Шурик - Повелитель травы

Когда оба Семена исчезли из поля зрения Шурика, в мир вернулся солнечный свет, а в переулке появились прохожие.

— Бли-ин! — Шурик энергично треснул кулаком по капоту «Победы».

— Ну-ну, не вздумай испортить мою машину! — воскликнул Гималайский. — Да, у нас, конечно, есть повод для волнений, но нет повода портить чужую собственность!

— Ты бы потише со словом «собственность», тут вокруг советские, они могут услышать, — шепнул Смерть и рассмеялся собственной шутке.

— Откуда он взялся? — возмущался Шурик. — Как он сумел за нами последовать? Откуда у него машина времени?!

— А ты бы потише с «машиной времени», — шепнул Смерть. — И вообще, давай лучше в салон залезем, там и обсудим.

— Итак, — вздохнул Гималайский, сев за руль. — У дяди Сэма тоже есть машина времени. Мы только что это видели. И это спутало нам все карты. Какие будут предложения?

— Может, задушить его в зародыше? — предложил Шурик.

— Я могу отправиться в те времена, когда родителей дяди Сэма даже в проекте не было, — усмехнулся Смерть. — Ну, и пару раз взмахну своей косой.

— Нет, тогда получится слишком много вариантов, — сказал Гималайский. — Может не сработать.

— Ну, давайте отправимся в 1960 год! — воскликнула Фатима. — И будем так скакать до тех пор, пока не опередим дядю Сэма. Ведь рано или поздно он опоздает! Вот, например, откуда он знал, что надо появиться именно здесь и сейчас?

— Фатима, ты, видимо, не сообразила, — улыбнулся Шурик. — Он помнит эту ситуацию из своего детства. Может быть, будучи школьником, Семен ничего не понял, но наверняка запомнил тот день и час, когда за ним приходили «злые дяденьки». Значит… сколько бы раз мы ни появились в его жизни, он это помнит!

— Надо придумать что-то новое, какой-нибудь финт, способный разрушить все эти причинно-следственные связи, — сказал Аким.

Гималайский какое-то время спокойно сидел, закрыв глаза и положив руки на руль. Думал. Медитировал. Наконец, он вздохнул и открыл глаза.

— Я понял, — сказал Свами. — Понял, что мы должны сделать.

— И что же? — язвительно спросил Шурик. — Отправиться в каменный век и сделать так, чтобы человеческая цивилизация погибла в зародыше?

— Хорошая мысль, Шурик, но сейчас о другом, — улыбнулся Гималайский. — Мы используем разрыв во времени. Я знаю только одну точку такого разрыва. Короче, закидывайтесь колесами. Мы отправляемся в 1994 год.

— Ты уверен? — спросил Смерть.

— Угу, — кивнул Гималайский.

— Что ж, по крайней мере, Москву девяносто четвертого года мне намного легче представить в своем воображении, — пробормотал Шурик, доставая таблетки.

Наши девяностые

И снова Вселенная разбивалась дождем звездных искр о лобовое стекло старого «Фольксвагена». Шурик вспоминал свое детство. Девяносто четвертый год… сколько ему тогда было? Тринадцать-четырнадцать… Они с друзьями тогда тусовались у шеренги железных ларьков, похожих на танки третьей мировой войны. Позже на месте этих ларьков построили многоэтажный, сверкающий по ночам торговый центр.

Шурик вспомнил, как он однажды пришел в школу в новом спортивном костюме «Ribok» китайского пошива — и все друзья признали, что в этом прикиде он офигенно крут! Кстати, примерно в то же время в руки Шурика попал первый в его жизни косяк… И это была любовь с первой затяжки.

Но это все лишь детали, а главной чертой девяностых был тот восхитительный вселенский хаос, когда можно было заснуть нищим, а проснуться миллионером, не прилагая никаких усилий. Хотя чаще получалось наоборот.

Чего же не хватало для завершения общей картины? Ах, да! Из каждого утюга гремела песня Шевчука «Осень». А музыка тогда была на кассетах — никаких тебе лазерных дисков. У Шурика даже сохранилась коллекция виниловых пластинок — они в то время продавались по дешевке, и он собрал у себя большую коллекцию нигерского рэпа на виниле. Эти никому не нужные пластинки с записями давно забытых рэперов были присланы в Москву из Штатов в качестве гуманитарной помощи, их продавали на каждом углу за гроши. Шурик потратил значительную часть своих карманных денег на пластинки с записями песен таких черных парней, как Whodini и MC Shan. У него даже была одна пластинка MC Hammer'а, и тогда это было очень круто. Ведь так приятно было иметь в доме хоть какие-то вещи, непохожие на останки серого советского однообразия. Так хотелось выглядеть похожими на настоящих американцев — в костюмах «Ribok» и «Abizas», с пластинками ЭмСи Хаммера в доме.

Ну и времена были! Каким бы ни было наше детство, оно все равно «золотое»!

Вспоминая девяностые, Шурик улыбнулся. И почувствовал толчок. Торкнуло.

Открыв глаза, Повелитель Травы увидел Тверскую улицу, какой она была в его детстве — ларьки, путаны, митингующие коммунисты на одной стороне и митингующие гомосеки на другой.

— Господи, я дома! — воскликнул Шурик. — Ура!

— Да, и я, признаться, скучал по девяностым, — ухмыльнулся Гималайский. — Жизнь тогда была, конечно, хуже, зато веселее!

— Ой, а вон ларек моего папы! — воскликнула Эльвира.

— А я думал, что у твоего папы нефтяная скважина, — сказал Смерть.

— Ну, в нефтяной бизнес он позже подался, — объяснила Эльвира. — Когда его крышу замочили. Пришлось десять ларьков в центре Москвы продать, чтобы скважину в Сибири купить. И папа все время бурчит, что он тогда сильно продешевил! Потому что все его кореша, возившиеся с ларьками и пережившие все переделы собственности, позже в государственном аппарате оказались.

— Знаешь, это как посмотреть, — Гималайский пожал плечами. — Лично я всегда больше уважал воров законных, чем воров в законе.

— О'кей, передам папуле риспект, — улыбнулась Эльвира.

— Ну, так куда мы сейчас едем-то? — спросил Шурик. — В Выхино?

— Нет! — торжественно произнес Гималайский. — В Химки!

— А почему в Химки? — не понял Смерть.

— Да так, — хитро улыбнулся Свами. — Нужно провернуть одно важное дело.

Шурик между тем осматривал машину — она снова поменяла форму и цвет. На капоте красовался значок «Мерседеса», и Повелитель Травы чуть было не подпрыгнул от восторга, но беглый осмотр подсказал, что это всего лишь старый «Мерс» 85-го года выпуска — в 2008 году такой можно было купить меньше, чем за тысячу долларов. Однако для 1994 года машина была в меру престижной.

Шурик подумал о недолговечности гламура. То есть, гламур, как таковой, был, есть и будет всегда, но вот конкретные вещи, обладание которыми делает человека гламурным, устаревают с огромной скоростью.

Мысль Шурика приняла интересное направление — он пришел к выводу, что современный гламур очень точно отражает суть буддийского учения: никакой человеческой личности на самом деле нет, а есть лишь череда платьев и причесок — образов, желаний, состояний, связанных иллюзией причинно-следственных связей. Достижение просветления есть не что иное, как выход за пределы причинно-следственных связей. Читай: просветление — это когда у человека есть деньги на «Бентли», но он ездит на метро, чтобы не стоять в пробках и экономить время.

«Мерседес» несся по Ленинградке. В девяносто четвертом году на ней не было пробок.

1965 год. Пятидесятидвухлетний Семен Герасимов вернулся в тот переулок, где совсем недавно стояла бежевая «Победа». Машины не было.

«Так, — подумал он. — И куда же они направились? Что мы помним? Здесь у них ничего не получилось, значит, пока что все осталось, как есть. А больше в моей жизни эта компания никогда не появлялась. Я помню все, что было со мной, вплоть до… Ага! Вот, когда они попробуют нанести удар. Ну, ладно. Посмотрим, кто кого!»

Как Свами Гималайский достиг просветления

Гималайский затормозил у старого дома на окраине.

— Значит, так, — сказал он. — Сейчас мы провернем одно очень важное дело. Шурик, пойдешь со мной, остальные пока подождите в машине, вы вступите в игру чуть позже.