Реально смешное фэнтези

Она зашла. Уж если им нужна сотня…

— Вы нам не подходите.

— Но почему?!

— Милочка, — объяснила ей женщина, восседающая за столом, заваленным заявлениями о приеме, — кто, по-твоему, смотрит подобные развлечения? Мужчины! — (Это слово она произнесла так, как могла бы произнести «лобковые вши».) — Дело в том, дорогая, — продолжила она, — что среднего американского мужчину так и не отняли от материнской груди. Если девушка не отличается ничем особенным в области молочных желез, если фигура у нее недостаточно «полная» (но полная чего, спрашивается?), то Мистер Средний Американец считает, что его надули. Кретин!

Внезапно Дороти осознала сразу три вещи. Что, во-первых, у женщины тоже неважно с молочными железами. Что, во-вторых, она надежно завладела рукой Дороти и, похоже, стремится завладеть и другими частями ее тела. И что, в-третьих, ей хочется немедленно покинуть помещение.

Что она и сделала.

А может, ей надо было остаться? Нет уж!

Она шла очень быстро. Потом пошла еще быстрее. Потом побежала. Споткнулась. Остановилась и заплакала. Она не рыдала, просто плакала.

И всхлипывала.

В этот момент Дороти заметила отражение своей стройной маленькой фигурки в витрине магазина. И, даже пребывая в тоске и печали, подумала, что в фильме кто-нибудь обязательно подошел бы к ней и спросил: «Девушка, почему вы плачете?»

— Девушка, почему вы плачете? — спросил мужской голос у нее за спиной.

Это был поистине волнующий момент. Но к радостному возбуждению нашей героини примешивалась настороженность. Ибо это не был голос красивого свежеиспеченного Американского Юноши с белозубой кукурузнохлопьевой улыбкой — увы, в нем явственно звучал иностранный акцент.

Дороти подняла голову. Может быть, мужчина был высок, красив и темноволос? Ничего подобного. Он был невзрачным коротышкой. Что у него было темное, даже землистое, так это кожа. И большие блестящие глаза. Конечно, само по себе это было не так уж страшно. Она уже давно убедилась, что даже самые свежеиспеченные Американские Юноши не гнушаются тем, чтобы заманить ее в какой-нибудь раздолбанный «нэш», «шевроле» или «студебеккер», пропахший смазкой, где ведут себя довольно нахально. Она осторожно втянула носом воздух. Смазкой не пахло. Зато чувствовался какой-то другой запах. Довольно странный. Но нельзя сказать, чтобы противный.

— Так почему вы плачете? — повторил вопрос мужчина. Определить его возраст было невозможно.

— Из-за фигуры, — скорбно отвечала Дороти. — Она слишком худая и костлявая.

В фильме незнакомец обязательно возразил бы: «Чепуха. Вы это внушили себе. У вас прекрасная фигура». А она повернулась бы и ушла. Взрослые и не совсем взрослые мужчины уже пытались запудрить ей мозги таким образом, а что в результате? Но неважно.

Этот же чудак произнес:

— Хм… Правда. Слишком худая и костлявая. Вам надо что-то сделать с ней.

— Я знаю, — прохныкала она. — Пойти к доктору.

— Я доктор, — заявил незнакомец.

В руке он держал блестящую бутылку с какой-то темно-коричневой жидкостью. Сунув ее под мышку, он вытащил бумажник, а из него визитную карточку, которую вручил Дороти. На карточке было написано:

Слово «Батавия» было аккуратно зачеркнуто чернилами, и над ним было написано «Джакарта». «Джакарта», в свою очередь, была густо замазана шариковой ручкой, и под ней было написано «Голливуд». Карандашом.

— Я вышел, чтобы купить тоник с сельдереем. Вы, конечно, знакомы с этой бутылкой. Она американская. Очень хорошо к Reistafe [47] — «рисовому столу». Это смешанное блюдо, как и я тоже. Наполовину нидерландский, наполовину индонезийский. Вам нравится?

Дороти понятия не имела, нравится ей или не нравится. Ясно было одно: этот доктор, носящий такое смешное имя и разговаривающий на ломаном английском, — человек странный. Очень странный. Но был шанс, что он сможет ей помочь. Все обычные средства не смогли.

— А ваш кабинет далеко отсюда? — спросила она.

Комната была совсем не похожа на обычный врачебный кабинет, это уж точно. В ней было полно всяких диковин: черепа, чучела, резные фигурки и фигурки в банках. Другие доктора не угощали ее блюдами, приправленными разными специями. Нравилось ли ей? Трудно сказать — все было так необычно…

Но к делу.

— А какое лекарство, по-вашему, мне надо принимать?

Доктор, глядевший на нее очень внимательно, был, казалось, застигнут врасплох этим вопросом.

— Лекарство? Какое лекарство? Ах, лекарство! Ну конечно, непременно! Так-так…

Он встал и стал рыться в шкафчике. Наконец он вытащил какой-то странный пузырек со странным порошком.

— На моем родном острове Суматра, — объяснил он, — я очень заинтересовался естественной историей и ботаникой, а также зоологией и фармакологией, охотой на рыб и зверей. Ну и вот. Но это детали.

Дороти рассматривала порошок.

— Его что, надо принимать ложками, доктор? Не в капсулах?

Он все глядел на нее своими странными блестящими глазами.

— Принимать?.. Да-да! Но сначала необходимо, чтобы я исследовал вас.

Ну, то, что он делал с Дороти до, после и вместо осмотра, не слишком отличалось от того, что делали другие мужчины, хотя и не были докторами. Разве что пальцы у него были очень проворные. Она нашла, что это… ну, интересно, что ли. Лежать на кушетке было гораздо удобнее, чем на заднем сиденье какого-нибудь вшивого драндулета, а пряности и благовония пахли лучше, чем автомобильная смазка.

— Гнумпф… — резюмировал доктор, помогая ей одеться. — Вы кажетесь в отличном физическом состоянии. Конечно, не включая худую костлявую фигуру. Вот лекарство. Я сам приготовил его из желез — но неважно, вам не будут нравиться детали. Я растворю водой, — сказал он, направляясь к умывальнику. Но кран, похрипев и поскрежетав, выдал только несколько хлопьев ржавчины. — Ах! Я забыл! Меня же информировали. Ремонт. Недолго не будет воды. Значит, другая жидкость. Безалкогольная. Какая же? А! — Доктор схватил бутылку тоника с сельдереем, опустошенную лишь наполовину. Сняв с бутылки крышку, он высыпал в нее порошок, взболтал содержимое и вручил бутылку Дороти.

Ну, что ж. Это было лучше, чем платить за лекарство в аптеке, и уж подавно лучше, чем уколы! Закрыв глаза, она сделала глоток. И еще один. Что можно было сказать о вкусе? Чувствовался сельдерей, и в целом было не так противно, как она себе представляла. И куда легче, чем делать упражнения!

— Сколько я должна вам? — спросила она.

Он опять стал пристально разглядывать ее масляными глазами.

— Должна? О! Пожалуйста, уплатите мне удовольствием послушать вместе со мной мою наследственную музыку с материнской стороны. У меня есть граммофон. А сам я буду играть на индонезийском гамелане.

После того как она прослушала порядочное количество этой необычной музыки, доктор спросил, как она себя чувствует. Она ответила, что как-то странно. Доктор сказал, что ему надо исследовать ее еще раз. Она сказала, что сначала ей надо в ванную, а сама, сняв туфли и держа их в руках, тихо покинула обитель Сонгабхонгбхонга Ван Лёвенхоэка, д-ра филос., и отправилась домой.

Спала Дороти беспокойно — во сне она блуждала среди зеленых холмов, где было много травы и деревьев, вместе с какими-то людьми, выглядевшими очень странно. Когда она проснулась, у нее слегка кружилась и болела голова. Может быть?.. Да нет, не может быть. Число неподходящее, да и ощущение совсем не то. Она опять уснула, на этот раз не видела никаких снов и опять проснулась. Когда она пошевелилась в постели, ей показалось, что она стала тяжелее. Неужели лекарство подействовало так быстро? Она поспешила в ванную и встала на весы. Опустив глаза на шкалу, она увидела две вещи. Во-первых, она действительно прибавила в весе — и еще как! Во-вторых, ее ноги были покрыты темной шерстью.