

   "Апологет "символической истории" Пастуро собрал в этой книге наиболее успешные результаты своих многолетних исследований того, что для средневекового человека было важным и очевидным, а для нас непонятно, а то и вообще не существует: он рассказывает о судах над свиньями, демонизации дичи и ротации "царей зверей", спасительных и губительных растениях и деревьях, символизме цветов и фигур, недостойном ремесле красильщиков и нечестивой, но чрезвычайно популярной игре в шахматы".

   Приводим из нее фрагменты двух глав, посвященных "благотворным" и "пагубным" деревьям.

   "Обратимся, однако, к символике некоторых деревьев и поразмыслим над тем, как она могла влиять на использование их древесины. Я оставлю в стороне самые известные -- или слывущие таковыми -- деревья: дуб, каштан, маслину и сосну, -- и в качестве примеров возьму те деревья, которые привлекали меньше внимания историков техники и ботаников. Судя по многочисленным текстам, посвященным липе, именно это дерево снискало особое расположение средневековых людей. Авторы видят в ней только достоинства; ни разу -- и насколько мне известно, это уникальный случай -- она не представлена с плохой стороны. В первую очередь восхищаются ее величественностью, пышностью, долголетием. В Германии, где уже в Средневековье проявлялась тяга к рекордам, в некоторых источниках рассказывается о липах, окружность ствола которых достигала в основании необычайных размеров: так, в 1229 году липа в Нойштадте, в Вюртемберге, якобы имела окружность, равную нашим двенадцати метрам. Но еще больше, чем размер или древний возраст, восхищает запах липы, ее музыкальность (жужжание пчел) и изобилие даров, которые можно от нее получить. Об этом средневековые, равно как и античные авторы говорят не умолкая. Прежде всего, липа -- звезда фармакопеи: используется ее сок, кора, листья и главным образом липовый цвет, чьи успокоительные и даже наркотические свойства были известны с Античности. С XIII века липу начинают сажать возле лепрозориев и больниц (эта практика была широко распространена даже в Новое время). Из липового цвета, любимого пчелами, получается мед, которому приписываются разнообразные лечебные, профилактические и вкусовые свойства. Из сока липы получается нечто вроде сахара. Листья идут на корм скоту. Из лыка, гибкого, прочного и богатого волокнами, получают текстильный материал, "луб" (tilia), из которого делают мешки и колодезные веревки. Это полезное и почитаемое дерево также связано с покровительством и властью сеньора: ее сажают перед церквями, под ее кроной вершат правосудие (эту роль она делит с вязом и дубом); в конце Средневековья ее даже используют как декоративное дерево и высаживают липовые аллеи; тем не менее, в этом качестве она станет в широких масштабах использоваться по всей Европе только в XVII веке.