Злое колдовство

Сидор поцеловал жене руку и вышел и тут же был забыт парфюмерными продавщицами, решившими, что к ним в магазин забрела самая натуральная богиня. Мало ли, может, ей на небесах наскучило.

Сидор, оставив жену, вовсе не намеревался бесцельно шататься по бутикам. По глазам его было видно, что у него имелась вполне определенная цель.

Сидор по эскалатору поднялся на второй этаж, прошел с десяток метров и оказался перед гостеприимно распахнутыми дверями салона «Яблоко Париса». Впрочем, это только на первый взгляд и невнимательному человеку могло показаться, что стеклянные двери распахнуты действительно гостеприимно. Сидор был внимателен, и он отметил, что шелковые ветви двух пальм у входа выглядят поникшими и неухоженными, что из магазина не льются завлекающие ароматы благовоний, молчат комнатные родники и крошечные фонтанчики…

Салон «Яблоко Париса» принадлежал Анне Николаевне Гюллинг. Здесь продавали букеты и композиции из самых роскошных искусственных цветов, вычурные вазы, стеклянные безделушки, ароматические палочки, свечи и прочие мелочи, предназначенные скрасить жизнь. Анна Николаевна была душой салона, но теперь, когда она погибла, уже у входа чувствовалась аура уныния и медленного разрушения (улавливать ауры Сидор тоже научился в Толедо).

Он вошел в магазин.

Так и есть.

Уныние и запустение.

Нет, это вовсе не означает, что внутренняя обстановка «Яблока Париса» выглядела черт-те как. Ничего подобного. Полки со стеклянными вазами блестели, и вазы блестели тоже. По периметру стен расположились изумительные цветочные композиции, способные удовлетворить самый взыскательный вкус. Но в каждой композиции присутствовала нотка печали, скорби, потери. Атласные розы цвета бордо напоминали открытую рану. Крепдешиновые георгины сливочного цвета – внутреннюю обивку гроба. А бархатные гвоздики словно были теми самыми гвоздиками, которые бросали вслед траурной процессии.

Сидор даже помотал головой, отгоняя от себя такие мысли. Подошел к прилавку и увидел, что на прилавке в маленькой круглой вазочке растет простая трава.

«Нет, не простая, – тут же дошло до Сидора. – Это кусочек дерна с могилы Анны Николаевны. Точно так».

Он с минуту постоял у прилавка, прислушиваясь к звукам внутри магазина. Звуки были характерные – кто-то плакал, стараясь скрыть то, что он плачет.

– Катя, – тихо позвал Сидор. – Катя, не плачьте.

На звуки его голоса из-за декоративного олеандра вышла фея Катя. Глаза у нее действительно были заплаканные.

Катя была не одна. Следом за ней из-за олеандра вышел Данила Крысолов. На сей раз он был не в крутом байкерском прикиде, а в шелковой черной рубашке и черных же строгих брюках со стрелками. Его сапфировые глаза, казалось, прожгли Сидора насквозь.

– Какого черта ты здесь очутился, Акашкин? – мрачно спросил Данила, а Катя всхлипнула. – Не до тебя сейчас.

– Я… я хотел выразить сочувствие, – сказал Акашкин. – Я совсем недавно вернулся из Толедо и сразу узнал, что Анна Николаевна погибла.

– Хочешь написать по этому поводу очередную жареную статейку? – сощурил глаза Крысолов. – Только попробуй. Я на тебя японских мышей натравлю. Они ночью придут и обгрызут твои новые силиконовые уши.

– У меня уши не силиконовые, – буркнул Акашкин.

– Без разницы. Проваливай. И чего тебе только не сиделось в своем Толедо. Тут воздух был чище, пока тебя не было.

Тут Катя подошла к Даниле и что-то прошептала ему на ухо, при этом указывая на правую руку злополучного журналиста.

– Акашкин, – в голосе Данилы слышалось неподдельное изумление, – ты что, женился?!

– Да, – стараясь говорить так, чтобы его голос звучал не слишком торжествующе, ответил Сидор. – Моя жена здесь, внизу. Духи себе выбирает, а то у нее старые закончились. И зря вы думаете, что я пришел сюда только для того, чтобы какую-нибудь статейку написать. С журналистикой покончено.

– Серьезно? – изумился Данила.

– Да. Дениза – так зовут мою жену – считает, что я способен на большее. Когда мы вернемся в Толедо, я буду заниматься историей оккультизма. Для книги. А в Щедрый мы приехали потому, что Денизе очень хотелось побывать у меня на родине. И потом, у нас медовый месяц. Мы же не подозревали, что в Щедром такое творится.

– Какое такое?

– Ну, мэрию в рыбок превратили, да и потом… С Анной Николаевной беда такая… И Юля пропала.

– Откуда ты все это знаешь, Акашкин?

– Пока на такси от вокзала ехал, шофер мне все новости – и свежие и не очень – рассказал.

– Ну и таксисты у нас пошли…

– Данила, – вступила в разговор Катя, – хватит тебе Сидора пикировать, он тебе не рассада помидорная. Я по ауре вижу – человек женился и остепенился. Сидор вообще сильно изменился, это заметно.

– Лысина только прогрессирует, – сострил Сидор.

– Сидор, – сказал Данила, – а ты не боишься, что если Юля обнаружится, то она тебя убьет? Она ведь не девочка из благотворительной организации в защиту тушканчиков. Она ведьма. До чертиков разозленная ведьма.

– Боюсь, конечно, – сказал Сидор. – Но, с другой стороны, от судьбы не уйдешь… Хотя, если Юле приспичит меня убить, ей сначала придется иметь дело с моей женой.

– Твоя жена – тоже ведьма? – спросила Катя.

– Еще какая, – гордо ответил Сидор.

И тут в салон вошла Дениза. От нее текло благоухание новых духов. У Денизы на духи явно был отменный вкус – это было видно по тому, как фея Катя слегка побледнела от зависти: она себе на свою фейную зарплату такие духи позволить, естественно, не могла.

– Сидор, – укоризненно сказала Дениза по-английски, – куда ты пропал? Я ищу тебя по всему центру.

– Милая, – по-английски же ответил ей Акашкин, – познакомься с моими давними… э-э… приятелями. Это фея Кэтрин, а это – экстрасенс Дэн.

– Давайте перейдем на русский, – сказала, мягко улыбнувшись, Дениза. – Мне очень приятно с вами познакомиться. Хотя я вижу, что мы с Сидором выбрали для этого не самое удачное время – вы носите траур. Это по той ведьме, которую взорвали в машине?

– Да. Но она была не только ведьмой. Она была прекрасной музыкантшей. Редко кто мог так играть на фортепиано! И с Юлькой они почти что помирились. Если б не этот таинственный убийца…

– Какой убийца? – хором спросили Сидор и Дениза.

– Долго рассказывать. А знаете что? Давайте-ка отправимся в «Одинокого дракона».

– «Одинокий дракон» – это чайный павильон, – счел необходимым пояснить Денизе Сидор. – Его содержит господин Чжуань-сюй. Он дракон.

– Как мило, – сказала Дениза. – Только у меня ноги устали ходить и ходить без конца.

– Можно взять такси, – предложил Сидор.

– Ты слишком расточителен, мой пупсик, – заметила Дениза, которая полчаса назад отдала за духи восемьсот евро. – А телепортация на что? Я владею этим искусством в совершенстве. Только задай мне мысленный образ того места, где мы должны снова материализоваться. И все будет в норме.

– Но мы не умеем телепортироваться, – сказал Данила, а Катя чуть испуганно кивнула.

– Ничего страшного, – улыбнулась Дениза. – Возьмемся за руки, друзья, как пел ваш русский бард!

Сидор задал Денизе яркую мысленную картинку входа в чайную «Одинокий дракон». Вся компания крепко взялась за руки.

Свист ветра.

Темнота.

Шелковые полотнища пространства хлещут по лицу…

– Мы прибыли, – первым открыл глаза Сидор. – Дорогая, ты просто прелесть.

Действительно, все они стояли перед входом в чайный павильон господина Чжуаня. «Одинокий дракон», как всегда, был гостеприимно открыт.

– Что ж, зайдем, – сказал Данила.

Они вошли, у специальных стоек сняли обувь и, отодвинув темно-пурпурные занавески, проникли внутрь большого чайного зала.

– Есть кто-нибудь? – повысив голос, спросил Данила.

На его зов из боковой двери, скрытой домотканой тканью, вышла девушка в китайском национальном костюме – две шелковые кофты голубого и лилового цвета поверх розовой длинной плиссированной юбки. На голове у девушки красовалась вычурная прическа, украшенная резными гребнями и золотыми заколками. Но, несмотря на все эти этнические вычурности, можно было легко узнать в девушке Марью Белинскую.