Поход клюнутого

Торгрим питался степенно и неутомимо, на Бинго и сам смотреть брезговал, оберегая аппетит, так что таращился угрюмо в сторону двери, а потому оказался первым, кто заметил вошедшего в таверну мужичину в длинной кольчуге и с прузенским гербом – узорчатой стеной на табарде. Суровый взгляд новоприбывшего обежал помещение, скользнул по берету хозяина и сосредоточился на пожирателях деликатесных птичек. Дварф сокрушенно вздохнул: ну что за судьба, ни присесть, ни прилечь, чтобы кто-нибудь не докопался!

Посетитель тяжким шагом оперуполномоченного приблизился к столу, локтем небрежно, но со значением задвинул за спину длинный меч-бастард и, опершись о стол обоими окольчуженными кулаками, с выражением кашлянул.

– М-да? – вежливо уточнил цель визита Торгрим, потому что Бинго, завидев такое дело, ускорил скорость поедания, пока все не отняли, и, по обыкновению своему, подавился. Человек со вздохом хлопнул его промеж лопаток, а Торгрим отклонился в сторону, и обломок птичьей кости вылетел из гоблинской пасти, едва не пробив стойку.

– Сержант городской стражи Гилберт, – изронил кольчужный тяжко.

– Где?! – панически взметнул взгляд Бинго.

– Я!

– Ты?

– Да.

– Что?

– Что – что?

– Ты что?

– Я сержант городской стражи Гилберт!

– Ты?!

Торгрим под столом пребольно пнул Бинго в коленку, чтобы перестал накалять обстановку, пока сержант еще не перешел в опасную стадию искрометания.

– Чем можем помочь, сержант?

– Поступила на вас жалоба. – Сержант оценивающе оглядел обоих. – Ну да, точно, один росту малого, поперек себя шире, с бородою, второй же отменно крупен и вороват.

– Вот те на! Это ж кому мы успели мозоль оттоптать?

– Местные горожане уверяют, что подверглись с вашей стороны битью, притеснениям и ограблению. Предъявили синяки и шишки, описали как один ваши личности, рассказали, где искать вас. Перечислили также отнятое: колпак полосатый... вижу, вон он, особая примета – штопка по нижнему краю... золотых монет – три, серебром монет – две дюжины, меди несчитано.

– Каких монет?! – изумился Бинго. – Колпак этот... ну колпак и колпак, я ж так, для смеху взял, на глаза натянуть, чтоб спалось крепче! А монет... твоя работа, бородатый?!

– Не брал, – кратко и хмуро изронил Торгрим. – Ничегошеньки не брал, привычки такой не имею. Что завалил всю шайку промеж домов – в этом сознаюсь, так это ж они ко мне плотным строем подступили из проулка и насчет кошеля интерес проявили!

– В битье, стал быть, признаемся?

– Сержант, ты на меня посмотри, – предложил дварф рассудительно. – Как думаешь, кабы я их бить всерьез взялся, было б кому жаловаться? А денег с них я не тряс, не по мне такое паскудство. Это они нарочно наговаривают, чтоб получить выгоду!

– Вот правда он не брал, – подтвердил и Бинго, от огорчения даже жевать прекративший. – Как же им не совестно, обвинять в таком честного дварфа! Мы вот мимо кузнеца ехали, так он даже наковальню не уволок, хотя всю слюной закапал!

– Бил один, обирал второй. – Сержант уставился на гоблина с сугубым вниманием. – Ты тоже, надо полагать, честнейших правил и на наковальню не позарился?

– Требую присутствия своего адвоката, – обиделся Бинго и притянул к себе кружку с сидром, которым тут за недержанием пива отпаивали личностей невысокого полета.

– Что за такой адвокат?

– Это из гномской юридической практики. Когда тебя в чем-то обвиняют, выставляешь заместо себя бугая в семи железных шкурках да с таким дрыном, чтоб от стены до стены, и пускай-ка сперва через него протолкаются.

– То есть признаешь свою вину?

– Ни за что! Колпак суть боевой трофей, а денег в глаза не видал. Никаких. Никогда.

– Как, сержант, у вас такие споры решаются? – осведомился Торгрим бесстрастно. – Есть, слыхал я, суд меча в здешних краях, так я готов свою правоту на нем доказать.

– Уж ты докажешь, – хмыкнул сержант. – На тебя и всех четверых спустить – пух и перья полетят, я уж вижу. Однако что ж мне делать с вами? Кляу... жалоба то бишь, подана по всем правилам, сыскался среди пострадавших грамотный, пергамента не пожалел. Налицо признание в битье и часть похищенного. Должен вас, проезжие, пригласить пройти со мной, а поутру доложу в магистрат, там уж с судьей договаривайтесь. Да не договоритесь, думаю я, ибо один из вами обихоженных – судейский племянник, а второй – сын его лучшего друга, торговца тканями.

Бинго и Торгрим переглянулись.

– Вот тебе и энтропия, – угрюмо заявил дварф, взялся за кружку и в два глотка ее ополовинил. – Вот тебе и паскудство, вошедшее в рамки обыкновения. Не удалось на гоп-стоп взять, так спрячемся за широкие спины городской стражи!

– Не говори даже, – поддакнул Бинго горестно. – Ты, сержант, наносишь мне зверское увечье, расколачивая вдрызг мое горячее, но хрупкое сердце. Ведь это я привел моего дикого, но честного... собственно, дикого до полной честности, друга в ваш город, дабы показать ему, сколько прекрасного таит в себе цивилизация. Смотри, сказал я ему, указуя на стену вашего города, смотри, мой верный... борода, там живут честные люди, а стены они построили, чтобы их не обокрали толпы вороватых кочевников! И чем же город Прузен встретил нас, двух усталых путников?!

– Нас хотели ограбить!

– И оболгать!

– И отправить на каторгу!

– И надругаться! – Бинго запнулся и виновато развел руками. – А что, разве не есть самое надругательство, когда вешают на тебя Стремгод знает какие обвинения и еще защищаться доступным способом не дают?

Сержант Гилберт прочувственно шмыгнул носом.

– Я, между нами говоря, своего брата-воина за версту вижу, – объяснился он, с трудом подбирая слова, поскольку большим красноречием отродясь не страдал. – И вам поверю куда как охотнее, нежели тем охламонам, что целыми днями баклуши бьют да приличным людям жизнь портят. В строй бы их всех да на порвенирскую границу – там-то из них живо дерьмо выколотят!

– Вот и славно, пошли помуштруем!

– Ты сиди. – Сержант опустил весомую длань на плечо Бингхама, удерживая его на лавке. – Хорошо бы... да когда у нас хорошо получалось? Я тут при исполнении, получена жалоба от горожан – должен расследовать... следы правонарушения налицо. Может, вы это… встречный иск подадите, а я как есть заверю, что сотрудничали охотно, препятствий следствию не чинили...

– Мы тоже племянники вашего судьи, вот как раз навестить приехали...

– Да, тут все печально. А вы чего предлагаете?

– Мы, сержант, у вас проездом. – Торгрим отодвинул кружку. – Завтра с рассветом дальше двинем, только нас и видели. Ты не спеши возражать и за мечом своим не тянись, а попросту прими к сведению: задерживаться у вас нам ноне не по карману. Так что если есть у тебя какой вариант выхода, мы тебя внимательно слушаем, а если нет – что ж, зови своих стражников, да только не забудь им объяснить, что под мой топор пойдут заради лжи бессовестной. Не брали мы их денег... да сам подумай, откуда у этой шантрапы три золотых?! И по этому вопросу считаю толковище законченным. Колпак мой приятель и впрямь взял, его ты забрать можешь, а руки ему я в назидание пообломаю, когда отпадет насущная в них потребность.

– Эй-эй! – Бинго поспешно спрятал руки под стол и несчастным взглядом почтил колпак. – Это как – можешь забрать? Не забирай мой колпак, гражданин начальник! Я за него пережил оскорбление поклепом! Шутка ли – как старался ничего скверного не отчубучить, ан тут-то карма и догнала, и за зад укусила.

– А ты умолкни! Ну а что касается битья, то признаюсь от всего сердца: я напинал, а наскочат вдругорядь – так и опять напинаю, и коль скоро вы среди себя таких вот, как эти, криводушных привечаете, а на честных напраслину возводить горазды, то признание мое в содеянном прошу не расценивать как повинную. Кто-то же должен порядок устаканивать, когда даже глубоко мною уважаемые правоохранительные органы идут на поводу у лгунов и мошенников!

– Глубокая мысль! – поддержал Бинго, не вняв хорошему совету. – Тако устаканит, что дешевле будет прозорливо принять нашу сторону. Евоное понимания справедливости даже многоусатый сэр Амберсандер превозносит и ставит в пример... мне, по крайней мере, ибо не верится, что и своим соплеменникам может желать такого занудства и благочестия.